Понравилась? просопел Семен Матвеевич, облизывая усы и кладя походный вещевой мешок учителя и винтовку на лежанку возле печи.
Хорошая девушка.
А есть еще лучше. Только смотри: девки у нас до свадьбы с парнями ложатся спать. Но предупреждаю, ежели какую тронешь (они у нас и на это до венца бывают согласны), на другую ночь вас поднимут с постели с музыкой. Тут же вот, Семен Матвеевич указал на стол, за этим столом сосватаем. А откажешьсяголова прочь.
Северьянов выслушал суровую шутку человека, желающего ему добра.
Спасибо, Семен Матвеевич! Чувствую, что мы будем хорошими друзьями.
Поздно почувствовал. Ну и то хорошо. Я с первого взгляда в тебе своего человека узнал, потому и сказал сейчас матку-правду про наших девок.
Вошла Прося с сенником, подушкой, дерюжным одеялом и простыней из домотканого, хорошо отбеленного холста, быстро постлала постель. «Что за золото наши крестьянские девушки!»любовался Северьянов проворными и умелыми движениями Проси. Он, осторожно касаясь плеча девушки, сказал:
Прося, простыня и одеяло у меня есть.
Девушка резко обернулась. Он, не заметив ее растерянного взгляда, быстро выпотрошил на лежанку из своей сумки содержимое.
Вот! сказал Северьянов и подал сдвинувшей брови Просе желтую бязевую простыню и байковое серое одеяло. Прося насмешливо взглянула на солдатское белье Северьянова, нехотя скатала на сеннике свою белоснежную выбеленную росами простынь и чистую домотканую дерюжку. На мгновение о чем-то задумалась, потом стала раскидывать на сеннике за углы плохо выстиранную солдатскую простыню. Когда все было готово, она взглянула прямо и смело на нового учителя. В карих глазах ее Северьянов заметил притихшего, настороженного, но не очень злого бесенка.
Я школьная сторожиха.
Очень приятно.
Прося, видно, боролась с желанием расхохотаться.
Ко мне обращайтесь за всем.
За всем? переспросил Северьянов с хитрой усмешкой.
Ну да За всем По хозяйству Не сдержав смеха, девушка захохотала и выбежала, бросив на лету:А ну вас, учитель!
Сколько сегодня про тебя разговоров будет у наших девчат! махнул рукой Семен Матвеевич. Весь день будут, сороки, щебетать. Вечером готовься к смотринам. Это у нас закон: все придут смотреть нового учителя.
Садись, Семен Матвеевич! подал табурет Северьянов. Сколько я тебе должен за подвоз?
Что-о?! вытянул шею и сдвинул брови колдун. Если ты хоть раз повторишь это, дружба врозь. Я первый «богач» в Копани: семерых детей в один кафтан одеваю.
Семен Матвеевич, к тебе просьба! Северьянов взял на лежанке пачку листовок. Завтра же утречком обойди, пожалуйста, все хаты и объяви: у кого есть дети-семилетки, пусть приводят в школу часам к девяти, а через пять дней пусть приходят остальные А эти листовки раздай.
Семен Матвеевич встал, принял листовки и, сперва прищурив, а затем совсем закрыв правый глаз, с какой-то лихостью стал всматриваться в учителя открытым левым, совсем круглым, как пятак, глазом. Копаньский колдун был среднего роста, головастый и коренастый человек. Лицо скуластое, чуть опушенное черной татарской бородкой с редкими вьющимися волосами. Шишковатый лоб со впадиной над переносьем. В открытом глазу суровая проницательность, лихорадочный блеск, блеск ума, способного жадно принимать чужое и с безумной отвагой защищать свое.
Еще не всю правду я тебе открыл, медленно заговорил Семен Матвеевич. Учителя, что до тебя тут был, убили.
Убили? наморщил лоб, встал и машинально глянул на винтовку Северьянов. За что?
На этот вопрос и у других не спрашивай ответа.
Во взгляде своего нового друга Северьянов прочитал, что он знает, за что убит бывший учитель Копаньский колдун глянул в черный потолок каморки учителя.
Богстарый хозяин: все ведает, все знает да на нас, грешных, примеряеткому прутья, а кому кнутья.
Я бы хотел, Семен Матвеевич, чтобы листовки дальше вашей деревни пошли.
Так и будет. Сороколетовцам и высокоборцам, словом, по всем ближайшим деревням. Насчет чего тут?
