Когда Филипп Католик стал королем Испании, а его супруга Мария Кровавая принялась немилосердно преследовать еретиков в Англии, когда выродившиеся отпрыски домов Валуа и Медичи подготовили во Франции резню гугенотов, когда штатгальтерша Маргарита Пармская развязала руки инквизитору Тительману и его приспешникам в Нидерландах, все, кто мечтал о свободе, естественно, стали посматривать на Запад.
Недовольные гнетом королей и пап думали о новом, вольном крае. А где же искать его, если не за океаном? Правда, на этот край притязали Испания и Португалия, опираясь на папские буллы и Тордесильясский договор. Что ж, в крайнем случае можно сразиться с ними. Вряд ли они сумеют надежно защитить побережье, протянувшееся на тысячи километров.
Английские протестанты, французские гугеноты, морские гёзы Голландии принялись тайно снаряжать небольшие суда, на первых порах скорее для колонизации и торговли, чем для пиратства.
Иным и на самом деле удалось основать на Американском материке маленькие колонии: во Флориде, в Бразилии, потом даже и в Панаме. Другие поселялись в Испанской Вест-Индии; на Гаити они кормились охотой, на Тортуге, Сан-Андресе, Провиденсииловлей черепах.
Но на новые колонии нападали сильные испанские отряды, а иногда их жителей истребляли индейцы, которые успели на горьком опыте узнать, что за народ эти бледнолицые. Уцелели преимущественно самые маленькие и бедные поселения охотников и рыболовов.
Кто-то из первых испанских колонизаторов привез на многие крупные острова рогатый скот и свиней. Хищных зверей тут не водилось, индейцыесли они былипе обладали ни подходящим оружием, ни сноровкой для охоты, а потому бывшие домашние животные быстро размножались и, разумеется, быстро дичали.
Белые охотники, вооруженные ружьями, скоро наловчились отлично коптить мясо и сало без соли. Возможно, они научились этому у индейских племен, которые и поныне не забыли этого искусства. Такое копченое мясо называлось «букан» (старофранцузское слово, родственное английскому «бекон»), и поставщиков мяса стали величать буканирами.
Свою продукцию они сбывали капитанам кораблей, которые охотно делали небольшой крюк, чтобы запастись провиантом для дальних плаваний.
Жизнь закалила этих буканиров. Они редко беспокоили своих испанских соседей, да и то так, слегка, и те обычно их не трогали. Случалось даже, испанские поселенцы посредничали в сбыте заготовленного буканирами вяленого мяса и «суповых» черепах, за что получали свою долю прибыли.
Если бы так продолжалось и впредь, эти отважные и выносливые жители лесов и островного мира могли бы живительной струей влиться в население колоний. Но этому препятствовала колониальная политика испанцев (если тут вообще применимо слово «политика»).
С самого начала владыки Испании смотрели на Америку исключительно как на источник обогащения метрополии и ее праведных сынов, развитие самих колоний не занимало правителей, подчас они даже тормозили его, заботясь о своей личной наживе.
Эрнану Кортесу удалось акклиматизировать в Мексике виноградную лозу и оливковое дерево и разбить обширные плантации. Внезапно ему повелели свыше все вырубить и сжечь: ведь с купцами Севильи и Кадиса, которым принадлежала монополия на торговлю вином и оливковым маслом, соперничать возбранялось.
Ремесло, промышленность тоже были запрещены. Нужна вам шляпа или обувь, покупайте в Испании. И за все на свете надо было платить налог его наикатолическому величеству.
Ни о какой торговле между колониями и европейскими морскими державами, конечно, не могло быть и речи. Ограничивалось даже морское сообщение между испанскими владениями в Америке. С превеликим трудом, после долгой переписки колонии добились наконец дозволения раз в год посылать один торговый корабль на Филиппины, которые тоже были подвластны испанской короне.
Но мало этого. Уроженцам колоний был закрыт путь к государственным должностям, во всяком случае наиболее важным. Губернаторов присылали из определенных провинций Испании, куда они и возвращались, исполнив свой долг. Но и они не были застрахованы от ударов судьбы. Время от времени их деятельность проверяли королевские оидоры. Они отсылали губернатора куда-нибудь на месяц-другой, чтобы все недовольные могли, не опасаясь преследований, поносить и разоблачать его.
