Рядом, по той же стенке стояли еще два конторских стола. Они принадлежали проспекторам, как называли в тресте бывших местных золотопромышленников. Проспекторы обязаны были оказывать содействие при поисках, оставленных или забытых месторождений золота и в качестве специалистов участвовать в составлении проектов по освоению вновь найденных месторождений; откуда взялось название должностисказать трудно, но говорили, что старые промышленники ее придумали сами.
В те годы государственные разработки золотых россыпей и руд были еще невелики, и большую часть добычи золота давали старатели, работавшие либо артелью, либо одиночкамибобылями, на долгие месяцы уходившими в тайгу. Находились и такие, что забирались в самую глушь с семьей, селились там в наскоро сбитой курной избушке и работали, пока хватало сил и припасенного продовольствия.
Понятно, что для старательских артелей нужны были легкодоступные участки, работа на которых могла бы оправдать труд и затраты, Их подыскиванием также должны были заниматься проспекторы.
Эти самые проспекторы вовсе не были такими безобидными и преданными Советской власти старыми специалистами, как это могло показаться с первого взгляда. Не были они и бессребрениками. Время от времени появлялись сигналы о взятках, об излишней пристрастности проспекторов, о направлении неугодных им старателей на плохие участки. Только звучали эти сигналы глухо, больше намеками. Люди побаивались мести.
Теперь проверять заявки первооткрывателей, то есть людей, заявивших о находке месторождений золота или других полезных ископаемых, руководители треста поручили молодому геологу.
Проспекторы отнеслись к этому приказу с плохо скрытым раздражением, и прошло немало дней, пока Тарасову удалось раздобыть у старичков документы, толком нигде не учтенные, и переписку со старателями.
Оставшись по существу не у дел, проспекторы вынуждены были теперь заниматься поисками заброшенных или ими же утаенных от Советской власти золотоносных участков. Время от времени они обращались к руководству треста с соответствующим рапортом, а потом долгие месяцы проводили на названных участках.
Почти одновременно с Тарасовым в тресте начал работать в должности заведующего старательскими работами опытный горняк Дмитриев. Он когда-то был старателем, годами ходил с лотком и лопатой за плечами по самым захолустным уголкам Алданской и Баргузинской тайги. Недостаточную грамотность этого человека с лихвой покрывали отличное знание дела и исключительная честность. О себе Дмитриев любил говорить в третьем лице: «Пробы сам Иван Митрич брал, ручаюсь» или: «Побывал в тех местах Иван Митрич, видывал». Снаряжаясь в любую командировку, он натягивал на себя штаны, сшитые на десять полотен, такой ширины, что в них могли бы уместиться еще три человека; влезал в большущие болотные сапоги, наполовину отвернув голенища, а остальную часть их собрав гармошкой. Потом вытаскивал из фанерного чемоданчика желтое кожаное пальто. По мнению Ивана Дмитриевича, пальто придавало ему особенно почтенный и даже шикарный вид. Надев кожанку, он подчеркнуто небрежно совал в карман наган, выданный ему в пожизненное пользование командиром партизанского отряда еще в 1919 году.
Главный инженер треста все сложные дела по разбору старательских жалоб поручал Тарасову и Дмитриеву вместе. Как только подвертывался такой случай, они отправлялись к месту проверки вдвоем, часто на лодке или верхами.
В поездках Тарасов преображался. Без устали бродил он по логам и вершинам, брал пробы, разыскивал следы старых горных выработок, часами исследовал добытые образцы руды.
Первая совместная поездка во всех деталях запомнилась обоим.
Изыскатели ехали на легонькой тележке, ходке, запряженной парой лошадей.
Дорога долго блуждала по оголенным или покрытым редким кустарником холмам, столь типичным для Прииртышья, потом забралась на крутой перевал и вывела путников к залесенной долинке небольшой реки.
Отсюда виднелась заимка из нескольких дворов; ниже по течению пойменная часть долины была занята разнолесой рощей и кустарникомягодником; на свободных от зарослей участках ярко зеленела высокая трава. Дальше, насколько можно было видеть долину, вытягивались узкие полоски пашен да лента дороги вилась вдоль берега.
