Сколько это будет продолжаться - до тех пор, пока боги обратят свое оружие против них?
- Сорен, - тихо спросила она, - ты не думал о том, что это может действительно оказаться концом эпохи, положенной Бреннилис? Что Ису еще раз предложена чаша молодости, и если он не попробует ее, то состарится и умрет?
Он остановился и долго смотрел на нее.
- И ты? - наконец выдохнул он. Она покачала головой.
- Нет, дорогой. Я тебя никогда не предам. Но мы с моими сестрами - без Бодилис, хотя она написала мудрое письмо, - говорили с Малдунилис, которая вернулась с Сена. Я знала, что ты будешь меня искать.
- И что вы решили?
- Может быть, Таранис согласится принять от Грациллония другую жертву?
- Не думаю. В его сердце течет не священная кровь.
Ланарвилис вздрогнула.
- Подождем. Сегодня Таранис не наслал на нас молнии. Но если боги и самом деле разгневаются, их месть будет медленной, но жестокой.
Сорен очертил в воздухе знак и сказал:
- Я думаю, Ис не должен пострадать из-за слабости одного человека. Вы, галликены, можете его проклясть, как Колконора.
Ланарвилис его перебила:
- Нет! Никогда! Возможно, он совершил ошибку, но сделал это не со зла. Проклятие, посланное без желания, не достигнет цели, как стрела, пущенная из лука, у которого нет тетивы.
- Может, не все галликены откажутся?
- Все, Сорен.
- Пусть будет так, - сказал он. - Что ж, у Иса уже были недостойные короли. Я говорю не о зверях, вроде Колконора, потому что устроить заговор против избранника Тараниса его вынудило отчаяние, а о тех, кто поставил под угрозу весь город. Мы разошлем наших людей по всей Арморике, они будут раздавать золото и обещания. Грациллонию будет поступать вызов за вызовом, и кто-нибудь из них его убьет.
Ланарвилис спокойно ответила:
- Мы, галликены, обсудим эту идею и отвергнем ее.
- Что?
- Некоторые из нас его любят. Но не думай об этом. Если потребуется, мы тоже можем положить свои сердца на алтарь. Мы с тобой политики, самые известные среди тех, кто служит богам. Ведь мы служим не только нашей матери Ису? Подумай о том, что сделал Грациллоний и еще сделает. Он укрепил город, даже не возводя стены. При нем снова расцвела торговля. Он примирил богатых и бедных. Он оберегает нашу свободу. Кто, кроме него, мог удержать императора Максима и не позволить ему войти в город? Кто, кроме него, мог заставить трепетать от страха шотландцев и саксов? Его Митра - полная противоположность Христу, отнявшему у нас наших богов. Только представь, что на его месте окажется грязный варвар или беглый раб. Говорю тебе, Сорен Картаги, и если ты честный человек, то признаешь это: если Ис потеряет короля Граллона, город поразит зло.
Наступила тишина, ее нарушал только грохот волн.
Наконец Сорен с трудом произнес:
- Я... это знаю. Но хотел услышать это от тебя. Я уже поговорил с членами Совета. Ханнон пришел в бешенство, но я с ним еще поговорю, и с остальными тоже. Мы не станет поднимать восстание, не станем устраивать заговор, просто подождем. Пусть нас рассудят боги.
Он постоял и потом добавил:
- Но мы, их жрецы, не можем сидеть сложа руки. Они сделали нас теми, кто мы есть. Как мы можем исправить совершенное ими зло?
- Мы подумаем над этим, - мрачно ответила Ланарвилис. - Мы, его жены, знаем, как упрям Грациллоний. Но терпение и твердость - лучшее оружие женщины. Поэтому мы заложим основы его неотвратимого будущего, завтра он умрет, и мы его похороним. Наши дочери должны расти в благоговейном страхе перед богами. Во-первых, это надо внушить Дахут, дочери Дахилис, которую мы воспитываем. Форсквилис чувствует, что над девочкой довлеет рок. Какой неизвестно, но с годами эта сила становится все более явной.
Сорен снова очертил в воздухе знак.
- Хорошо, - сказал он.