Несколько раз ездил Коровин домой к Буре извиняться, к себе в гости приглашал. Очень не хотелось терять такого помощника и надежного товарища. Но Матвей-буря каким-то образом всегда заранее узнавал о предстоящем приезде Коровина, а наученные родичи заявляли: «Только уехал. Сказывал, на неделю, а там видно будет. Куда? А разве у него доспросишься?», или еще так: «На охоте Фаддеевич и тревожить не велел».
Тарасову было непонятно, как Матвей-буря мог оказаться в обозе. Видимо, обида была прощена и он сам решил прийти на помощь к другу. Коровин говорил, что посылал ему письмо. И вот он, Тарасов, так неудачно начал свое знакомство, да еще отличился в пути тем, что не замечал, как к нему обращаются люди.
Да вы не думайте, если не поладим, я не задержусь, как бы угадывая смятение начальника, заметил Буря. Мешать не стану. Сам иду, без приказа или аванса. Просто из интереса. Я человек самостоятельный. За то меня еще в партизанском отряде в разведку всегда одного посылали, редко кого только для связи брал.
А почему вы, Матвей Фаддеевич, решили, что я сомневаюсь, попробовал вывернуться Тарасов. Откуда я мог знать, с кем беседую? Может, лучше познакомимся, хоть с опозданием?
То, что Тарасов так прямо признал ошибку, назвал по имени-отчеству и протянул руку, польстило старику.
И то правда! сразу согласился он и широко улыбнулся.
Теперь Тарасов мог убедиться, что здоровая правая рука этого человека была из тех, которыми шутки ради сгибают медные пятаки.
Ну, что же. Теперь, по обычаю, можно закурить. Ты моего, а я твоего. Коли поладим, может, и другое что не раз делить придется.
Тарасов с готовностью протянул кисет и сам взял из рук Матвея аккуратный кожаный мешочек. Не новый, но с еще заметной сафьяновой отделкой, длинными завязками, несколькими отделениями и петлей, чтобы прикреплять на ремень, либо «на крестик»на шею.
Он у меня на старый таежный манер, пояснил Буря. И для табаку и для золота годится. А двойная крышка, чтобы не промок.
Хорош!
Может, поменяемся? неожиданно предложил Буря, Твой тоже ничего. Расшитый, девичий.
Нет Память это.
Правильно. Знаю. Видел я твою Нину. Проверял, раньше чем идти, что за люди.
Когда же это, где?
Успел вот. Только это наших дел не касается.
За перекуром немного передохнули. Теперь опять вниз до дна лощины, а затем шаг за шагом наверх, короткая передышка на переломе, и начинай ту же песню. К усталости начало прибавляться чувство голода.
Тарасов и Буря шли рядом Говорили мало, как многие бывалые в тайге люди, наперед знающие почти все, что может случиться при любом стечении обстоятельств. Лишь изредка перекидывались короткими фразами.
Как там Коровин насчет ужина сообразил?
Этого учить не надо. Дело знает. Голодными не будем.
Он может и не знать, когда доберемся.
Плохо вы в своем заместителе разобрались. У нас на Алтае все и всё знают, что знать надо, а иной раз и маленько побольше.
Это я согласен. Уже встречался. Но за последние дни нас вроде никто не обгонял.
Вроде Володи, на манер Кузьмы. Обгонять, может, и не обгоняли. Но дорога-то не одна, уклончиво сказал Буря. у Больно просто жить хотите.
А зачем в обход идти? не понял Тарасов.
В такое время, когда за буханку на дороге убить могут, тащите через все горы обоз с хлебом и хотите, чтобы ваш каждый шаг не знали?!
Помолчали. Тарасов заметил, думая вслух:
Неужели так плохо в деревнях? На рудниках люди уже не голодают. Хотя и очень труднострана на карточках. До богатства пока далеко. Сразу разве справишься
Не осерчайте, товарищ начальник, за то, что скажу. Я пораньше вас здесь советскую власть устанавливал, а надо будет, жизнь за нее отдам. Не о том речь, и агитировать меня нечего.
Нет! Что вы. Я это и для себя говорил.
То-то Иной раз думаю, не рано ли о врагах забываем. Змеи они, живучие.
Солнце садилось, когда лошади из последних сил взяли еще один перевал.
Дело к ночи поворачивает.
Ничего, теперь доехали. А вот и встреча.
Действительно. Навстречу, опираясь на палку, шел человек.
Ваня!
Михаил!
