Женя стала читать следующую запись:
«24 сентября. Приехала к месту работы. Явилась к священнику. Благословил, ткнул руку к губам, поцеловала. Вечером пришел староста. Пожалел, что я маленькая; лучше бы прислали мужчину: учить и не бить нельзя... Заметил, что и рука у меня маленькая; спросил: не отсыхает ли? Я взглянула на его рукупальцы толстые, и на каждом следы увечья: то содран или расколот ноготь, то свежая ссадина. Я прониклась уважением к его рукам. Это они делают все, чем мы пользуемся. Мне хотелось пожать эту руку, но он не протянул ни когда вошел, ни когда уходил. Неужели стесняется? А я очень стесняюсь. И знал бы он, как я уважаю таких, как он. Вечером пришла старушка с хозяйской половины и стала спрашивать, скоро ли страшный суд. Оказывается, сбывается пророчество: пошло царство на царство, народ на народ, брат на брата, сын на отца; скоро наступит мор и глад; по земле уже ходит антихрист, но все время меняет личины, и распознать его невозможно. Старушка боится, чтобы светопреставление не началось зимою: пуще всего не любит холода».
Женя сделала паузу, вспомнила, как приехала к месту работы она, как ее встретила Агния Петровна, улыбнулась: «Спасибо ей, она понимающая». Стала читать дальше:
«26 сентября. Отслужили молебен перед учением. На молебен пришла вся деревня. Священник окропил школу и всех присутствующих «святой водой», допустил приложиться ко кресту, евангелию и своей руке. После молебна была проповедь: бога бойтесь, царя чтите; за богом молитва, за царем службане пропадет; кротость, смирение, послушание, соблюдение постов, праздников, посещение церквиглавные добродетели. И в каждом слове угроза, за все грехикара и в сей жизни и в будущей.
Первый урокзакон божий; священник провел его сам; я сидела и слушала. Сначала он проверил, у всех ли есть нательные крестики, затем стал учить, как нужно складывать персты и осенять себя крестным знамением, проверил, какие молитвы знают ребята, попытался хором разучить «Отче наш»; мне сделал наставление: начинать и кончать уроки молитвой, пуще всего воспитывать «страх божий», посещать церковь.
Когда он уехал, перед ребятами выступила я. Поднялись парни выше меня ростом и почти ровесники, и рядом с ними малыши; девочек только две, а всего тридцать человек. Некоторые учатся четвертый год, но читать и даже говорить не умеют. Я спрашиваю, а он молчит и смотрит в угол... Что я буду с ними делать?..»
Дневник захватил Женю: она читала не отрываясь, удивлялась, негодовала, радовалась, что подобного уже нет, что ее жизнь наполнена светом; поражал также живой интерес учительницы к судьбе каждого ученика. Некоторым из них были посвящены целые страницы с добавлениями и соображениями на следующих. Женя то и дело захлопывала тетрадь и подолгу размышляла, делала закладки, подчеркивания, чтобы еще и еще раз вернуться и поразмыслить.
«11 ноября. Парни вернулись с заработков». В сентябре уехали, в ноябре вернулись: работы нигде нет. Двое приходили ко мне, спрашивали, как работает паровоз, телеграф, на чем держится луна и солнце. Истощенные, бледные, но глаза горят, слушают с жадностью. А дома есть уже нечего. Как же нелепо устроена жизнь! Земли много, руки просят работы, желудок просит пищи, головазнаний, сердцеласкового слова, все это возможно, но ничего этого нет».
И снова сидит Женя над раскрытой тетрадкой, смотрит перед собой и ничего не видит, потому что смотрит в минувшее и в свою душу: «Как же это все так было! И как хорошо, что стало не так. И какое же спасибо тем, кто все передела л, что все пошло по-новому».
«10 марта. Как часто здесь пускают в ход кулаки и как много плачут, особенно дети и женщины. Дети, очевидно, потому, что на них не обращают внимания,иногда и на них сыплются проклятия: «Погибели на вас нет! Чтоб вы подохли! Наказание господне!» Для детей не находят ласкового слова. Женщины плачут от нужды и темноты. Ефросинья показывала синяки по всему телу: муж винит в том, что она, некрасивая, «присушила» его, красивого, тогда как сам же в первый год замужества - называл «писаной красавицей». «А теперь, когда дети иссушили, стала немила, на другую залицается...»
«20 июня. Как много над ними начальства. Сегодня пыталась сосчитать: десятские, сотские, староста, старшина, стражник, урядник, пристав, земский начальник, исправник, уездный и т. д. И все грозят, все возвышают голос, всяк готов пустить в ход кулаки. И никто не обойдется по-человечески, никто ничему не учит. Священник учит покорности. А я? Чему учу я? Боже, какая малость! А знаний нужна гора! Кажется, будто у всех одна задача: пригнуть человека к земле так, чтобы он не распрямился и ничего бы кроме земли, под ногами не видел. Когда же придет конец? Сегодня у Еремкиных увели со двора последнюю корову. Пытался вырвать поводок, толкнули в грудь, отлетел в сторону...»
