Я сказала, что мальчик должен убраться в ваших покоях, госпожа.
Хорошо
Госпожа, но помните: Петрония может в любой момент зайти сюда и проверить. А если министр Квинт постучит
Этого не будет. Не волнуйся.
Что-то произошло в переходе старейшин, заметила Мителла. Петрония пошла туда вместе с тремя крепкими рабами. Вроде бы ничего серьезного по её словам, но я видела, как она обеспокоена.
Мора лишь кивнула. Её не заботили проблемы слуг. Навалилась страшная усталость. «Я чувствую себя измученной старухой. Надо больше отдыхать».
Наконец Дуа поднялась с кровати и, хмурясь, сказала:
Мне пора идти. Я засиделась.
Ты уверена? спросила Мора. Если хочешь, можешь еще побыть с Зайном. Время есть.
Бывшая хозяйка дома Ноксов замотала головой.
Нет, не сегодня. Я и так испытываю терпение богов. Она посмотрела на сына. Я вернусь за тобой, моя душа.
Хорошо, мама, сказал Зайн. Слезы катились по его лицу, губы дергались, кривились.
Мителла, облизнув сухие губы, приоткрыла дверь, глянула в образовавшийся проём. Затем, повернувшись, задумалась. «Видимо, не знает, кого первым отвестимальчика или его мать».
Пусть Зайн пока останется в покоях, приказала Мора. А я, ты, Мителла, и Дуа спустимся вниз. Всё просто.
Может, вы не пойдете, госпожа? спросила рабыня.
А если вас застукают? Нет, я должна быть с вами. Не хочу, чтобы тебя еще и наказали из-за меня.
Стискивая челюсти от ломоты в спине, Мора поднялась, взяла трость и, подволакивая больную ногу, направилась к двери. Её мучительно тянуло к полу. Казалось, позвоночник сейчас хрустнет под тяжестью тела и сложится. «Но я пока хожу, а значит не растеряла последние крохи гордости».
В коридоре гуляли сквозняки, холодный белый свет едва-едва струился в жар-камнях, придавая теням невообразимые формы. Мителла, оглядываясь по сторонам, уверенно шагала впереди, а за ней плелись Мора и Дуа. Бывшая хозяйка дома Ноксов вытерла рукавом последние слезы и теперь выглядела куда увереннее, чем была потестатем назад. К тому же сумрак скрадывал опухшие глаза, морщины и придавал её волосам темно-пепельный оттенок.
«Жаль, тьма не спрячет мой горб».
Эй! Постойте!
Сердце Моры дрогнуло: она, казалось, целую вечность разворачивалась, чтобы увидеть говорившего.
«Этого просто не может быть! Не может».
В одном из переходов коридора стоял призрак, облаченный в доспех палангая.
Номики.
Мужчина, изнасиловавший её.
Глава четвертая. Исхак
Венерандум, переход из королевского замка в здание старейшин
У него сломана рука, сказала Петрония, хмурясь.
Исхаку она напоминала бочку с толстыми руками и короткими ногами, покрытыми черными волосками. Из-за пухлых щек рот, видимо, уже навсегда застыл в форме буквы «О». Вдобавок ко всему от управляющей воняло грязными тряпками, перебивающими запах крови, и еще чем-то кислым. Приходилось как бы невзначай зажимать нос и дышать ртом.
Двое крепких рабов взяли за руки и ноги мертвого Палатина и отбросили подальше, словно куль с мукой. Третий раб стоял позади старой Петронии и дожидался её приказаний. Выглядел он смущенным.
Остальное всё цело? спросил Квинт, скрестив руки на груди и прислонившись о стену. Его темные глаза в загадочном сиянии, вырывающимся из камней коридора, казались еще темнее.
Старуха хмыкнула, засунула руку под робу Доминика и медленно провела ладонью по животу и груди.
Больше серьезных повреждений нет, без тени эмоций сказала она. Мальчик допрыгался. Я знала, что рано или поздно Палатин не сможет сдержаться и
Сейчас мне неинтересно твое мнение, заявил Квинт и уставился себе под ноги. Кажется, новые сапоги запачкал.
Исхак до сих пор не мог прийти в себя. Его била дрожь, а ноги едва слушались. Пришлось отойти подальше от остальных и сесть на пол. Перед мысленным взором то и дело возникала картина, как Палатин налетел на Доминика и принялся его лупить. «А я не помог. Стоял дурачком. Как теперь смотреть в глаза Гименее?»
