А если имъ удовольствія прискучатъ?
Ну, какъ это можно!
Видали и это.
Вы, какъ жена моя; она споритъ со мною, но, извѣстно, женщины очень несправедливы, пристрастны. Жена помнитъ своего покойнаго отца, князя. Онъ бывало, что сказалъкончено. Дѣти у него ходили по стрункѣ и боялись его взгляда.
Я въ томъ бѣды не вижу, сказалъ адмиралъ.
Бѣды нѣтъ, но стѣсненіе большое.
Сидоръ Осиповичъ, развѣ вся жизнь не есть стѣсненіе? Вѣдь мы не можемъ ручаться за обстоятельства и за то, что они не
Шумъ, дѣтскіе голоса, заглушили тихую и спокойную рѣчь адмирала. Шумная ватага, ведомая Анатолемъ, вторглась въ гостиную. Напрасно Зинаида Львовна взглядомъ хотѣла остановить Анатоля, онъ былъ возбужденъ такъ же, какъ братъ его Сережа, Глаша и даже Соня. Одинъ Ваня по своей кротости, а Вѣра по своей лѣности казались менѣе оживленными.
Папа! закричалъ Анатоль, подбѣгая къ отцу:что намъ дѣлать? Дай намъ совѣтъ. Подай намъ новую мысльты на выдумки мастеръ.
Да въ чемъ дѣло? что такое?
Послѣ завтра праздникъ, и мы рѣшили провести весь день вмѣстѣ, только не знаемъ какъ, и между нами большіе споры. Вѣдь эти дальнія прогулки всѣмъ прискучили. Все одно и то же, то же и одно. Повезутъ на телѣгѣ чай и десертъ, мы пойдемъ или поѣдемъ въ кабріолетѣ въ сотый, въ тысячный разъ Тоска!.. Придумай, что-нибудь новое, занимательное.
Хотите фейерверкъ? Я выпишу изъ Москвы.
Прошлаго года былъ фейерверкъ, сказалъ Ѳомушка:ничего особеннаго нѣтъ, потухнетъ, и баста!
Ну, хотите балъ? зададимъ пиръ на весь міръ?
Съ кѣмъ же танцовать? дамъ мало, сказалъ Анатолій, да и невесело. Жаль, что Глаша и Вѣра верхомъ не ѣздятъ, а то бы можно было махнуть на ярмарку въ Петровское.
Что жъ? ступайте верхомъ, а я свезу барышень въ шарабанѣ.
Нѣтъ, сказалъ Сережа, это будетъ врозь, а мы хотимъ всѣ вмѣстѣ.
Въ такомъ случаѣ я не знаю, что предложить; пустите на голоса. Пусть каждый скажетъ, что хочетъ, и рѣшайте по большинству голосовъ.
Тутъ поднялся такой шумъ, что нельзя было ничего разслышать. Сидоръ Осиповичъ добродушно вмѣшался въ дѣтскіе споры и приказалъ всякому принести свое предложеніе и начать баллотировку.
Суматоха, громкіе споры, шумъ и гамъ раздались въ гостиной; пользуясь этимъ, адмиралъ всталъ, потихоньку вышелъ и, не замѣченный никѣмъ, ушелъ домой. Оказалось, что большинство голосовъ досталось предложенію Вани: итти пѣшкомъ въ долину смотрѣть, какъ будутъ ловить рыбу, и пить чай на мельницѣ. Глаша осталась крайне недовольною, и къ ней пристали Анатолій, Сережа, Вѣра, которые подняли бунтъ. Ѳомушка поддразнивалъ.
Выбрали, такъ выбрали, говорилъ онъ, былъ уговоръ: по большинству голосовъ. Я думаю, что именно мой голосъ и перетянулъ.
Твой голосъ, твой голосъ! воскликнула Глаша задорно.
Анатоль приступилъ къ отцу.
Папа! Уничтожь эти глупые выборы, это твоя неудачная затѣя. Я ея не хочу. И Глаша не хочетъ, и Вѣра тоже, такъ кто же хочетъ?
Въ эту минуту раздался голосъ Серафимы Павловны.
Вообразите, Antoine ушелъ! Воспользовался суматохой и ушелъ. Кто же меня проводитъ?
Помилуйте, да мы всѣ проводимъ васъ, не извольте безпокоиться, сказалъ Ракитинъ.
Мнѣ пора домой. Antoine одинъ дома. Я не люблю оставлять его одного. Мнѣ надо итти. Ваня мой меня проводитъ.
Ваня взялъ тотчасъ свою соломенную шляпу и подалъ руку матери. Но всѣ Ракитины пошли провожать ее, несмотря на приставанья Анатоля, что надо сперва рѣшить вопросъ. Мать строго посмотрѣла на него и сказала рѣшительно:
Оставь это! Завтра рѣшайте.
Онъ надулся, отошелъ въ сторону, бормоталъ что-то себѣ подъ носъ и отказался итти провожать Серафиму Павловну. Соня принялась было его уговаривать, но онъ закричалъ на нее:
Отстань!
Она смутилась и пошла за другими провожать гостью.
На другой день вечеромъ дѣти Ракитины пришли съ гувернанткой Сони, старой француженкой, madame Потье, къ Боръ-Раменскимъ. Анатоль вошелъ прежде всѣхъ, опережая старушку француженку къ крайнему ея неудовольствію. Онъ имѣлъ видъ тріумфатора.
Рѣшили! закричалъ онъ, едва кланяясь. Рѣшили! Мысль принадлежитъ мнѣ!
