- И что ж такого твои глаза увидели? - негромко спросил Хэсситай.
- Да уж что увидели, то увидели. - Толстяк в последний раз промял Байхиновы плечи, встал и неспешно потянулся всем телом. Из-под складок жира выплыл на мгновение громадный треугольный рубец с рваными краями наложенных некогда впопыхах и неумело швов, колыхнулся и снова скрылся в недрах этой необъятной плоти.
Хэсситай неожиданно рассмеялся.
- Действительно, не стоило труда отказываться, - беспечно произнес он и опустился на лежанку. - Пожалуй, и мне тоже растирание не повредит.
- Вот сразу бы так, - укорил его банщик, жестом подзывая подручного. Тот помог Байхину подняться и вновь облачиться в зеленый банный кафтан, а толстяк тем временем занялся Хэсситаем.
- Вина, лимонной воды, ягодный взвар? - осведомился подручный.
- Отвар шелкоцветки, если есть, - отозвался Хэсситай.
- Есть, как не быть, - явно подражая толстяку в его несуетливой степенности, отозвался подручный и удалился.
Байхин проводил его взглядом и вновь улегся, закинув руки за голову.
- Давно бросил мечом махать? - Голос Хэсситая звучал неразборчиво.
- Да почитай, годков пятнадцать, - ответствовал банщик, вовсю трудясь над его спиной. - Вот как мне пузо пропороли, я это дело и бросил. Болел я тогда долго... а потом - ну, вы б меня видели! Худущий, что твоя жердь!
Байхин сдавленно фыркнул: вообразить банщика худым оказалось ему не под силу.
- Нанялся я тогда к здешнему банщику в подручные, - пробасил толстяк, продолжая орудовать. - Одежки выдавать и пересчитывать. Что потяжелей - мне тогда невмочь было. А как банщик помер с перепою, я так при сыне его и остался.
Так, выходит, молодой парень - не подручный, а хозяин?
- Толковый парень, - одобрил Хэсситай. - Заморенный только.
- Это он сейчас заморенный, - возразил толстяк. - А тогда и вовсе не жилец был. Ничего, выровняется. Через годик-другой женю его. В самой ведь уже поре малец.
- Это верно, - согласился Хэсситай, переворачиваясь на спину.
- А вы когда мечом махать бросили, господин киэн? - не без опаски полюбопытствовал банщик. - Или... не бросили?
- Бросил, - лениво отозвался Хэсситай. - Лет уже двадцать, как бросил. Бывает, что и таким, как я, удается другим ремеслом заняться. И до сих пор ни одна душа живая... нет, но надо же мне было на тебя наскочить!
- А вы что же, совсем по баням не ходите? - удивился толстяк.
- Отчего же, - возразил Хэсситай. - Вот только в массажную не заглядываю. И ни разу еще не встречал банщиков из бывших воинов... не в обиду будь сказано.
- Какая тут обида, - ухмыльнулся толстый банщик.
Дело у него было поставлено отменно. Едва только он отнял руки от Хэсситая, как в то же самое мгновение раздался перестук бамбуковин. Младший банщик, облаченный в длинное темно-коричневое одеяние, внес небольшой подносик, уставленный чашками, крохотными мисками с сухим и соленым печеньем, цукатами и тыквенными семечками, а также прочей утварью для приятного поглощения напитков и закуски. В центре подноса красовался пузатый сосуд для кипятка и маленький заварник из тяжелого фарфора с темно-синей подглазурной росписью - старинные вещи, теперь таких не делают, теперь такие покупают у торговцев древностями за бешеные деньги. Вот только эти предметы никогда не слыхивали тяжелого дыхания оценщика из антикварной лавки, не изведали осторожных любовно-алчных прикосновений знатока всяческих редкостей. Их не купили, дабы потрафить моде на старину. Просто их приобрели очень давно - может, прадедушка прадедушки нынешнего владельца пленился их тяжеловесным изяществом, - а потом их любовно берегли из поколения в поколение. Небогатые люди обычно куда как ревностно относятся к той малой толике красоты, которая входит в их наполненную трудами жизнь.