Миссис Коннели прочистила горло.
Так в каком ты классе?
В двенадцатом,ответила я. Мне казалось, что я похожа на выпускницу. Миссис Коннели стоит увидеть некоторых девчонок из моего класса. Они выглядят так, будто им далеко за двадцать.
Выпускница,произнесла она.Это хорошо. Уже знаешь, в какой пойдёшь колледж?
Она задавала мне все эти вопросы лишь потому, что была смущена после того, как узнала, что ясовершенно неподобающая пара для её сына.
Я пока жду ответа из нескольких,ответила я. И вот так мы неловко стояли, пока мистер Коннели не обратился к своей матери.
Нам пора заходить.Он взял мать под локоть и повел в храм.
А я наблюдала, как они бредут сквозь толпу к свободным местам. Рядом с моими родителями! Папа пожал мистеру Коннели руку и указал на место рядом с собой. Мистер Коннели кивнул и оставил одно место свободным. Моё место. Прямо между моим отцом и моим очень привлекательным и очень запретным учителем математики.
Мне хотелось умереть.
Как только заиграла музыка, я поняла, что мне пора занять свое место. Я положила оставшиеся программки на ближайший стол и напряженно прошла в храм. Проскользнув к ряду, на котором мы обычно сидели, я изо всех сил старалась не смотреть на мистера Коннели. Но это было невозможно, и когда я украдкой бросила на него взгляд, то заметила, что на его губах играла едва различимая улыбка. Что это ещё такое? Я закатила глаза и сосредоточилась на огромном экране на сцене, на котором светились слова играющей песни.
Наша церковь была обычной, большой и не конфессиональной, в комплекте с посетителями Старбакс, церковной группой, которая любила играть хиты U2 перед службой, и пастором, который всегда носил джинсы. Он больше учил, нежели проповедовал, что мне очень нравилось, так как я никогда не была из тех девушек, которые любят, когда на них кричат.
Эта церковь была скорее аудиторией, чем классическим храмом, и никаких скамей здесь не было. Лишь много рядов мягких стульев. Никаких псалмов. Никакого перекрещения. Никакой кафедры. Ничего из традиционных церковных штучек. Мы изредка принимали причастие. И многие люди одевались неподобающе, по крайней мере, по утверждениям моей мамы. Когда она впервые увидела девчонку-подростка, которая зашла сюда в спортивных штанах с надписью: «Сочная» на заднице, она пришла в ярость.
Когда все собрались, пастор Том поднялся на сцену и начал урок. У мистера Коннели Библии не было, и, хотя отрывки из неё отображались на экране, я поделилась с ним своей. Ещё одна избитая привычка: когда видишь кого-то без Библии, делишься своей. Хотя, конечно, не стоило мне этого делать, ведь когда он склонялся ко мне, чтобы лучше рассмотреть страницу, я ощущала запах его одеколона. И от этого чувствовала то, что не должна была чувствовать, находясь в стенах храма. Или в аудитории. В святом зале. Не важно.
Так что дело действительно в том, чтобы взвесить все «за» и «против»: что я могу сделать и что должен,продолжал пастор Том.Нам дана воля выбирать. Так Господь нас создал. Свободная воля. Всё допустимо. Продолжай и сделай это. Но сначала осознай последствия.
Я глубоко вдохнула, практически ощущая вкус одеколона на языке, и мне захотелось положить голову на плечо мистеру Коннели.
Давайте прочтём этот отрывок снова,сказал пастор Том.Павел сказал: Всё допустимо, но не всё благотворно. Всё разрешено, но не всё созидательно. Так что да, вы можете делать всё, что пожелаете, верно? Конечно. Но зачем вам делать что-то, что в конечном итоге вам навредит? То, о чём вы действительно должны спросить себя перед тем, как приступить к чему-либо, это «Восславит ли это Господа или меня?»
У мистера Коннели красивые губы.
И почему бы нам не вырвать это из христианского контекста на минутку,продолжал пастор.
Интересно, каково это-целовать их?
Верите ли вы в Бога или нет, являетесь ли вы последователем Христа или нет, слова Павла резонируют в каждом из нас. Спросите себя: мне дозволено делать всё, что пожелаю, но как это отразится на моей жизни, моём здоровье, моих отношениях, дружбе, обществе? Ведь христианин вы или нет, эти вещи имеют значение. И если только вы не пошли по пути полнейшего саморазрушения, вы хотите жить здоровой жизнью. Вы хотите иметь здоровые отношения. Вы хотите самого лучшего для своего общества.
