Сергей Галикин
Слон и мышь
лениво отгоняя мух еле заметным шевелением своих громадных ушей, дремал в тени такой же громадной и старой шелковицы. Вокруг была разбросана его пища, принесенная ни свет ни заря его старым смотрителем: свежее сено, в котором были спрятаны и бананы, и морковка, и капустные кочаны, и даже несколько мелких арбузов. Кругом валялись несколько ивовых веников, связанных попарно, чтобы слон мог сперва немного поиграться, прежде чем полакомиться ими.
В ветвях старых шелковиц и акаций весело пели соловьи. На дальнем пруду, пониже вольера, шумно плескалась семейка африканских бегемотов и обычная жизнь зоопарка текла в тот день как всегда.
Наш слон лениво дремал и, казалось, ничего не могло нарушить его покой.
Вдруг среди тысяч утренних звуков он услыхал тонкий, едва заметный писк. Он чуть приподнял свое массивное серое веко, на том самом глазу, который не был прикрыт его громадным ухом, и пристально всмотрелся.
На том самом арбузе, который он пару часов назад слегка растоптал, чтобы потом съесть после сна, сидела едва заметная маленькая полевая мышь и с удовольствием поедала сладкую сочную мякоть своей усатой остроносой мордочкой. Ее маленькие черные круглые глазки так и сияли от радости!
Наш старый слон уже хотел было закрыть глаз и продолжить свой сон, как вдруг какое-то глубокое, дремучее, совершенно непонятное ему самому чувство, охватило его, он встрепенулся, сгоняя с себя тысячи ленивых мух, кряхтя приподнялся и встал перед пирующей мышью во весь свой громадный рост. Его черная тень накрыла половину вольера. Он угрожающе приподнял свой грязно-серый хобот, его желтоватые бивни зловеще заходили под ним, рот раскрылся, а маленькие глазки страшно засверкали: