И сновасловно ударило в голову! И правую рукуожгло! А ноги уже остановились, не шли
А пареньтот юнец с мечомвозник перед глазами и ухмылялся!
Да что ж такое-то! И вообще, откуда они тут взялись все? С мечами, с копьями. Этот вопрос пока оставался без ответа, а вот предыдущий Вот тут-то Егор уже начал кое-что понимать! Колдунья! Бабка Левонтиха все же не обманула со своим зельем! Если принять это за аксиому, то То напрашивается выводон, Егор Вожников, все-таки получил, что хотел: возможность предвидеть будущее: пусть локальное, пусть только ближайшее, пустьтолько самые нехорошие вещи. Но ведь предвидел же! Иначе б откуда этот сон, эти видения? А вдругда правда? И ноги не хотят идти
Пройдя еще несколько метров, Егор снова увидел перед глазами юное ухмыляющееся лицо воина, снова почувствовал острую боль в правой руке и не смог уже больше идти. Потому чтознал, потому чтопредвидел! Работало бабкино зелье.
Возвращаемся! обернувшись, решительно заявил Вожников. Сбились с пути малость.
Хо! Сбились? Иван Борисович нервно расхохотался. Так ты проводник, аль хвост собачий?
Да немного совсем. Сейчас вот чуток вернемся назад, а потом свернем.
Беглецы, конечно же, были недовольны, но все ж не спорили да и не ругались долго: послушно повернув назад, вновь пошли за Егорома куда им деваться-то? Ворчали только:
Ну, парень, заве-о-ол!
Шли опять-такиходко, но теперь проводник вовсе не чувствовал такой обреченности, «отрубленную» в «схватке» руку уже не пронзала боль, и не висела перед глазами ухмыляющаяся рожа юного убийцы в сверкающем стальном шлеме. А главное, на душе стало как-то ну, не то чтобы хорошо, а спокойно, что ли. Вот ведь бабка!!! Если, конечно, это она, если не показалось все! Да нет, не должно бы.
Пройдя назад половину пути, Вожников уверенно свернул направо, на неширокую повертку, вскоре приведшую путников к заснеженному лесному озеру, в которое впадалаили вытекалаузенькая речка, даже, скорей, ручей. Местные жители, кстати, произносили это слово с ударением на первый слогру́чей. Ну, понятнофинно-угры, вепсыу них всегда ударение на первый слог падает.
Немного переведя дух, по этой речке-ручью и двинулись дальше, ибо направление совпадало с тем, что держал в уме Вожниковк югу. Прошагать километров двадцать-тридцать, а там уж и выйти к какой-нибудь реке Водского водораздела, без разницы, к какойЛиди, Колпи, Чагоде. Там, рядомБоброзеро интересно, жилая деревня? А пес ее Лидьточно нежилая, дачная. Зато Заборье, Подборовье, Ефимовскийжилые! Ладно, раз не пускает бабка в Пашозеро, так хоть туда. Борисычи да Антип, судя по всему, мужики опытные, охотники-рыбаки, вон как прут, бульдозером, никакой волк не угонится, никаким танком не остановишь. Сам-то Егор опять уже уставать начал, хоть и молодой мужик, здоровый, спортсмен тренированный. А вот поди ж ты! Едва стали на привал, так сразу в снег и пал. Руки разбросал, лежал, отдыхая.
На, рябчика пожуй, Егорий. Теперь-то верно идем?
Теперьверно. Говорите, в Белозерск вам?
Да, к Белоозеру.
Ну, до Ефимовского провожу или до Заборья, а уж там доберетесь по железке. Деньги-то есть у вас?
Деньги? А как же! Вона!
Хохотнув, Иван Борисович сунул руку за пазуху и швырнул Егору маленькую серебряную монетку весом грамма три, с витиеватой надписью.
Молодой человек не сдержался, ахнул:
Неужто ордынский дирхем?
Она, она, денга татарская! Иван Борисович самодовольно убрал монетку обратно. Немного, но денег таких есть. С полкошки.
С полкошки! Кошкатак в Средние века называли на Руси сшитые из кошачьих шкур (они считались наиболее крепкими) кошельки, крепившиеся к поясу. Вон-вон она, «кошка», или «калита», к поясу Ивана Борисыча привешенаЕгор как-то раньше и не замечал, не до того было.
Ишь ты Ну, точно, реконы! Кому еще-то на поясах «кошки» носить?
Мужики, разговор к вам есть.
Вечером и поговорим. Как на ночлег станем.
Однако ордынский дирхем! Как новенький!
