Чем черт не шутит: Проська девка хоть куда! подхватил под общий смех лобастый парень с нахальными глазами и черными кудрями на фуражке.
«Испытывают!»сказал себе учитель. И по-прежнему смолчал, добродушно улыбаясь. Гости тут же решили, что новый учитель не гордый и свой парень.
А скажите, Степан Дементьевич, начал Василь деловым тоном, под вашими листовками подпись: «Социал-демократическая рабочая партия». У нас тут некоторые считают, что этой партии не дано решать земельные вопросы. Нашими крестьянскими вопросами занимаются только социалисты-революционеры. Ну а некоторые возражают. Поясните нам эту разноголосицу.
Есть социал-демократы меньшевики и большевики, ответил Северьянов. Первые, действительно, отказываются от борьбы за крестьянские интересы. А большевики призывают рабочих и крестьян сообща бороться против помещиков и капиталистов.
В точку бьют, подхватил Василь.
Лобастый парень с кудрями на фуражке заломил упавшие на лоб пряди волос.
А, часом, не на немецкие деньги ваши листовочки печатаются?
В комнате стало так тихо, что отчетливо слышалось напряженное дыхание. Все время улыбавшийся со слезливой хитрецой конопатый паренек, которого Василь прогнал с табурета, пытливее всех всматривался в учителя. В классе заразительно хохотала Прося, заскрипели передвигаемые парты.
Сколько у вашего отца десятин земли? ответил вопросом Северьянов.
В точку! подпрыгнул, скаля большие белые зубы, Василь.
Конопатенький парень, мигая белыми ресницами, ответил вместо кудрявого парня:
Одной надельной сорок десятин да купчей в два раза больше.
Брат его всей волостью командует, добавил Василь. В армии до поручика дослужился.
Что ж, что земли много? Не награбленная, осклабился кудрявый лихач. А брат? За Россию кровь проливал.
С князем Куракиным кажый дён теперь в карты дует, смешливым голоском выдавил конопатенький парень. Хоть и однорукий, а все денежки у старого дурака выгреб, а на прошлой неделе жеребца выиграл.
Ежели и дочку свою красавицу ему князь проиграет, молвил с достоинством к себе и с презрением к окружающим брат поручика Орлова, это вас не касается.
А как черкесов да казаков на нас пускать, это, по-твоему, Орлов, кого касается? вступил в разговор Кузьма Анохов.
Захватную политику закона нет проводить, не сдавался. Орлов. Закон новой власти не разрешает анархию, а вы нахрапом хотели стога увезти.
А твоему бате, продолжал Кузьма, закон но-: вой власти разрешает пять десятин панского луга скосить и в свои сараи уложить? Выходит, этот закон, Маркел, что паутина: шмель проскочит, а муха завязнет.
Батя наличными князю за его часть отсчитал, а вы нахальничаете.
На Кузьму напустились двое парней, сидевших рядом с Орловым.
Ты, Кузьма, нас купишь каждого и продашь.
Его ежели тряхнуть, самое малоепригоршня золота.
Обсчитался, брат, улыбнулся Кузьма, тащи дерюгу, я тебе сейчас такую кучу золота навалю, шапкой не накроешь.
Орлов пытался перекричать громовой взрыв хохота. Северьянова не смутил «диалект» Кузьмы, он с нескрываемым интересом слушал и наблюдал перепалку.
Чертовы подлокотники, погрозил кулаком Василь приятелям Орлова, нечего вертеть: либо этак, либо так. Ежели за Орловазначит, и с Куракиным заодно, а ежели с намиОрловых и Куракина по боку.
Они, как черт попа, боятся Куракина, кричал конопатенький парень, распахнув свой белый жупанчик. Он метко плюнул под ноги Орлову.
Когда разноголосый шум чуть поутих, Кузьма обратился к учителю:
Степан Дементьевич, дело тут такого рода. Мы нынешним летом скосили луг у князя Куракина, договор до революции подписан. За работу он должен был нам уплатить по два воза сена с десятины. Скосили, сгребли, в стога сложили. Хотели делить, нас в контору: «Получайте за работу керенками. Сено, говорят, казне продано». Мына луг. Куракин следом за нами казачишек и чеченцев. Нахомутали нам нагайками, на том дело и кончилось. Вот какая у нас тут революция. А председатель волостной земской управы, про которого только что говорили, царский офицер, зубы нам заговаривает: ждите, мол, Учредительного собрания.
