А что делается за бортом? Вот она, акула, не торопясь проплывает мимо на небольшой глубине. Здоровенная, как битюг, но стремительная и опасная.
Какой же это мако, возражаю я.
Верно, говорит Марти. Это белая.
Потом переводит взгляд на добычу и недовольно замечает:
Не такой уж он большой, как я думал.
Куда тебе больше, добрых двадцать пять килограммов.
Если не все тридцать. Но ведь они и по триста тянут.
Морской окунь в триста килограммов? Бог с ним, все равно у нас нет снасти, способной удержать такого великана. Сейчас лучше возвращаться с тем, что добыли Все равно пока здесь ходит большая акула, клева не будет.
Марти и я поднимаем якоря. Джимми ставит паруса. Несколько минути через щель в рифе мы входим в защищенную бухту, где на глубине четырех саженей можно различить не только маленьких черных морских ежей, но даже их иглы.
Еще несколько минути мы опускаем мачту, выскакиваем в теплуюдвадцать восемь градусовводу и вытаскиваем лодку на берег.
Несколько островитян, которые пришли купить рыбы, ставят на песок свои кастрюли и банки и помогают нам. По обрубкам пальмовых стволов мы втаскиваем лодку выше линии прилива.
А теперь пошли ко мне, закусим, приглашает Джимми.
Берем по связке рыбы и идем за ним. Над нашими головами певучий бриз перебирает пальмовые кроны.
Эх, несколько лет назад, когда еще сюда не приезжали туристы, все было по-другому, печально говорит Марти. Тогда никому не приходило в голову продавать апельсины или манго. А теперь за десять сентаво получишь всего три-четыре штуки.
Десять сентаво невелики деньги, так что мне трудно ему сочувствовать. Тем более что сам я, с той минуты как прибыл на остров, не купил еще ни одного апельсина, ни одного кокосового ореха, а поел их вволю.
Дом Джимми стоит на сваях, в метре с лишним над землей. Морской ветерок продувает широкую веранду, где уже накрыт стол.
Манго. Суп из крабов. Помпанорыба знаменитая, а этот помпано к тому же сперва был вымочен в лимонном соке, потом кипел на слабом огне в соке молодых кокосовых орехов, пока сам не распался на филе. Он подан с салатом из авокадо, жареными плодами хлебного дерева и печеным бататом. Затем следует шербет из тамаринда, а в заключениекофе и сигареты.
Привозные товары не облагаются здесь пошлиной, так что самые изысканные сигареты стоят совсем дешево.
Поев, погружаемся в кресла-качалки и запеваем, как студенты в подвальчике Ауэрбаха: «Эх, до чего же хорошо»
Сегодня вечером мы собираемся на Хайнс-Кей, повеселимся там, говорит Джимми немного погодя, Поедешь с нами?
Что за вопрос!
Целая флотилия пирог и кетботов выходит из Саунд-Бэя; сперва скользит вдоль берега, потом направляется к Хайнс-Кей, островку в полутора километрах от Сан-Андреса.
Приехали. Несколько мальчишек тотчас взбираются на пальмы и сбрасывают вниз молодые кокосовые орехи, лучшая часть сока которых еще не пошла на образование ядра.
Выносим на берег багаж: корзины, кастрюли, загадочные свертки из банановых листьев. Три гитары, мандолину, банджо. Кто-то подтрунивает над Каролой, сестрой Джимми: «Что ж ты не захватила свое пианино» (об этом пианино долго говорила вся деревня).
Молодежь играет на привезенных инструментах, танцует, водит хоровод; люди постарше рассказывают что-нибудь, загадывают загадки. Я пытаюсь подловить Пинки Джея старой загадкой: «Если полторы курицы за полтора дня сносят полтора яйца, сколько яиц снесет одна курица за неделю?»
Четыре и две трети, отвечает Пинки Джей; он никогда не теряется.
Все хохочут от души; теперь его черед загадывать.
Солнце склоняется к пальмовым кронам. Опять пора закусить. Добродушные чернокожие и смуглые тетушки явно хотят друг друга перещеголять. Появляются жареные молочные поросята, цыплята, люцианиды, лангусты с рифаодно блюдо вкуснее другого. Подают свинью. Как и все свиньи на Сан-Андресе, она выкормлена на кокосовых орехах. Она зажарена целиком и начинена бататом. Советую попробовать.
