Трубить привал буду, хоть и не по плану, но так, хотя бы не на марше будем, ежели кто решится армию пощипать.
Так труби, раздраженно бросил Долгорукий, и тут же раздался сигнал к привалу.
Пока солдаты споро разбивали привал, к все еще сидящим в седлах офицерам подскочил молоденький подпоручик. Судя по тому, как закатил глаза Барятинский, подпоручик успел за этот поход так ему надоесть, что он уже не знал, куда деваться от него.
Чего тебе, Корнилий Богданович? спросил он у подпоручика только для того, чтобы тот побыстрее отстал от него.
Хочу узнать, Иван Федорович, как долго стоять будем, есть ли возможность лошадей выпрячь из орудий?
Часа два простоим, подумав, решил дать себе и своим подозрениям фору командующий. Сам решай, что лучше. Государь тебе приказал различные тактики опробовать, не мне, и тебе перед ним ответ держать, Корнилий Бороздин, которому государь Петр Алексеевич действительно дал специальное поручение, вспыхнул и, закусив нижнюю губу напряженно кивнул. Ну а что ты от меня хочешь? Проявил инициативу, теперь расплачивайся, и я здесь совсем не при чем! подпоручик снова кивнул и отъехал о чем-то напряженно размышляя. Вот же морока на мою голову, Барятинский потер шею. Влез дурень энтот молодой, когда государь последнее собрание штаба офицеров в Москве проводил, с тем, что при деде государя начали робко создавать роты специальной артиллерийской поддержки, кои по всему полю лошадьми таскались, и обслуга коих была при конях, дабы быстро помочь огневой мощью там, где совсем жарко становится. Государь его выслушал и назначил главным над быстро сформированными тремя такими ротами, чтобы Бороздин, значит, всячески их испытал, да ему, государю, пространный отчет предоставил, и по его отчету, Петр Алексеевич будет ужо судить, что дальше делать с данными ротами, убирать совсем или наоборот к каждому полку приставлять.
Тихо! крикнул прислушивающийся Петька, полжизни своей молодой проведший на охоте. Все тут же замолчали, и в наступившей тишине отчетливо услышали топот множества копыт. Гораздо больше, чем, если бы этот звук издавал возвращающийся дозор. Ах ты ж, только и смог проговорить Петька, когда его прервал рев, издаваемый луженой глоткой Барятинского.
Бороздин, сукин сын, выводи свои орудия! Всем полкам! Занять круговую оборону! Приготовиться к бою! и он, вместе с Долгоруким и Шереметьевым пустили коней вскачь, пытаясь успеть укрыться за спешно возводимыми укреплениями, чаще всего представляющими собой перевернутые телеги обоза.
* * *
Таким образом выявлено еще трое самозванцев, коих шведы пытаются выдать за тебя, государь Петр Алексеевич, в отчаянной попытке пробиться к Кронштадту, дабы вынудить воюющие стороны сесть за стол переговоров, Ушаков закончил доклад и закрыл папку, на этот раз украшенную замшей с позолотой. Папкиэто был его фетиш. Другие министры быстро переняли моду носить документы в папках, но ни у кого из них не было такого их выбора. Это просто было удобно, и все прекрасно обходились просто обшивкой телячьей кожей. Все, кроме Андрея Ивановича, который скоро, по-моему, объявит культ папке, настолько он тщательно велел украшать те, что у него имелись, и дополнять различным функционалом. Например, немецким грифельным карандашом, привязанным к внутренней стороне бумагохранилища с помощью золотых нитей. Карандаши вообще начали пользоваться спросом, пора бы отечественное производство налаживать.
Забавно, я задумчиво крутил в пальцах этот самый карандаш. И что, кто-то верит в этих самозванцев?
Нет, Ушаков пожал плечами. Но, государь, я присоединяюсь к просьбе графа Шереметьева, пригласить художника и уже увековечить твой образ хоть на монетах, коли ты такой противник портретов.
Ладно, хорошо, зовите своих художников, черт с вами, я махнул рукой. Они меня все-таки додавили, черти полосатые. Мол, поэтому эти бредни и проскальзывают, что никто не знает, как выглядит на самом деле государь. Что еще?
Екатерина Иоанновна скоропостижно скончалась, Мекленбург-Шверин безутешен.