Тарасов и Коровин обнялись.
Добрались! Благополучно? спрашивал Коровин. А я боялся, как тебе эта дорожка будет. Беговую бричку послал с сеном. Но ее что-то у вас не видно.
На руднике оставил, ответил Тарасов. Кое-что получить не успели. Завтра догонит. Только обозлился я за нее.
Это почему же?
Что я, по-твоему, девица-невеста. На пушистом сене с бубенцами меня водить вздумал?
Но Коровин не слышал ответа. Он увидел Бурю и трижды расцеловался с ним.
Нашелся, значит. Письмо получил?
Что мне бумаги. Сердце больше скажет. Сам вижу, что на этот раз может пригодиться Матвей.
Молодец!
Про это моя старуха еще в молодухах раньше тебя узнала.
Ну, а как Петровна?
Спохватился. Человек ты вежливый. Пошла было со мной, да в Усть-Каменном подружку себе новую подцепила, с ней осталась.
Как же это?
А ты у нее спроси, коли свидишься. Вот с начальником твоим в дороге было срезался. Ершистый он у тебя.
Как же не стыдно, так же шутя, вмешался Тарасов. Оказывается, вы еще и злопамятный. А я лучше здесь скажу.
Ну, давай.
Что думаю, то и говорю. Прятаться не умею.
Правду он говорит, а, Коровин? лукаво спросил Буря.
От этой прямоты я за зиму вдоволь натерпелся, огрызнулся Коровин.
Ну, тогда сойдемся! заключил Буря.
За беседой незаметно спустились в деревню, прошли улицей и оказались во дворе довольно большого дома с заколоченными накрест окнами; здесь уже распрягали лошадей.
Матвей был прав: никто не остался голоден, и для всех была приготовлена спокойная ночевка.
Когда Тарасов проснулся, было темно. Решил, что еще ночь, и, боясь потревожить остальных, долго лежал молча, перебирая в памяти последние дниотъезд, колесный «шлепоход».
Особенно живо возник перед глазами матрос, что стоял на носу парохода с «наметкой»длинным шестом для измерения глубиныи кричал на всю ширину иртышской долины, окаймленной крутыми склонами гор, сообщая о результатах измерений.
Не-е-е ма-а-ячить!
Во-о-о-сьем!
Шеш половинном!
Шетыре половинном!
Под табак!
А когда пароход, уткнувшийся в мель, тряхнуло и матрос, потеряв равновесие, оказался в воде, то не растерялся и под хохот собравшихся на палубе людей, не меняя тона, закричал:
По колен!
Потом вспомнилась «пристань Гусиная», путь через голые «сопки», донельзя пыльная дорога. Зыряновск. Снова дорога и наконец вчерашний день. Беседа с Матвеем-бурей.
Совсем рядом кто-то заговорил шепотом:
Так вы же сами не велели.
.Ничего! Хватит, а то прокиснет.
После болезни да с дороги.
Эх и даст же он нам, как узнает, что проспал до обеда.
Ничего не даст.
Ослепил внезапно появившийся освещённый квадрат настежь открытой к солнцу двери. Тарасов увидел, что друзья, которых он боялся разбудить, давным-давно встали. Темнота была создана плотно закрытыми ставнями.
Проснулся!? Ну вот, я же говорил, что он давно выспался. А вы тут «не троньте», «спит», «больной». Хватит ему болеть, натешился уже. Дольше будет валятьсяизленится.
Подожди. А кто же устроил, что я день за ночь принял?
Ладно. Дело прошлое.
Через несколько минут, умывшись прямо на берегу реки ледяной кристально чистой водой и наскоро позавтракав, Тарасов занялся делами.
Почти сразу же за селом начинался район работы их геологической партии. Никаких других «опорных» баз они устраивать не собирались. Все лишнее или, точнее, не нужное в первые дни останется здесь. Грузы должны быть переупакованы, подобраны первоочередные, подготовлены вьюки. Многое надо было решить и в сельсовету.
Только поздним вечером участники экспедиции собрались в большом бревенчатом доме, за обедом, одновременно явившимся и ужином. Сюда же постепенно начали собираться гости. Это были только старики. Степенно входили они в горницу. Кланялись на все стороны. На предложение сесть к столу и разделить ужин отказывались, отвечая одним словом: «благодарствуйте». Усаживались на одну из лавок, по стенке, в отдалении от стола. Разглаживали бороды, обмениваясь между собой ничего не говорившими фразами.