Пришлось за вас копья поломать. Проводив глазами Северьянова до дверей, подошел к молодым учительницам, ожидавшим кассира. Хорош? В вашу Красноборскую волость только что назначен. Большевик.
Большевик?! с веселым любопытством переспросила учительница в черном бархатном пальто.
Самый настоящий. Для вас, Серафима Игнатьевна, я лично постарался. И, вскинув брови, залился шелестящим тихим смешком.
Спасибо, Матвей Тимофеевич! У нас скучища ужасная. Наши красноборские кавалеры брюзжат, как осенние мухи.
Только предупреждаю: парень серьезный. Шутить не любит. Все за чистую монету приемлет.
Ладно уж, не пугайте.
Хлопнув сердито дверью, из кабинета вышел Баринов. Молча поклонившись учительницам, направился в глубь коридора.
Гедеонов зажег новую папироску, закурил, возвратился в кабинет и сел в свое кресло. Дьяконов со сладкой миной передавал Северьянову заявление с резолюцией о назначении его в Пустокопаньскую школу.
Зайдите в канцелярию. Желаю всяческих успехов. Напрасно сомневались в моем к вам добром расположении.
Северьянов, забыв откланяться и поблагодарить доброжелателя, быстро скрылся за дверью.
Вот таких хамов, прошептал кадет, мы посылаем воспитывать крестьянских детей. Опускаясь медленно в кресло, он тихо выговорил, обращаясь уже к Гедеонову:Матвей Тимофеевич, к примеру будучи сказать, Баринов мне ясен: он что-то около правого эсера. А какой партии вы ну, хотя бы сочувствуете?
Вам.
Нам?! Партии народной свободы? Жиденькие брови кадета, изображая крайнее удивление, подняли к всклоченным волосам рубцы сухой кожи.
Нет, не партии, вам лично.
Кадет вдруг сгорбился, покраснел, потом какая-то мысль выпрямила его, он уставил в Гедеонова свои бесцветные глаза. В них затеплилась по-иезуитски хитрая улыбка. Гедеонов откинулся в кресле и закатился своим заливистым шелестящим смехом. Папироска выпала из его пальцев.
Из коридора в кабинет властно и шумно распахнулась дверь. На пороге остановился стройный юноша с окладистой черной бородой и пушистыми бакенбардами, одетый в серо-голубую гимназическую шинель. Это был председатель уездной земской управы, вождь эсеров Н-ского уезда Салынский, самый лучший оратор в городе, недосягаемая мечта уездных и городских барышень. Гедеонов и Дьяконов встали, держа руки по швам, и, как опытные службисты, маскируясь почтительностью, откланялись гимназисту с бородой.
Как же это вы, батенька? обратился Салынский к Дьяконову, остановившись против него и сбрасывая с себя шинель. Он всегда это делал, когда собирался говорить внушительную речь. Гедеонов подхватил шинель и положил на спинку своего кресла. Салынский белыми тонкими пальцами поправил бакенбарды. Ведь мы же с вами договорились в Пустую Копань назначить Нила Сверщевского?
Дьяконов, облизывая сухие тонкие губы, начал бормотать в свое оправдание:
Бейте нас, Георгий Вячеславович, таскайте за волосы, не устояли мы против Баринова. Сами понимаете: как-никак, а все-таки член президиума губернской земской управы. Он нам поставил ультиматум: «Назначайте Северьянова или будете иметь дело с губернской земской управой». Ведь он, знаете, какой гром!..
Гедеонов шмыгнул носом и заговорил с украдкой, стараясь успокоить начальника:
Мы, Георгий Вячеславович, этого большевика упекли в школу, где неделю тому назад дезертиры убили учителя.
Ну, тогда черт с ним Хотя Нет, нет Укреплять позиции большевиков в деревне?!
Мы его при всяком удобном случае можем убрать, покорно предупредил вспышку гнева у Салынского Дьяконов. Это же в нашей с вами власти. А случаи всегда найдутся.
Северьянов тем временем, проходя по коридору мимо учительниц, все еще ожидавших кассира, весело им улыбнулся. «Большевик, а улыбается!»мелькнула у Гаевской насмешливая мысль. Она, как и многие тогда среди интеллигенции, под влиянием оголтелой агитации «черной сотни» представляла большевиков самыми жестокими на свете людьми, которым чужды обыкновенные человеческие чувства и переживания.