Оно разберет вас с князем. Кузьма громко и зло высморкался и продолжал:Ваша листовка диктует напротив: землю и луга у помещиков отбирать, не дожидаясь Учредительного собрания. Вот мы и пришли.
Орлов встал, заломил кудри на фуражку.
Эх вы, дурачье сиволапое! Вам подсовывают барашков в бумажке, заставляют на чужую кучу глаза пучить. А вы и рады. Смотрите, как бы под вами лед не затрещал.
По-моему, вскинулся Василь, скользнув серыми глазами по винтовке, завтра же, промеж того-сего, топоры в руки, и все, как один, делить стога. Пусть слушает дубрава, как лес шумит.
Больше десятка глаз впились в лицо учителя.
А сколько и какого оружия вы имеете? спросил серьезно Северьянов, обращаясь к Василю. По решительному выражению лица учителя все видели, что он хоть сейчас готов пойти с ними отбирать у князя сено.
Топоров с полсотни найдется, неожиданно упавшим голосом сообщил Василь, четыре охотничьих ружья, да ваша Василь опять глянул на винтовку, не договорил, заметив улыбку учителя.
А вооруженных чеченцев и казаков сколько в охране князя?
Больше полусотни.
Северьянов подвигал челюстями, сжимая их, будто раздавливая катавшуюся на зубах горошину.
Одна винтовка, четыре охотничьих ружья да полсотни топоровсила немалая. В воскресенье в Красноборье, говорят, земская волостная управа своих уполномоченных собирает.
Земская?! крикнул Василь. Нашли с кем разговариватьпоп, лавочник, дьякон, управляющий имением князя, лесничий
А боже ж мой! открывая дверь, заголосила вдруг Прося. Накурили, хоть топор вешай, наплевали Гони их, учитель! Совести у вас нет, мужики!
Молодежь повскакала с мест. Пожилые и старики медленно, кряхтя, тоже встали. Орлов устремил глаза на молодку с острым смуглым лицом и темными карими глазами, стоявшую за Просей, встряхнул кудрями и раньше всех вышел из комнаты. Тесня молодку в темный угол прихожей, к нарам, он хотел поднять ее на руки. Молодка изловчилась и, схватив ведро с помоями, ахнула их ему на голову.
Ай да Наташка! Так ему, кобелю, и надо: не лапай чужих баб.
Орлов, отфыркиваясь, озверев, бросился за Наташей, которая успела вскочить в комнату учителя. Василь и несколько других парней преградили ему дорогу. Раскидав их, Маркел ринулся в дверь, но грудь в грудь налетел на Северьянова. Мокрый, вонючий, он сперва отшатнулся, оглядел учителя с ног до головы; измерив налитыми кровью глазами крутые плечи Северьянова, подался грудью вперед и, скрипнув зубами, рыкнул:
У, цыганская рожа!
Северьянов с принужденным спокойствием указал ему на дверь прихожей в сени.
Прошу немедленно покинуть здание школы!
Что?! заревел и полез Маркел на Северьянова, за спиной которого раздался металлический щелчок. С неистовым криком Прося загородила собой Орлова. Маркел попятился:
А-а, что ты мне сделаешь?
Потребую от твоего брата надеть на тебя намордник.
Орлов, уверенный, что опасность для него миновала, распахнул полы пиджака, рванул ворот вышитой рубахи:
Стреляй! Ну?!
Не запряг, не нукай! с судорожной усмешкой бросил Северьянов. Видно, у тебя легких не хватило, что печенкой заговорил. Вынес руку из-за спины; поставив курок на предохранитель, сунул пистолет в карман синих кавалерийских шаровар.
Василь, зорко следивший за учителем и Маркелом, махнул с досадой рукой.
Дал бы ты, Дементьевич, ему в ухо этой машинкой, и вся недолга. А мы бы добавили. Потому собакесобачья и честь.
Орлов, надутый и красный, обтирая лицо фуражкой, вышел, не сказав больше ни слова. За ним побрели все мужчины, кроме Василя. Прося и Наташа начали убирать комнату учителя. Северьянов, сопровождаемый Василем, вышел в класс.
Наташазоловка моя. Жена моего старшего брата. С год писем от него нет, говорят, пропал без вести. Вот Орел на нее и наседает. Все лето проходу ей не давал. Ну да она у нас бабакремень. На всякий привет имеет свой ответ.