О чем я только думаю? Я не могу поцеловать своего учителя математики!
Именно это и является благотворной жизнью,объяснял пастор Том.
Но, может быть, я смогу поцеловать его. Лишь разок.
По-твоему, это хорошая идея, Кейденс?услышала я вопрос своей сознательности. В смысле, ты что, совсем не уделяешь внимания уроку последние тридцать минут?
Какому уроку?
Уроку о том, что не стоит делать вещи, которые тебе не стоит делать. К примеру, испытывать привязанность к своему учителю математики. Слушай внимательно!кричала моя сознательность.
Я покачала головой и фыркнула.
Я всего лишь фантазирую,заспорила я.
Вот именно так проблемы и начинаются.
Плевать,ответила я.
В конце урока мы спели ещё одну песню. Я не пела песен в начале службы из-за того, что слишком нервничала от близости мистера Коннели. Но я не могла сопротивляться последней песне, и пела вместе с толпой, и забыла на мгновение, что мистер Коннели стоит рядом со мной, пока после церкви он не отметил моё пение.
У тебя действительно красивый голос, Кейденс,сделал он мне комплимент.
Спасибо,ответила я, не отрывая глаз от пола.
Если бы здесь был хор, ты была бы просто обязана петь в нём,продолжил он.
Никакого хора. Это современная церковь,ответила я, ухмыляясь.
Я так и понял. И полагаю, слово «современная» определяет место богослужения, которое никоим образом не напоминает традиционную церковь?спросил он.
Верно, подмечено,с улыбкой ответила я.
Очень хитро.
Я рассмеялась,Хитро?
О да. Из-за тебя она выглядит привлекательно, и кто сможет сопротивляться?спросил он.
Я инстинктивно пригладила волосы. Я знала, что он имел в виду нашу церковную службу, но то, как он смотрел на меня, говорило о том, что он действительно говорил обо мне. Это был тот же самый взгляд. Тот, что и на 28 шоссе.
Мистер Коннели?
Да?
Простите, что была груба с вами в учительской, когда чистила туфли,виновато пробормотала я.
Всё в порядке, Кейденс. У тебя был плохой день,ответил он.
Я пожала плечами.
Я постирала ваш платок. Снова. В этот раз в деликатном режиме.
На это мистер Коннели улыбнулся.
Кейденс, тебе не надо
Пожалуйста, возьмите его,прошептала я, роясь в сумочке. Я протянула ему платок, и он неохотно забрал его.Если я оставлю его, он лишь вдохновит меня на новые рыдания,весело добавила я.Я пытаюсь перестать так много плакать.
Мистер Коннели кивнул.
Я не возражаю, если ты будешь плакать в мой платок, Кейденс.
Мне хотелось, чтобы он перестал так часто произносить моё имя. Мне хотелось, чтобы он перестал быть таким добрым. Его поведение граничило с неподобающим, и я осознала, что мне это очень нравится. Мне не хотелось привыкать к доброте мужчины, который должен бы быть незначительной частью моей жизни.
Кейденс? Ты готова?спросил папа.
Да,ответила я.Эм, пап?
Да?
Я хотела представить мистера Коннели своему отцу, но быстро передумала. Они уже пожимали руки и разговаривали. Возможно, папа знал, что он мой учитель математики.
Эм, может, купим мексиканской еды?спросила я вместо этого.
Нет.
Разумеется, я уже знала, что папа ответит отказом. Я обожала мексиканскую еду, а он ненавидел её, поэтому мы никогда её не ели. Никогда.
Я повернулась попрощаться с мистером Коннели. Уверена, разочарование было написано на моём лице. Я уже устала слышать слово «нет». Я слышала его каждый день, по любому несущественному поводу.
Можно мне посмотреть «Дневники вампира»?
Нет.
Можно мне пораньше выйти из-за стола?
Нет.
Можно мне прогуляться поблизости?
Нет.
Я не могла дышать, потому что слова «нет» наваливались на меня сверху, давили на сердце, душили мозг, лишая возможности думать о чем-то позитивном.