В глубоких потемках коридора, у дверей канцелярии, Северьянов натолкнулся на Баринова. Старый земец доброжелательно ткнул его в бок свернутой в трубку газетой с генеральским воззванием.
Это про вас тут пишут?
Про нас, Алексей Васильевич.
Не сносить тебе, парень, буйной головушки.
Северьянов взглянул на Баринова с благодарной усмешкой.
Двух смертей не бывать, а одной не миновать, Алексей Васильевич. Наша теперь доля такая: либо шея прочь, либо петля надвое.
Глава II
Нил! Нил! кричала Даша, белокурая подруга Симы Гаевской, сложив в трубочку ладони в черных перчатках. Голос ее падал и тонул в плавных звуках духового оркестра, игравшего вальс «Осенний сон».
Молодой человек в сером темном пиджаке, зеленой студенческой фуражке, которого звала подруга Симы, шагал задумчиво в ногу с Орловымофицером, одетым в шинель с тщательно выглаженным правым пустым рукавом, вправленным в карман. И студент и офицер неожиданно затерялись в толпе, на главной кольцевой дорожке железнодорожного садика. Гаевская сердито сжала ладонь подруги, пытавшейся снова выкрикнуть имя студента.
Не сходи с ума, Даша! Смотри: на нас с тобой уже обратили внимание. И вообще Ты мешаешь мне слушать музыку.
А может быть, я хочу, чтобы на меня сейчас все смотрели? А твой «Осенний сон» я терпеть не могу.
Тогда иди одна! Гаевская решительно высвободила руку, на которой повисла Даша.
Я шучу-у! Мне тоже «Осенний сон» нравится.
В это время девушки опять увидели студента с одноруким офицером. Оба они стояли у скамейки и всматривались в двигавшийся по широкой песчаной дорожке людской поток.
Нил, ты слышал, как я тебя звала? смело взяла Даша под руку студента.
Нет, не слышал.
Знаешь, Нил, все учителя нашей Красноборской волости сегодня в городе.
За керенками явились, со злой усмешкой объявил офицер и, скользнув по чистенькому черному велюровому пальто-клеш и новеньким лакированным туфлям-лодочкам Даши, сказал себе: «Как они ухитряются на эти несчастные тридцать рублей керенками жить да еще прилично одеваться?»
Посидим, господа, предложил Нил, посозерцаем, послушаем Музыка замечательная, осенняя.
Немножко можно, поддержала Гаевская и первая села на край скамейки, отстраняя рукой упавшие на спинку ветки душистого табака. Потом наклонила к себе одну ветку и стала с наслаждением вдыхать живительный аромат белых лепестков.
Здесь самые большие кусты табака. Какая прелесть! У меня в памяти стоят всегда рядом музыка вальса, который играют сейчас, и вечерний аромат душистого табака. Гаевская всмотрелась через образовавшийся разрыв толпы в большой газон по ту сторону дорожки. И там тоже табак. Везде, кругом настоящие кустарники Отчего ты, Нил, сегодня такой грустный?
Ты знаешь.
Нет. Ты сегодня особенно грустный.
А, по-моему, как всегда.
Сегодня тридцать первое августа, задумчиво и протяжно выговорила Гаевская и вдруг вся встрепенулась:Почему ты не уехал? Первого сентября в университете начнутся занятия.
Нил вынул из бокового кармана сложенную вчетверо жесткую бумажку и показал ее Симе. Это была телеграмма, в которой сообщалось, что занятий в высших учебных заведениях не будет.
Въезд в Петроград воспрещен, пояснил Нил. Разрешается выдавать железнодорожные билеты только по особым свидетельствам губернских властей. И все это из-за корниловского мятежа.
Молодец Корнилов! подхватил Орлов:Хоть один настоящий генерал у нас остался. Он еще не так тряхнет этих временных.
Вы корниловец? резко обернулась Гаевская к Орлову.
Я ему сочувствую. Надо прекращать эту говорильню. Орлов кивнул в сторону ярко освещенных дверей летнего театра, через которые виднелись занятые ряды скамеек и откуда слышалась речь оратора.
Господа, спохватилась Гаевская, сообщаю интересную новость: в нашу Красноборскую волость назначили учителем демобилизованного из армии большевика.
В Пустую Копань? спросил с тревогой Нил и, получив утвердительный ответ, нахмурил брови:Как же так? Дьяконов сегодня утром сказал мне, что в Пустую Копань они назначают меня.