«А весной, как только появятся цветы, соберу букет и схожу на могилку Марии Петровны,думала Женя.Нет,передумала она,буду ходить каждый выходной. А зачем ждать весны! Пойду в ближайший выходной...»
И она выполнила свое намерение.
Ключи к сердцу
В январе, в начале второго полугодия, Петр Игнатьевич вышел из строя. Перед школой встала новая трудность: кто поведет его класс? Уже в первый день, когда учитель не вышел на работу, лихорадило всю школу: бездельничающие ребята заглядывали в другие классы, носились по коридору, мяукали и раньше времени разбежались по домам, не выполнив задания.
Женя вызвалась первая:
Позвольте мне. Хочу попробовать силы. Мне жаль Петра Игнатьевича...
Вести «распущенный» класс никто не хотелза дополнительным заработком не гнались,и все вздохнули с облегчением:
Пусть попробует! Много на себя берет!
Только я не буду завучем! Какой я завуч! Просто стыдно сидеть на этом месте.
Я бы согласился заведовать учебной частью,сказал Лысиков.
Все приветствовали и это решение, и Агния Петровна согласилась с ним.
Первый урок в чужом классе прошел у Жени мучительно. Все ее усилия навести порядок ни к чему не приводили. При этом, кроме двух переростков, Ковалькова и Пронина, сознательных нарушителей дисциплины не было, дети просто не умели сдерживаться, управлять собою. Что бы ни случилось: шум за окномвсе бросались к окну, стук в коридоревсе готовы были бежать в коридор, отвечал одинвсе готовы были принимать участие; класс взрывался, как порох, от любой искры: непродуманного слова учителя, реплики ученика и «художеств» двух второгодников-переростков. В дальнейшем Женя пробовала ставить их у своего стола, оставлять после уроков, читать нотации, высылать за дверьничто не помогало. Последняя мера оказывалась наихудшей: дверь то и дело открывалась, иногда настежь, и два хулигана корчили рожицы, пели по-петушиному, и класс смотрел не на учительницу, а на дверь, ожидая следующей выходки.
Ну что мне с ними делать? Посоветуйте!обратилась она к педагогам.
Все потупились. Лысиков с готовностью отозвался:
Я приду к вам на урок. Если понадобится, буду ходить каждый день. Мы их переломим.
Женя испугалась: Лысиков будет «ломать» у нее на уроке? Чему же она училась? Ломатьэто больно. И детям и ей. Нет, надо найти какую-то струну! Войти в душу. Но какую? Как?
Лысиков пришел на урок, уселся на задней парте и сразу же взял на себя обязанности стража: на детей смотрел зверем, на учительницуягненком. Женю поразило совмещение в нем столь различных качеств. Когда же к концу урока ребята «выпряглись», непрошеный помощник обоих второгодников вышвырнул за дверь.
Женя возмутилась:
Я прошу васне ходите ко мне на урок.
Но я обязан! Я завуч!..
Ну, хоть... две недели! Дайте мне самой... Я справлюсь...
Надо вызвать родителей,предложил кто-то.Распустилипусть воспитывают как умеют. Это их обязанность.
Не умеют родители. В том и беда,вмешалась Агния Петровна.Кто их этому учил? Никто не учил. Родителям надо помогать, а мы их зовем на помощь. Не будем мешать Евгении Михайловне. Она сама найдет ключи. Она у нас умница...
Агния Петровна не ошиблась: Женя действительно нашла эти ключи, сначала к сердцу второгодников, а затем, с их помощью, и ко всему классу. И произошло это случайно, никакой педагогической мудрости или таланта она и не проявила, но, несомненно, проявила мудрость своего сердца.
Однажды, занимаясь во вторую смену, она оставила своих мучителей на час после уроков. Сначала она стыдила их, укоряла, говорила о долге перед родиной, перед родителями и с горечью убеждалась, что слова летят мимо, не шевелят ни одной струны, душа ребят на замке и отпереть ее не удается; но когда по истечении часа она вызвалась проводить их до дому и при этом сказала: «А то еще медведь задерет!»флегматичный Пронин ответил:
Не задерет! Теперь медведи спят. Черный спит в дупле, а бурыйв берлоге, где-нибудь под коряжиной... Теперь их можно самих задрать. Приходи и бери как миленького.