Бело-синий свет тек по камням и, казалось, оживлял их. Если не моргать несколько ударов сердца, можно увидеть как они начинают дышать
Слуга точно мертв? спросил министр Квинт.
Раб лежал с неестественно вывернутой шеей; на горле чернел огромный синяк. Хмурясь еще сильнее, старуха повернула голову в сторону Палатина.
Сейчас Юзон встречает его в своем замке, буркнула она.
Быстро кивнув, Квинт сказал:
Доминика необходимо положить в одной из комнат старейшин. Гименея и её младший брат не должны видеть его в таком состоянии. К тому же до покоев старейшин ближе. Да и мест в королевском замке все равно нет. Едва улыбнувшись, он взглянул на Исхака. И ведь не туда ты с Домиником держал путь, а? Теперь-то насмотришься вдоволь, малец.
Волна стыда с головой накрыла Исхака. Больше всего на свете сейчас хотелось оказаться как можно дальше от этого места.
Слухи не должны расползтись, Петрония, сказал королевский министр.
Никто и не узнает, господин. Этим трём рабам можно доверять. А остальные слуги просто сделают вид, что Палатин исчез, растворился как призрак.
«Так ведь нельзя! Нельзя!»
Исхак до сих пор не мог поверить, что Квинт, этот доходяга с пылающим взором, так легко расправился с потерявшим контроль рабом. У него ведь руки тоньше, чем у дагена! Но в тот момент, когда схватил горло мальчика, он разом преобразился, стал как будто выше и крупнее. А глаза? Они наполнились чернотой!
«Я всё себе выдумываю».
Спасибо, Петрония. Голос Квинта прозвучал с пылкой благодарностью. Я знал, что должен обратиться именно к тебе.
«Я должен рассказать Петронии о том, что случилось. Обязан!» Но Исхак понимал: старуха наверняка обо всём прекрасно знала. Да и сложно ли догадаться, когда натыкаешься на израненного мальчика, труп, высокого взрослого министра и на служку? Тут ненужно обладать высоким интеллектом.
Но всё же
Мы обязаны известить о случившемся! сказал Исхак как можно храбрее. Голос дрожал и срывался. Нельзя этого скрывать! Квинт задушил раба! Только Безымянный Король может лишать жизни
Успокойся, мальчик, перебила Петрония. Разумеется, я поняла, кто убил Палатина. Но, видишь ли, министр не совершил преступление по той причине, что завтра раб всё равно должен был умереть.
Повисла тишина. Двое рабов подняли Доминика и понесли в сторону комнат старейшин.
По почему? непонимающе спросил Исхак.
«Она обманывает меня! Как и Квинт! Они заодно!»
Старуха тяжело вздохнула. В её глазах появились печаль и смирение, смешанные настолько, что, как в комке глины, не различишь, где что начинается.
Семь анимамов назад Палатин убил маленького раба, сказал Квинт, даже не смотря на мальчика. А Доминик стал свидетелем убийства. Думаешь, слуга набросился на него только из-за того, что вы ушли? Ошибаешься, малец. Он лишь нашел повод для атаки. Поверь, если бы я не оказался рядом, он втянул бы и тебя.
Откуда ты знал? спросил Исхак. Мы только вчера прибыли!
Квинт загадочно улыбнулся.
От меня, заявила Петрония. Я обо всём рассказала ему, когда министр попросил найти тебе хорошие покои.
«Это невероятно!»
Накатила волна жара, ударила в лицо, затем сердце сжалось от боли, трепыхнулось и замерло.
Я следил за вами все утро, малец. Неужели бы позволил тебе умереть, а? И где мое спасибо?
Исхак не знал, что ответить. Лишь обнял согнутые ноги и уткнулся лицом в колени, плача. Треклятая дрожь не прекращалась, он ощущал себя ничтожным и беспомощным. Вся его жизнь с самых ранних хакима была наполнена болью! Он, дурак, рассчитывал, что как только выберется на поверхность, то и страдания прекратятся. Трижды ха-ха! Всего лишь второй анимам тут, а уже вляпался в неприятности.
Даже самые-самые первые воспоминания связаны с горем! Исхак никогда не забудет, как оказался с Кахси в какой-то огромной комнате, полной таких же хнычущих малышей. В руках он держит вырезанную из кости фигурку то ли бога, то ли воина Единственное, что осталось от родителей. Затем в комнату входят двое мастеров и четверо женщин, принимаются раздевать детей, а взамен давать астульские робы Конечно же, у него отобрали игрушку!