Ишь куда нас занесло, пробормотал Иван Дмитриевич, самая что ни на есть крестьянская стихия.
Почему вы так думаете? спросил Тарасов.
Погляди на пашни. Неужели не видишь? Темнота! От межи до межи армяк положи, и тот не влезет. Рядом рудник, людей не хватает, а они тут присосались и ни с места.
Время приближалось к обеду; пора было дать передохнуть лошадям. Путники спустились в долину, выбрали полянку, распрягли и стреножили лошадей, сбросили с ходка брезент и улеглись на него почти у самой речонки.
Берег порос густой травой, а чуть выше по течению разнообразными кустарниками. Верхний почвенный слой, скрепленный корнями растений, размывался труднее, чем подстилающие его песчаные или глинистые породы, и потому нависал, заворачивался, как бы подкопанный потоком. Противоположный оголенный берег полого поднимался до каменистой осыпи, сползшей со склона, и затем круто уходил вверх. В нескольких десятках метров ниже места, где расположились путники, пологий левый берег резко обрывался. Река упиралась в скалу, обходила ее и терялась за поворотом.
Посмотрите, какая интересная коса, обратился к спутнику Тарасов.
Недалеко, у скалы, реку надвое разделяла отмель С аккуратно рассортированными гальками и песком. В голове косыее верхней по течению частилежали относительно крупные камешки, затем следовали более мелкие, потом еще мельче и наконец хорошо отмытый песок.
Если коса свежая, то есть появилась или обновилась недавно в результате любого паводка (но не ледохода!), то она обычно содержит обломки всех горных пород, которые поток размывает выше по течению. Кроме того, в голове косы или даже впереди нее вместе с крупной галькой располагаются самые тяжелые частицы, среди которых часто можно встретить обломки руды. Поэтому в верхней, головной, части свежей косы особенно хорошо брать поисковую пробу и на золото.
Может быть, попробуем, Иван Дмитриевич? Все равно есть не хочется, да и нечего. Зря сидим.
Конечно, ежели разговор со мной для тебя дело зряшнее и охота тебе в воду лезть, так лезь! Только здесь до нас верно сто разов пробовали. От заимки сюда рукой подать.
Но Тарасов все же достал из мешка небольшую саперную лопату и широкий ковш с высокими стенками. Изыскатели почему-то называют такие ковши уральскими, хотя их можно встретить и во многих других районах страны. Он поднял голенища у болотных сапог и шагнул в воду.
Речка была шириной всего в несколько метров, и, кроме того, от берега наискосок к косе шел неглубокий перекат, по которому, казалось, можно легко добраться до цели.
Однако предположение было ошибочным. Горка воды, поднявшаяся около ног сразу у берега, забралась за голенища, а далеко не спокойное течение стремилось сбить с ног. Пришлось вернуться. Раздеваться и лезть в воду нагишом не хотелось.
Тарасов положил ковш и лопату около брезента, присел на него, подставив сапоги солнцу.
Ну что, попробовал? съязвил Дмитриев.
Я думал, тут мельче.
Из-за кустов, что выше по течению, строем один за другим выплыли несколько серых гусей. Рывком поднявшийся Тарасов снова сел и расхохотался.
Ты что? удивился Иван Дмитриевич.
Больно обед понравился, сам приплыл. А пригляделся, они опять домашние.
Как это опять? Или было уже когда?
Как не бывать. Только дороговат такой обед.
И Тарасов рассказал, как в одну из поездок по Алтаю группа геологов в глухом лесу на незнакомой дороге наткнулась на стайку гусей. Люди были голодны, и, конечно, немедленно зазвучали выстрелы.
В ответ на стрельбу послышалась ругань, из-за деревьев появились несколько человек с ружьями и косами. Изумленные и испуганные геологи растерялись. Кто-то из них успел выкрикнуть:
Мы же думали, они дикие!
С большим трудом удалось уговорить разбушевавшихся хозяев на мировую.
Заплатив за потраву втридорога, изыскатели собрались уже двигаться дальше, когда хозяева побитых гусей со смехом пригласили в гости.