О земле, о власти и про войну.
Ну, будь здоров, Степан Дементьевич. Все сделаем, как ты желаешь. Отдыхай с дороги. Спи спокойно. Ты человек нашенский.
Семен Матвеевич вышел. Северьянов, проводив его, закрыл все двери на крючки, кованные могучими руками какого-то деревенского кузнеца-силача. В комнате кроме крючка дверь запиралась еще на две железные огромные задвижки. «А все-таки ухлопали тебя, дружок. И кованые задвижки не помогли», подумал с каким-то холодным участием к своему предшественнику Северьянов. Долго ходил по своей каморке, позволявшей делать только три шага. «Вот куда вы меня упекли, дорогой мой родственничек и вдобавок учитель Алексей Васильевич». На всякий случай зарядил винтовку пятью патронами, обойму бросил на стол, разделся нехотя, лег на кровать. Вслушиваясь в завывание осеннего ветра, кое-как забылся. Проснулся от громкого удара в стену. Сел на кровати. В окна глядел зеленый, холодный вечер. «Приветствуют нового учителя» Встал, подошел к окну. Догорала мрачная осенняя заря. Небо снизу чуть освещалось зеленой полоской. На земле чернели горбатые силуэты хат с редкими огнисто-желтыми пятнами окон.
* * *
Ранним утром Северьянов еще при свете лампы просмотрел методические пособия. Особенно увлекло чтение Евтушевского. Потом беседовал с первачками и их родителями. Записал в журнал двадцать мальчиков и девочек. Школа была однокомплектная, трехклассная. Предстояло одному в небольшой комнате заниматься с тремя классами. По лицам родителей, а большинство их были женщины, Северьянов догадался, что Семен Матвеевич уже рассказал всем историю его встречи с Артемом. В крайних хатах Пустой Копани уже толковали о том, что новый учитель разоружил целую банду дезертиров на большаке. После первой беседы с первачками Северьянов отпустил их и, оставшись один в классе, долго осматривал длинные парты. Он не заметил, как в класс вошла Прося с молодкой, обе с ведрами и тряпками.
Учитель! разбудил его от дум смешливый голос Проси. Мы пришли грязь выгребать. Втроем нам в классе тесно будет.
Пожалуйста, пробормотал Северьянов, не поднимая глаз, но все же заметил на ногах обеих женщин новенькие лапти и золотистые пеньковые оборы крестами по белоснежным холстинам. Женщины стали разуваться. Северьянов вышел из класса.
Когда он распахнул дверь в свою каморку, перед ним открылось необыкновенное зрелище: на кровати, на табуретках и на полу, под лежанкой, в шапках и солдатских фуражках сидели парни и пожилые крестьяне, почти все курили, а некоторые, расположившись как у себя дома, поплевывали на пол. Один из них, беловолосый, лет двадцати пяти, самый, видно, бойкий, сидя на кровати и держа в руках винтовку, говорил безапелляционно:
Раз в типографии напечатано, значит, закон. Заметив учителя, он вскочил и поспешно повесил на гвоздь над изголовьем кровати винтовку.
Мы тут без вас нахламили! И живо представился:Василь Марков, племянник Семена Матвеевича, вашего друга. Обращаясь к конопатенькому белобрысому парню в белом из домотканого сукна пиджаке, сидевшему у стола на табурете, бросил повелительно:Освободи место Степану Дементьевичу!
«Уже знают мое имя и отчество! улыбнулся Северьянов. Новый друг мой и об этом постарался».
Хороша винтовочка! кивнул на гвоздь Василий. Новенькая. Все присутствующие воззрились на учителя: ждали, что тот похвалится, как добыта эта винтовка. Но Северьянов молча сел на освобожденный для него табурет и стал так же непринужденно, как и они, рассматривать своих гостей. Потом, вспомнив, что не поздоровался с ними, встал:
Прошу прощения! Будем знакомы! И по очереди стал рукаться.
Я двоюродный брат Проси, вашей сторожихи, по-новому отрекомендовал себя Василь Марков, подмигивая кому-то из сидевших на полу, у лежанки.
Почти свояком приходится вам, сострил, хитро улыбаясь, крестьянин лет тридцати пяти в рыжем домотканом пиджаке, подпоясанном старой заверткой. Когда Северьянов поздоровался с ним, крестьянин, поблескивая большим правильным носом, назвал себя Кузьмой Аноховым.