Преисполненный благодарности, предлагаю им свое объяснение, почему Моргану всегда удавалось без труда набрать команду, когда он отправлялся на материк драться с испанцами. Выждав, когда на Сан-Андресе устроят пир, он созывал на берегу всех пиратов Порт-Рояла и говорил им: «Чуете, какой запах несет бриз? Туда мы и пойдем». И буканиры наперебой кричали, что готовы идти за половинное жалованье.
Островитяне дружно хохочут, а одна из тетушек подкладывает мне особенно вкусный, поджаристый кусок поросенка.
Наконец все сыты. Даже молодые не в силах сейчас танцевать. Требуют, чтобы Карола рассказала сказку.
У стройной Каролы кожа цвета молочного шоколада, большие лукавые черные глаза. Она похожа на африканскую жрицу, но это не коварная мамалои или обеа, а сказочница и пророчица. Голос у нее густой, как ночь под пальмами.
Все, конечно, помнят старого Томми, Тома Хайнса, который жил на Саут-Энд. Я о нем расскажу. Когда Томми не ловил рыбу, он обычно искал пиратский клад. Знаете, конечно, тот самый клад, который льОллоне зарыл еще во времена Генри Моргана, до того как вернулись испанцы.
Черные головы дружно кивают. Генри Морганглавный герой местных преданий. За ним уже следуют другие пираты: Гропьер и Пти-Пьер, льОллоне, Калико-Джек, Мануэль Португалец, Эд Хоукпнс, Голландец Клаас и прочие.
Было известно, что льОллоне зарыл свой клад на одном из маленьких островков. Да поди угадай, на каком. Уж Томми и искал, и копал, и ходил к обеавсе без толку. Но вот как-то ночью, когда он ловил кингфиш и испанскую макрель, он увидел на Саут-Уэст-Кее какой-то странный свет. Сперва он опешил. Кто бы это мог туда забраться? Двадцать пять миль от населенных островов, а черепах промышлять еще рано. И тут он вспомнил, что ему говорил один старый обеа: «Раз в сто лет ночью над зарытым кладом появляется зарево, но только на один час».
И Томми отправился прямо на Саут-Уэст-Кей. Сами знаете, там два островка, так зарево было над восточным. Только кетбот Томми вошел в проход в рифе, как таинственный свет погас. Хоть домой возвращайся! Но Томми не хотелось идти обратно без улова, и задумал он дождаться утра и наловить летучей рыбы для наживки, чтобы на обратном пути попробовать поймать кингфиш. Он сошел на берег, только не на том острове, где зарево видел, а на втором, где есть питьевая вода. Привязал лодку и лег спать.
Немного погодя он проснулся, а может быть, и не проснулся. И видит: рядом с ним стоит человек в широких штанах, в башмаках с серебряной пряжкой, голова обвязана красным шелковым платком. На плече висит тесак, за поясом торчат два длинных кремневых пистолета. Томми сразу смекнул, что это не настоящий человек, а привидение, дух какого-нибудь старого буканира. И он не стал с ним заговаривать, лежит, не двигается, глядит на диво это.
«Ты давно ищешь меня, Том Хайнс, сказало тут привидение. До клада моего хочешь добраться!»
И расхохоталось, да так, что у Тома кровь в жилах застыла.
«Ладно, будь по-твоему, продолжало привидение. Только сперва я тебе кое-что скажу. Перед тем как льОллоне пришел сюда, он собрал разбойную дань по всему побережью, да мы еще захватили несколько испанских кораблей. Хотел он идти на Ямайку, да услышал, что туда же собираются Морган и Мансфельд, а с ними ему встречаться было не с руки. Поставил тогда льОллоне команде две бочки рому, а как все перепились, и говорит мне: «Ну, матросик, теперь нам на берег надо». Надо, так надо, я всегда был его самым близким товарищем, или матлотом, как мы говорили. Подошли на лодке к берегу, вон к тому островку, и вынесли из нее два сундука. Сундуки небольшие, да тяжелые. ЛьОллоне еще посмеялся: «Ну, матлот, теперь наша с тобой старость обеспечена».
Мы закопали сундуки, положили сверху плоский камень и засыпали его песком. Потом я опустился на колени и все заровнял, чтоб не осталось следа. Но место показалось мне ненадежным, и я сказал: «Нам бы сюда какого-нибудь сторожа». «Это уж ты на себя возьмешь, матлот. Сторожи триста лет, коли я раньше не вернусь», сказал льОллоне, этот негодяй, и ударил меня по голове лопатой. Потом зарыл меня рядом и вернулся на корабль».
Томми продолжал молча глядеть на привидение.
«Да, сэр, нехорошо он поступил, заговорил он наконец, Выходит, вы давно тут сторожите»