Тарасов знал о том, что в алтайских деревнях еще сильны обычаи патриархальной общины. Часто целые деревни состоят из родственников и главой поселений является самый старший, «кряжистый» дед, слово которогозакон для всего населения деревни. В присутствии такого деда не только прямо выражать свое мнение, но и громко разговаривать считается неприличным. Михаил Федорович решил, что старики собрались, чтобы выслушать рассказ о предстоящих работах и посмотреть поближе на новых людей.
Ужин подошел к концу, когда двое еще относительно молодых людей ввели под руки невысокого, немного сгорбленного сухопарого старика с длинной желтовато-седой бородой. Все привстали. Сделали то же и сотрудники экспедиции. Старик поклонился присутствующим, отстранил сопровождающих, ответил кивком головы на приглашение Тарасова, прошел через горницу и сел рядом с ним в «красный угол». По-видимому, именно его прихода и ждали остальные гости, не начиная разговора.
Ну, здравствуй, молодой! не громко сказал старик.
Здравствуйте. Может быть, чаю с нами вместе?
Ну, что же. Для встречи. Раньше не пил. Теперь по возрасту другого не полагается.
Были поданы кружки. Но остальные гости по-прежнему отказывались, принять участие в трапезе.
Тарасов никак не мог сообразить, следует ли ему начать разговор, понимая, что от этой встречи будет зависеть многоекак отнесутся старики, так отнесется и все село. Он обратился с немым вопросом к Коровину, но тот смущенно смотрел в пол.
Помог сам старик.
Ну, молодой, сказывай. Откуда. Зачем пришли. Только без утайки. От стариков секретов все равно не бывает. Чужих здесь нет. Кулаков порешили. А мы здесь горцы алтайские. Железом деланные, медью кованные, свинцом литые, ветрами мытые, медведями обласканные. Полюбишьсяусыним. Не полюбишьсямимо пройдем, а может, и выгоним. Раз на раз не приходится.
Все это было сказано спокойно, без рисовки, но с властностью, против которой нельзя было спорить.
Тарасов начал издалека. От полей гражданской войны и трудностей, с которыми встречалась Родина. Рассказал, какие и зачем нужны полезные ископаемые. О подготовке к полевым работам и о плане их.
Ну, а сам-то откуда, чей родом? допрашивал старик.
Пришлось рассказывать о себе. Пожалуй, никогда он не заполнял такой длинной анкеты, да еще вслух. Не забыли спросить и про жену и про дочь.
Ну, а с тобой кто?
Начал с Коровина. Рассказал, что знает о нем. Слушали внимательно.
Правду сказал. Коровина мы сами знаем, да и наслышаны, заметил старик.
То же произошло и после рассказа о Матвее-буре, которого Тарасов назвал сразу после Коровина, как одного из главных своих помощников.
Наконец были представлены все участники будущих работ. Если Тарасов не знал чего-либо о них, то приходилось дополнять самим представляемым. Невольно пришла в голову мысль: «Проверочка! Так проверять может только хозяин». Беседа перешла на Москву, Ленинград. Растаяла отчужденность, и теперь все присутствующие пили чай, экономно прикусывая сахар, и почти все задавали вопросы.
Время было далеко за полночь, кое-кто начал позевывать, но гости не расходились. Становилось ясно, что они чего-то выжидают. Тарасов отправил сотрудников, отдыхать на сеновал, оставив в избе только Коровина и Бурю. Гости одобрительно отнеслись к этой команде, хотя ничего не было выражено вслух. Только вопросы стали еще прямее.
Ты что же, большевик?
Да, член партии, не без гордости ответил Тарасов.
Оно, пожалуй, и видно.
Теперь произошло самое неожиданное. Поднялся старик, пришедший последним и сидевший рядом с Тарасовым.
Партией, значит, в тайгу послан?
Да, так я понимаю.
А партии только металл касается или все другое?
Почему же только металл?
Тебе дело поручено. Можешь сказатьмоя хата с краю.
Почему же вы так решили?
Нет, значит. Ладно. Коли так, будем разговаривать. Нас ты не обидел. Начистоту рассказывал. Теперь послушай, что я сказывать буду. Все у нас будет. Но пока только надежды. Сбились мы в артель, в колхоз значит, да хлеба-то еще нет. На одном молоке в поле не наработаешь. А до урожая эвон сколько.
Чем же я могу сейчас помочь?
Ты что, сразу весь хлеб есть будешь?
Но это же не мое, а государственное?