Что такое? въ одинъ голосъ сказали Боръ-Раменскіе.
Мысль богатая! Я уже распорядился и приказалъ всѣмъ собираться.
Да что вы рѣшили? мы не знаемъ, сказали Сережа и Глаша въ одинъ голосъ.
Ѣхать на телѣгахъ въ нашъ боръ ночью, добраться до поляны и освѣтить ее бенгальскимъ огнемъ. Мы возьмемъ чай, ужинъ и заберемъ дворню. Они всѣ будутъ очень рады поѣсть, попить и попѣть; а есть изъ нихъ такіе, которые славно поютъ залихватскія пѣсни.
Vous avez dit. Зали Залих-ват-скія? Что это такое? сказала Серафима Павловна съ удивленіемъ и недовѣрчивостью, подозрѣвая въ этомъ, для нея неизвѣстномъ, словѣ что-нибудь неладное.
Лихія, пояснилъ Степанъ Михайловичъ.
И папа и мама поѣдутъ съ нами. Какъ весело! сказала Соня. Сережа, Ваня, вѣдь мы еще ни разу не были ночью въ лѣсу.
А я былъ, сказалъ Ваня вполголоса, одинъ разъ, прошлымъ лѣтомъ. Жутко было, но хорошо. Лѣсъ стоитъ такой чудный, и будто не лѣсъ и не деревьяне то призраки, не то великаны. Очень жутко
Ну, это твои чудачества! воскликнулъ Анатоль:а ты говори дѣло, согласны? Конечно, согласны!
Я иду! закричалъ Сережа съ азартомъ и увлеченіемъ, но вдругъ глаза его встрѣтились съ глазами Вани, и онъ поспѣшилъ прибавить:если папа и мама позволятъ.
Что вы скажете? спросилъ безцеремонно Анатоль. Ѳомушка находился также въ возбужденномъ состояніи и жарко объяснялъ что-то Вѣрѣ, а Глаша, слушая его, припрыгивала, всплескивала руками и издавала какія-то неопредѣленныя восклицанія.
Папа! Папа! обступили всѣ дѣти адмирала.
Мальчики могутъ итти или ѣхать; только не сломать себѣ шею впотьмахъ. Ночи ужъ темныя, и мѣсяца нѣтъ. Глупо возвратиться съ прогулки инвалидомъ. Запрягите смирныхъ лошадей.
Глаша при этихъ словахъ вся вспыхнула: она наклонилась къ Сонѣ и шепнула ей:
Проси за насъ. Ты слышала, отецъ сказалъ только о мальчикахъ. Избѣгай отказа. Если онъ скажетъ: нѣтъ, то всему конецъ, его ужъ никто не уломаетъ.
Соня подошла къ адмиралу съ умильнымъ личикомъ и умоляющимъ взоромъ. Она заглянула ему въ глаза и сказала:
Милый дядя! (Бъ минуту нѣжности онъ сказалъ ей однажды, что считаетъ ее родной племянницей) не откажите мнѣ. Если вы не отпустите Глаши и Вѣрыпрогулка разстроится. Я останусь дома, я безъ нихъ не пойду! Погодите Не говорите Она сложила свои ручки съ умоляющимъ видомъ, адмиралъ, глядя на нее, улыбался, улыбался и нѣмецъ Штейнъ, улыбался во весь свой большой и добрый ротъ Степанъ Михайловичъ.
Я ничего не говорю, я жду окончанія рѣчи нашего херувимчика, проговорилъ онъ ласково.
Я кончаю. Чтò вы прикажете, то и будетъ. Вы не любите, чтобы дѣвочки уходили однѣ, но мы будемъ не однѣ. Нашихъ горничныхъ дѣвушекъ собирется 7 или 8; Сарра Филипповна поѣдетъ съ нами и, быть можетъ, сама мамочка. Прасковья Ивановна тоже поѣдетъ.
Прасковья Ивановна была барская барыня, которая послѣдовала за своей княжной и не могла утѣшиться, что ея княжна сдѣлалась Ракитиной, все богатство котораго ея не утѣшало. Она занимала въ домѣ почетное положеніе.
Такъ какъ же? кончила Соня и взяла руки адмирала въ свои ласковыя ручонки. Что вы скажете?
Скажу: не мое дѣло. Дочери должны просить согласія матери. Какъ она хочетъ!
Глаша, какъ изъ лука стрѣла, стремительно бросилась къ матери на шею. Съ нею рѣдко это случалось. Всѣ дѣти Ракитины и даже Боръ-Раменскіе обступили Серафиму Павловну. Объятія и просьбы, всѣ говорили въ одинъ голосъ и перебивали другъ друга. Сперва она отбивалась, восклицая со смѣхомъ:
Пустите! Пустите!
Потомъ, увидавъ, что ея свѣжее утреннее платье примято, разсердилась и сказала:
Скука какая! всю изомнете. Оставьте меня въ покоѣ.
Глаша первая поняла опасность; она толкнула впередъ Ваню.
Мама, милая, позвольте; и съ нами поѣзжайте: безъ васъ какое же гулянье!
Что ты? Что ты? Ночью? Я лошадей боюсь и днемъ.
Мамочка, мы запряжемъ вороненькую, она маленькая и смирнѣе собаки.
Я боюсь, ни за что не поѣду ночью.
Мамочка, вы сядете въ таратайку, лошадь подъ уздцы поведетъ Савелій, а мы всѣ окружимъ вашу таратайку; мы ваша гвардія, votre garde dhonneur!