Ник, ты как?
- Предпочту любоваться звездами, - ответил Ник
- Я тоже пройдусь, - Огнев встал, и они с Иваном исчезли за кустами.
Подложив в уголья догорающего-костра несколько картофелин, Ник обернулся к Тане, которая сидела молча и смотрела в небо.
- Господи, как их много! - сказала она, почувствовав его взгляд. - А там, смотри, между ними как будто паутинки протянуты. И это ведь тоже звезды. Только очень далекие.
- Да и эти неблизкие, - добавил Ник. - Недосягаемые миры. Я в детстве очень жалел, что до них так далеко, что жизни не хватит, чтобы добраться туда, посмотреть на обитателей их планет. А теперь иногда смешно делается: представляю, как я, силой мечты или какой-то там сверхсовременной техники, оказался на каком-нибудь Альдебаране и увидел, как из тамошней альдебаранской хибары вылезает местный житель о трех головах и о пяти хвостах и смотрит на меня, как на нелепую игру природы. Что он скажет мне, что я ему скажу? ИГ своим-то не всегда знаешь что сказать.
- И все равно хочется. Хоть бы краешком глаза взглянуть, как оно там...
- Хочется, - согласился Ник, снял с себя куртку и накинул на плечи Тане.
- Эй, ты что? - удивилась она.
- Прохладно становится, а свитерок у тебя тоненький.
- А ты как же?
- У меня кровь горячая... Как Полярную звезду найти, знаешь?
- Нет.
- Смотри сюда. Ковш Большой Медведицы видишь? Отсчитай четвертую. И от нее вон туда. Та, одинокая, и есть Полярная звезда. Весь звездный купол вращается, меняет положение, а она нет. Всегда указывает на север.
- Какая невзрачная! Мне всегда казалось, что Полярная звезда должна быть яркая, большая...
Послышалось пение, хруст веток, шаги. На полянку выкатились Иван и Огнев. Пел Огнев. У него был мелодичный, но несколько дрожащий высокий тенор. Песня была иностранная, красивая, Тане незнакомая. Иван топал стороне. Потом, отклонившись от курса, молча остановился у краснеющих угольев исчез в темноте. Огнев допел последний куплет и поклонился.
Ник и Таня захлопали в ладоши.
- Нравится? - самодовольно спросил Огнев.
- Очень, - призналась Таня.
- Это "Джованеза", любимая песня итальянских фашистов.
Таня промолчала.
- У них много прекрасных песен, - сказал Огнев. - Я их собираю. И другую их символику тоже.
- Юрочка, в другой раз расскажешь, давай лучше картошечки, - предложил Ник.
- Дуче Муссолини был великий человек! - крикнул Огнев. - Величайший лидер двадцатого века, непонятый при жизни и оболганный после мученической смерти!
Только тут Таня поняла, что известный артист в стельку пьян. А Иван, что же тогда Иван? Таня встревожилась не на шутку и пошла разыскивать мужа. Он оказался совсем недалеко - стоял, согнувшись, обнимая толстый ствол дерева, и смачно травил прямо на свои спортивные тапочки.
Ей захотелось подойти, врезать ему хорошенько, а потом схватить за грудки и отволочь домой. Потом расхотелось. Эта волшебная летняя ночь, осиянная вечным светом звезд, - и черная, скрюченная, содрогающаяся, издающая утробные звуки фигура. Обитатель Солнечной системы. Представитель человечества. Ее муж. Сволочь поганая.
Таня отвернулась и поднялась на полянку, где снова горел костер. Огнев угомонился и тупо жевал печеную картошку, пачкая лицо золой. Ник стоял рядом и ловко жонглировал тремя картофелинами. Ему хватало света костра и звезд.
Одновременно тренировка и охлаждение продуктов, - пояснил он, не прекращая своего занятия. - Нашла благоверного?
- Нашла. Зря ты снова костер запалил. Домой пора.
-Ничего, это сухой ельник, сучья. Мигом прогорит. Сядь-ка, поешь картошечки.
А, поешь картошечки.
Он кинул ей картофелину, остальные поймал в ладонь и сел рядом с Таней, пододвинув развернутый пакет с солью.
- Не жжется? - спросил он.
- Нет, - ответила Таня, разламывая картофелину -И пропеклась отлично, в самый раз.
Пока доели картошку, костер прогорел. Таня поднялась.