Знаю, что народное. Вот народу и отдай взаймы. Вернем вовремя. Скажешь, закон есть, чтобы тебя за передачу хлеба под суд отдать. А мы не дадим. До самого верха дойдем.
Тарасов знал о многих случаях, когда любых ответственных людей строго судили за малейшее «разбазаривание» продуктов или нарушение режима их расходования. И теперь речь шла именно о таком, явно «подсудном» нарушении. Он молчал.
Старик, а за ним и все остальные гости вдруг опустились на колени. Тарасов бросился поднимать их. Обнял старика.
Зачем же так?
Снова сели. Долго молчал Тарасов. Буря мыслей неслась у него в, голове. Встал.
Хорошо. Я оставляю у вас весь запас продовольствия. По моим требованиям будете присылать нам в тайгу на расход. Сколько возьметеберите. Но сами и покрывайте долг.
Старик подошел к Тарасову. Обнял. Трижды поцеловал в голову. Повернулся к присутствующим и сказал полушепотом:
Сын мой идет в тайгу. Поняли. Все за него в ответе. Пусть ничего не боится. Не продадим и не выдадим.
Потом медленно пошел к двери. Встали и остальные. Молча кланялись в пояс и за дверью растворялись в темноте ночи.
Тарасов стоял посредине горницы, все еще не приходя в себя после случившегося.
Вот это да Такого я еще не видел, наконец вымолвил он.
А ты многого еще не видел. Молодец. По-нашему, по-партизанскому сделал, удовлетворенно заметил Буря.
Верно, что по-партизански. Но ведь с него вдвое спросяти как с начальника, и как с коммуниста. Мне днем сказали, что старики придут поговорить. Но о чем, я не знал и, признаться, забыл предупредить, как бы оправдываясь, вставил Коровин.
Это неважно. Не в том дело. Лишь бы не напакостил кто, вот тогда начнется заварушка. Хотя знаю, что прав я, ответил Тарасов.
Не бойся, Миша. Не такие это люди.
Теперь все равно. Будет чтоотвечу. И ночь эту не забуду.
Утром у коллектива разведчиков нашлось немало добровольных помощников. Пока Тарасов в сельсовете оформлял документы, были упакованы все вьюки. Вчера председатель артели сомневался в том, найдется ли достаточное количество лошадей под вьюк, не был ясен вопрос о смене лошадей летом, не было проводника. Сегодня ни один из этих вопросов не возник.
После раннего, но сытного«на дальнюю» обеда. отряд двинулся в путь. Провожали его всем селом. Из каждой избы вышли люди, ребятишки бежали до околицы. А около нее стояли вчерашний старик вместе с председателем артели и несколько жителей села. Тарасов остановил лошадей. Подошли попрощаться.
Пошел, значит, также тихо и медленно, как вчера, говорил старик. Удачи тебе. Коней, когда надо, сменят. Это не твоя забота. Понадобится чтопередавай. Наши прибудут ко времени. В проводники возьми Витьку Чернова. Лесника. Надежный. Встретит.
Село скрылось за первым же небольшим перевалом. Теперь отряд, растянувшийся на несколько десятков метров, двигался по узкой, хотя и наезженной тропе среди все более густого смешанного леса.
Вскоре снова открылась перед ними долина Бухтармы. Здесь она была значительно уже. Крутые залесенные склоны спускались прямо к воде. Лес или кустарник заполняли и острова между протоками реки. Почти напротив того места, где караван спускался в долину, открывался вид на узкое ущелье притока.
Вот она, ваша речка, сказал кто-то из возчиков.
Судя по устью, веселая!
Не без этого. С порогами.
Но долина кажется узкой, а на карте она много шире.
Подниметесьразберетесь. Кое-где широкая.
Начался брод. Первым вступил в протоку одноногий старик Митрич. Другого имени у него никто не-знал. Ногу он потерял «на передовой, в четырнадцатом, с Гансами». Говорить он об этом не любил, но зато много рассказывал об Алтае и при этом не прочь был пофантазировать.
Путники растягивались в цепочку, стараясь не прижиматься, чтобы не сбить друг друга. Шли от островка к островку наискось вверх по течению.
Прошли протоки. Предстояло пересечь главное русло«матерую». Здесь лошади могли поплыть. Пришлось проверять, как приторочены вьюки, поднимать повыше все, что могло промокнуть. Стремительный поток, казалось, вот-вот собьет, скрутит и понесет за собой. Захватывало дух. Лошади и сидевшие верхом люди невольно наклонялись к воде, стараясь держаться против течения. Так легче, меньше кружится голова.