А какой из них страшнее?спросила Женя, для которой все медведи были «на одно лицо».
Приятели оживились и стали просвещать свою учительницу:
Черный медведь поменьше, с белой грудкой, любит лазить по деревьям, на людей не нападает; зато бурыйс ним лучше не встречаться: не уступает и тигру; а до меда лакомки оба.
Только бурый подхватит улей да в кусты, а черный расправляется на месте. Пчелы кусают, а ему хоть бы что! А если покусают лошадь, то лошадисмерть...
Смотря сколько укусов,дополнил приятель.Один раз черный забрел в деревню днемсначала мы жили не здесь,а на него накинулись все: бабы, ребятишки... Тогда он на дерево, а мы окружили дерево, старик один с вилами, а ружья нет. Он сидит на дереве, а мы кругом...
Рассказам о медведях, казалось, не будет конца, и в глазах ребят звери выглядели «хитрее человека», а медвежататакими же озорниками, как и сами рассказчики.
Исчерпав рассказы о медведях, стали говорить о волках, тиграх, о рыбах. Учительница оказалась хорошей ученицей: внимательно слушала, задавала много вопросов, искренне восхищалась, на какое-то время вовсе забыла свою роль; ребята увлеклись: перебивали друг друга, горячились и тоже забыли, что перед ними учительница, которая только что наговорила им кучу обидных слов.
Женя разворошила огромный запас ребячьего жизненного опыта и сейчас не узнавала своих «трудновоспитуемых», а онисвою «въедливую» учительницу. И когда затем шли втроем по улице, ей казалось, что рядом с неювзрослый солидный народ, а Пронину и Ковальковучто учительница самый понимающий человек, и за такую можно и в огонь и в воду.
На следующий день поведение «трудных» было безупречным. Больше того, они выступали непрошенными помощниками, ловили всякую удобную минуту, чтобы дополнить и уточнить свои вчерашние рассказы. Тогда Жене пришла мысль пригласить их на прогулку в лестропы уже были протоптаны.
Теперь в лесу было иное очарование, не уступавшее осеннему: тишина, избыток солнца, белизна снега, прозрачность воздуха, резкость теней, редкое, но такое милое пернатое население: поползни, дятлы, синицы, клесты.
Пронин и Ковальков с энтузиазмом приняли предложение учительницы. Войдя в лес, они сразу же стали экскурсоводами, а онаэкскурсантом: она спрашивалаони отвечали, показывали и рассказывали, припоминали и то, что происходило здесь летом, и то, что слышали от других. Деревья они узнавали по коре и почкам, птицпо полету, зверьковпо следам.
Как вы, ребята, много знаете,не удержалась учительница.А я знаю здесь только дубок да березку.
О, березки у нас разные. Эта, которую вы знаете, белая, эту все знают, а то у нас есть еще черная, а на горахкаменная; а мой отец говорилесть еще железная, та тонет в воде, как железо. Это самое крепкое дерево, какое у нас растет.
Ребята отыскали амурский бархат, попросили учительницу потрогать кору.
Ну что?
Ой, гладкая какая...
Это дерево называется бархат.
А такое есть и у нассосенка!сказала Женя, указывая на деревцо, стоявшее в стороне.
Ребята ринулись в сугроб, сломали ветку и показали учительнице:
Это не сосенка, а кедр! Какая же это сосенка!? Мой папа лесникон все деревья знает. Тут вот, смотрите, пучок из пяти иголок, а у сосныиз двух. Какая же это сосенка?!
Ребята узнавали на снегу следы зверей и птиц и рассказывали об их повадках. К удивлению Жени, в лесу у них появлялся значительный запас слов, слова были свои, особенные и располагались как-то по-особому. Иногда она просила их повторить сказанное и с интересом вслушивалась, как оно звучит, каким смыслом наполняется.
Незаметно они подошли к горной речушке. Речушка была сказочно красива: пухлые обрывистые берега из рыхлого снега, по руслувалуны, точно крошечные домики под высокими снеговыми шапками; природные перекладиныветровал, валежник под пышным снеговым покрывалом, на котором уже наследили зверьки и птицы.
Но почему она не замерзает?спросила учительница.
Ого, как же она замерзнет, когда так быстро бежит? Когда бежишьне замерзнешь,пояснил Пронин.