Если бы система торговых ограничений и монополий обеспечивала государству, которое прибегает к таким мерам, прочное благосостояние, Испания должна была бы неслыханно разбогатеть. Меньше чем за полвека после открытия Америки конкистадоры разграбили все сокровища инков, ацтеков и чибча, не говоря уже о том, что им удалось присвоить в других местах.
Полные трюмы золота и серебра, сундуки жемчуга и изумрудов, сказочные богатства шли через океан в Испанию. Золото упало в цене в Европе.
Тем не менее в 1560 году Испания стояла перед крахом.
Это лучше всего видно из личной бухгалтерской книги Филиппа Католика, которая вошла в замечательный свод документов той эпохи, известный под названием «Документов Инедитос».
«Двадцать миллионов дукатов нужно только для того, чтобы покрыть мои долги и оплатить проценты, писал король Филипп. Но не будем даже говорить об этом: это просто невозможно».
И он подвел итог расходам за 15601561 годы. Расходам личным и государственным вперемежку, в том числе на гвардию, которая три года не получала жалованья. Получилась сумма десять миллионов девятьсот девяносто тысяч дукатов.
Разве это деньги для короля Старой и Новой Кастилий, Леона, Арагона, Гренады, Неаполя и Сицилии, герцога Фландрского и Брабантского, титулованного короля Англии, Франции и Иерусалима, графа Голландского, подеста Фрисландии, абсолютного доминатора Африки, а также Восточной и Западной Индии?
Но вот как выглядела статья доходов:
Налоги с Индии, большая часть уже израсходована вперед или заложена; можно еще выручить 420 000
Обычные налоги и таможенные поборы 200000
Побор за папское разрешение есть мясо в пост и прочая королевская доля 500 000
Доход с лицензий на продажу рабов в Америку 50 000
Все прочие доходы, включая королевскую долю в конфискованном имуществе еретиков 160 000
. . . . .
Итого за два года 1 330 000
Потом король произвел вычитаниепричем ошибся на какие-нибудь шестьсот шестьдесят три тысячи дукатов в свою пользуи пришел к грустному выводу, что ему не хватает «девяти миллионов без трех тысяч дукатов и остается либо извлечь их из воздуха, либо искать пути, которые уже использованы до предела».
И его величество принялся сочинять длинное письмо кардиналу Гранвелле в Брюсселе, призывая его поскорее казнить еретиков да проследить за тем, чтобы король Филипп получил все, что ему причитается. К письму прилагался длинный список простых граждан Голландии, подозреваемых королевскими шпионами в том, что они читали Библию, устраивали домашние богослужения и совершали другие ужасные преступления, караемые смертной казнью.
Торговать рабами или травить собаками непокорных индейцев преступлением не считалось, была бы лицензия.
Испанская империя выросла, как гриб после дождя, и, как гриб, она, разбросав свои споры, начала гнить. Немалая часть испанского народа по сути дела перестала трудиться. Куда легче быть воином, или монахом, или чиновником в заморских колониях.
Но после смерти Марии Кровавой, когда королевой Англии стала Елизавета, в испанские колонии зачастили новые гости. В Англии учреждались компании для торговли с Америкой, и корабли из Пяти Портов начали появляться у берегов Испанского моря.
Конечно, такого рода торговля была строго-настрого запрещена. Ведь монополия давала лишь некоторым привилегированным городам Испании право торговать с Америкой. Но многие креолы приветствовали ее, да и кое-кто из испанских чиновников смотрел сквозь пальцы на контрабанду еретиков.
Во-первых, англичане давали взятки, во-вторых, они поставляли дешевые и добротные товары, не в пример тем, которые поступали из Испании. «Ножи немецкие, худшие, какие только можно получить», значится в списках товаров, которые брал с собой в плавание Магеллан.
Все были довольны, царило полное единодушие, пока у одного из испанских вице-королей жадность не взяла верх над благоразумием. Нарушив слово, он предательски обстрелял в Сан-Хуан-де-Ульоа корабли англичанина Хоукинса. Много судов погибло, но некоторым удалось уйти. Капитаном одного из спасшихся кораблей был сын английского пастора, молодой блондин, которому предстояло стать знаменитым. Его звали Френсис Дрейк.