Снова пошли. Потянулись по берегам реки угрюмые хвойные леса, изредка перемежающиеся зарослями осины и пустошами. Проложенный по заснеженной неширокой реке зимник то и дело пересекали звериные следызаячьи, лисьи, волчьи. Как-то за лесом показалась деревушка в две избы, судя по поднимающемуся дымужилая. Однако беглецы к избам не повернули, ходко прошагали мимо. Да и что проку в этих избенках? Круглый год живет там обычно какой-нибудь пенсионер, чаще всегоуставший от большого города петербуржец (точнейленинградец) или даже москвич. Купил на старость избенку, вот и отшельничает, многим такое нравится. Раз в месяц за продуктами к автолавке выберется, и дальше живет, охотится, рыбку ловит, книжки умные при свечках читает, потому какчто еще делать-то? Ни электричества, ни нормальных дорог, ни связи.
Вожникова подобные глухие места отнюдь не удивлялибывал, знал, привыкскорее, поражало другое«зимники». Это были вовсе не тракторные дороги, а типичный санный или лыжный путь, уже достаточно за долгую зиму наезженный, не заметенный. И кому тут надо бродить-то? В здешней глуши и народу-то столько нет. Заезжие охотники, туристы? Да, как видно, они, больше просто некому. За дичью да за рыбкой хаживали что же, они добычу-то на санях увозили? Ой, едва ли, едва ли. Откуда ж тогда санный путь? Вот как тот хотя бы, что вел к Пашозеру? Еще лет сорок назад оно б и понятно былоколхознички на лошадках ездили, что кому надо, возилинавоз с дальних ферм, молочко в сорокалитровых алюминиевых флягах. Тогда, в те временаеще понятно, но сейчас?! Ишь тысани. Не слишком ли большая роскошь даже для хозяев предназначенных для весьма состоятельных людей охотничьих баз? Одну-то лошадь прокорми, попробуй, а если несколько? Держала одна из хороших знакомых Егора лошадкувсе время на дороговизну жаловалась.
Однако в банебычьи пузыри, луки, стрелы, одежда, кошелек-кошка, ордынский дирхем Это все сделать довольно трудно, Егор, как человек, долго и продуктивно общавшийся с реконструкторами, очень хорошо себе это все представлял. Все окружающие вещи сейчас, казалось, просто кричалипятнадцатый век!!! Ну, иличетырнадцатыйневелика разница. Но нет Это было бы слишком уж невероятно невероятноно факт! Фактыот них-то куда денешься? И, главное, с луками все, со стрелами, с мечами Если еще кто-то подобный встретитсятут и думать-гадать больше нечего! Прошлое! Проклятая бабка! Нет тут, выходит, он сам, Егор, и виноват. Ишь, восхотел предвидения!
И, если все так, как он только что себе представил, если Егор Вожников очутилсясам себя перенес! в русское средневековье, то То все встает на свои места, все очень даже логично получается. Спутники его беглецы, но вовсе не беглые преступники из какой-нибудь зоны, по пути обобравшие краеведческий музей. Не-ет! Местные. Борисычиявно не простые люди, бояре, а, может бытьдаже какие-нибудь удельные князья. Привыкли повелевать, по всему видно, да и держат себя с гордостью, нет, не с гонором, а именно с гордостью, а к Егору иособеннок Антипу Чугреевуотносятся покровительственно, как старшие к младшим, словно бы, вне всяких сомнений, имеют на это право. А ведь не шибко и старше-то! Сколько старшему братцу лет? По виду смотретьоколо сорока где-то.
На второй ночевке, как развели костер, да братцы вновь вернулись с добычейна этот раз с зайцем, Егор повнимательнее присмотрелся ко всем троим: Борисовичам, Антипу. К тому, как они разговаривали, а особенно к обувке, к одежке, поясам да пресловутым кошелькам-«кошкам». Молодой человек украдкой даже плащик Ивана Борисовича пальцами пощупал. Знатный плащик исразу видновручную выделан: квасцами с корьем дубовым крашен, подбит волчьей шкурою, а уж фибула фибула любо-дорого посмотреть! Еще б потрогать
Иван Борисович, разреши застежкой твоей полюбоваться. Красивая.
Старший хмыкнул в усы:
Да любуйся! А что краснатак ты прав. Никита Коваль на мою свадьбу выделал, нашей, нижегородской работы, вещь!
Ишь ты, «нижегородской работы» а ведь и в самом делевещь! Да еще какая! Усевшись поближе к костру, Вожников с любопытством покрутил в руках фибулуизящную, изображавшую святого Георгия верхом на коне, попирающего копьем свернувшегося кольцами змия. Ажурные золотистыезолотые? проволочки, разноцветные сияющие краски: карминно-красная, солнечно-желтая, небесно-голубая, травянисто-зеленая, пурпурная, густо-синяя, изумрудная. Чудесная вещь! Как и техника изготовленияперегородчатая эмаль называется, секрет ее считается напрочь утраченным со времен монголо-татарского нашествия.