«15 августа. Снова мобилизация. Берут ратников второго разрядапоследних кормильцев. По деревне плач. Который раз за эту войну? Брали молодежь, светловолосых голубоглазых парней. Как рожь, «связали в снопы», положили, на землю и всех перемолотили. Вернулось несколько калек. Теперь на смену сыновьям пошли отцы. Забрали лучших лошадей, лучшие телеги, сбрую, выгребли овес... Не сплю ночами, приникаю к окну, выхожу на крыльцо, смотрю в темноту, на запад. Там творится что-то нелепое: взрослые люди потеряли разум, убивают и калечат друг друга, разрушают города и села, а в тылу, с той и другой стороны, священники благословляют идущих на убийства, призывают на помощь бога, обещают счастливую жизнь... на небе. Вот оно, лицо нашего мира! Как оно ужасно! Земля порвана на клочки, разграблена и присвоена. Вступающим в жизнь не оказывается места. Нищие, темные деревни. Их сознательно держат в нищете и темноте. Кто же они, сидящие наверху? В чем их идеалы? Во имя чего эти жертвы? Моральные банкроты, себялюбцы, лицемеры, лжецы и трусы. Боже, неужели в сердце не окажется места ни для чего другого, кроме гнева и ненависти! 1916 лет молимся о любви к ближнемуи вот она любовь! Сколько написано книг, сказано хороших правильных слови куда пришли! Неужели нельзя свернуть на другую дорогу?..»
«Февраль 1917 г. Сереженька, родной... Где ты теперь? Мечта твоя осуществилась: солнце новой жизни взошло! Как мы будем теперь счастливы. Люди одумаются, посмотрят, что натворили, ужаснутся, «перекуют мечи на серпы и плуги...»
Женя задумалась над судьбою Марии Петровны. Сережа, конечно, не пришел; после Февральской революции сколько еще было грозных событий! Какую мечту, какую чистоту пронесла она через всю жизнь!
Женя продолжала читать:
«Июль 1917 г. Что же такое происходит? Снова зовут к войне, снова стреляют в рабочих; крестьяне по-прежнему без земли; та же нужда и темнота. Правда заволакивается тучами. Какая жестокость, какая нелепость...»
«... Ноябрь 1917 г. Свершилось: тучи рассеялись, снова показалось солнце. Русский человек, усталый, измученный войною и неправдами, встал во весь рост и сказал народам: «Остановитесь! Одумайтесь! Посмотрите, что мы наделали? Кому все это нужно? А ведь мы люди, братья по труду, товарищи! Мы все это строили! Зачем же было разрушать? К миру зову, братья! К дружбе. Долой войну! (Власть Советам! Земля, недра, фабрики, заводытрудящимся! Вот онанастоящая правда».
«Апрель 1918 г. Снова тучи заволокли землю, темные силы расправляют крылья. По деревням ползут слухи: обновляются иконы; старенькие, выцветшие, засиженные мухами, становятся «новыми»; сами собою по ночам звонят колокола; у чудотворной иконы «божьей матери» посыпались слезы; в Киево-Печерской лавре пошевелились мощи угодниковблизится конец света. К чему тревожиться о земном, надо тревожиться о небесном: здесь прах и тлен, болезни, воздыхания, а тамрадость и жизнь бесконечная. Из четырнадцати государств ползут на нашу землю темные силы: «К Москве, к Москве! Сорвать красное знамя! Убить знаменосца! Потушить огонь революции...»
Обо всем этом говорили Жене и в школе-семилетке и в педагогическом училище, но тогда все это скользило по поверхности сознания, теперь же, написанное от души человеком-очевидцем, взволновало душу и сделало участницей великих событий...
Прочитав дневники, Женя принялась за книги. Теперь они производили на нее совсем другое впечатление. Очевидно, и для чтения нужен «настрой», подготовка, нужно вырасти до уровня книги. В книге мы берем столько, сколько можем унести: сначала плаваем по ее поверхности, с возрастом погружаемся все глубже, начинаем извлекать со дна драгоценный жемчуг, познавать тайны глубин. Так было и с Женей: книги несказанно обогащали, поднимали душевный строй, вызывали желание пройти по тем местам, о которых говорилось в книгах, по родной земле, осмотреть и поле Бородина, и окрестности сельца Михайловского, и Ясную Поляну, и город Ленина; проехатьнет, лучше бы пройтиберегом Волги, от истоков до устья! Сколько к ней привязано сел и городов, сколько на ее берегах произошло событий, сколько о ней песен сложено, стихов и картин написано... В душу маленькой, еще неопределившейся женщины вошло большое чувство родной земли, с ее прошлым и настоящим...