Какая жуткая трагедия. И как сие произошло?
Несчастный случай, герцогиня подавилась вишневой косточкой, Ушаков провел указательным пальцем по узору застежки своей папки.
Ужас какой, я повернулся к Митьке. Пошли герцогу мои искренние соболезнования, Митька кивнул и быстро записал свое задание. Полагаю, Толстой сейчас как раз в герцогстве?
Да, государь. Вместе с товарищами. У него внезапно возник приступ подагры, и ему посоветовали лечение в Мекленбург-Шверине, Ушаков улыбнулся краешками губ. Возможно мои потомки назовут меня когда-то монстром, вот только я собираюсь проводить довольно радикальные реформы, и пока я остаюсь единственным реальным претендентом на престол, мне заговорщики особо не страшны. Кого они посадят на мое место? Петера-Ульбриха? Он еще дитя, который не так давно лишился матери. Вряд ли кому-нибудь придет в голову сейчас планировать его в качестве Петра Третьего. Ну а от женщин я вроде бы так или иначе избавился. Даже от Екатерины, которая ничем не провинилась, кроме того, что Анну Леопольдовну родила, которая тоже пока что еще дитя, и сама по себе претендовать на престол Российской империи не может. Мне не нужны потрясения, только не сейчас.
Да, государь, в Малороссии, в связи со всеми этими событиями в Польше, начали появляться беженцы. И в Киеве не знают, что с ними делать, добавил Ушаков.
Запомни, Андрей Иванович, нет никакой Малороссии. Есть Российская империя и Киевская губерния, жестко прервал я его. Это понятно? он кивнул. Хорошо. Ну тогда, Леонтьева ко мне. почему-то мне кажется, что он со своими обязанностями не слишком справляется. Вот здесь, в Москве, и разберемся так ли это.
Глава 9
Сегодня я решил встретиться с сыновьями моих ближайших помощников, которые по вполне уважительным причинам не приступили в свое время к обязательной службе, и не поступили ни в какое учебное заведение, которых к счастью было пока немного. Причины у них были очень уважительные, им некогда было о такой ерунде как императорская служба думать, они заговоры и покушения в это время устраивали. Например, среди них были и такие как Михаил Волконский, так качественно испортивший жизнь и Ушакову, который едва с ней не расстался, и мне, потому что я понятия не имею, как буду обходиться без Андрея Ивановича. Тогда я сгоряча едва не сослал его отца со всем семейством с глаз долой. Опомнился вовремя, вернул Волконского и напряг самой неблагодарной работойсельским хозяйством и вообще пока что любым хозяйством, потому что разделить его работу между ним и кем-то еще никак не получается, не выросла у меня еще смена этим динозаврам, которых дед мой скорее всего специально из самых захудалых родов вытащил, перышки им слегка почистил и пнул от всей царской, а затем императорской душиработать, орлы мои. Они и работают. Кряхтят от нагрузок, которые с каждым днем все больше, но не ропщут, потому что видят, я наравне с ними эту лямку тяну. Бурлак, чтоб их, я отшвырнул в сторону очередной отчет. Суки они, бурлаки эти. Мало того, что жрут за государственный счет, так еще и права качать начали. Черкасский вон мне заработки средней артели притащилдо шестидесяти рублей заработок у обездоленных, а сколько командир получает, так я лучше промолчу, чтобы не расстраиваться. Я хмуро посмотрел на Ягужинского.
С кем они судиться удумали? говорить пришлось сквозь стиснутые зубы, потому что в противном случае я бы крыл матом всех подряд да без остановки.
С купцом Афанасьевым, у коего самый большой частный речной флот числится. Говорят, что против правил то, что Афанасьев своих работяг везет, дабы они в лямки впряглись, ежели мель, али еще что. Даже трое сыновей Афанасьевских, богатыри, не чета многим, по Волге ходют, и в лямку впрягаются. Ну а артели возмущены, что, мол, хлеб последний кровопийца Афанасьев у них отбирает, и что участки Волги уже давно артелями между собой поделены по чести и, по справедливости. Ты все еще уверен, государь Петр Алексеевич, что хочешь судейство сделать только государственным органам, с ставленниками на местах? Ягужинский ткнул пальцем в свой отчет.