Следствие по моему делу все тянулось. Сходила на все допросы к следователю, после чего теперь считалось, что он выяснил все обстоятельства дела. Адвокат был оптимистичен, хотя ничего конкретного не сообщал. И, несмотря на то, что идти на суд было очень страшно, ничего кроме него я уже не ждала. Я устала от этого ожидания и гадания, что же будет, поэтому готова была на все. Прошло полгода пока, наконец, не назначили первое заседание.
О судебном заседании предупреждали заранеевечером накануне, чтобы на суде человек мог быть во всеоружии. Мне сказали быть готовой к семи утра. Чего уж тут говорить, волнение было таким, что кусок в горло не лез. Девчонки что-то наперебой советовали, одевали меня, снаряжали, как на войну. Очень хотелось произвести хорошее впечатление на судью и прокурора. Очень хотелось увидеть родных. Как там все будет происходить, я могла только догадываться.
Ровно в семь за мной пришел охранник и отвел в боксик. К чему я абсолютно оказалась не готова, это к тому, что заседание суда было назначено на два часа дня, и все это время мне предстояло просидеть в боксике. То есть семь часов! Без еды и воды, это еще ладно, без туалетаневыносимо. От волнения и холода в туалет, как назло, захотелось нестерпимо уже через полчаса. Да уж! Поездки на суд научили меня терпеть нужду по 12 часов. И вот спустя семь часов одинокого скитания по боксику, я уже ни о чем другом, кроме как о туалете, думать не могла. Бочка в боксике, конечно, была очень заманчивой, но, как я уже упоминала, сесть на нее я смогла бы только с табуретки.
Наконец дверь открыли и меня отправили в воронок. Туда же посадили и моего брата, исхудавшего и бледного, как смерть. Сама я выглядела не лучше, но видеть себя со стороны не могла, поэтому пребывала в блаженном неведении. Возле здания суда нас высадили, заломив руки и нагнув чуть ли не до земли. В таком положении отвели в зал заседания. В американском кино подсудимый гордо идет в зал суда в хорошем костюме и в сопровождении адвоката. Пока не вынесен обвинительный приговор, то человек считается невиновным. Это называетсяпрезумпция невиновности! Когда нас ввели в зал, согнутых пополам, о какой презумпции невиновности могла идти речь? Почему даже в зале суда не соблюдались законы хотя бы формально? Мне очень стыдно за охранников, вытворяющих подобное, за судью, позволяющего это, за нашего адвоката, не сделавшего замечание. Мы все составляли наш народ, и гордиться было нечем.
Нас посадили в клетку, стоящую посреди зала суда, как диких животных. Клетку закрыли, а рядом остался конвойный. Пока не начался суд, мы с братом наконец-то могли пообщаться.
Как дела?
Хорошо.
Как в камере?
Отлично. А у тебя?
Тоже.
Вот и весь разговор, что еще можно сказать друг другу перед заседанием суда в присутствии охранника? Сказывалось нервное напряжение, слова не шли, и хотелось определенности.
Наконец в зал запустили родственников и друзей. Их оказалось не так много. Все расселись и смотрели на нас, а мы упорно отводили взгляд. Никто не кидался на стены, не причитал и не разговаривал. Отчуждение ощущалось очень остро.
Мы ожидали слов:
Встать, суд идет, и конечно все встали.
Суд начался. Судья была совсем молодая женщина, на вид не намного старше меня. За какие такие заслуги она уже судья? С первых же минут этого заседания я поняла, что все это фарс. Формально допросили свидетелей. Они говорили заученными фразами то, что от них хотели услышать. Никто им не задавал никаких вопросов, адвокат, казалось, спал. Я все ждала, что вот он встанет, возьмет дело в свои руки и разобьет в пух и прах лживые свидетельства. Но ничего подобного не произошло. Заседание длилось около часа. Выступил потерпевший с рассказом о секретном задании и моем агрессивном нападении. Следом за ним двое его сослуживцев, подтвердивших его рассказ. Один из них, двухметровый плечистый парень, громко и уверенно заявил, что подсудимая в одиночку раскидала их всех в стороны. Зал прыснул, но и только. Все понимали нелепость обвинений, но сделать ничего было нельзя.
Судья была очень любезна с УБОПовцами, но вопросов никаких не задавала.
Потом выступил участковый милиционер. Мы с братом удивленно переглянулись. Видели мы этого товарища первый раз в жизни. Он охарактеризовал нас как хулиганов, дебоширов и отрицательных членов общества. Его слова были с радостью приняты и занесены в протокол. Мы попытались возмутиться, но охранник велел нам заткнуться.
Вот и все. Так прошло первое долгожданное заседание. Ощущение после него осталось просто угнетающее. Словно вываляли в грязи на глазах у всех и так оставили грязных на всеобщее обозрение. Участие в этом фарсе было вынужденным и безвыходным. Я поняла, что назад пути нет. Что я навсегда останусь в тюремных стенах. Они найдут способы не выпустить меня отсюда. Никому не было никакого дела до истины, даже нашему адвокату. Он получал свои деньги и присутствовал. Хотелось кричать во все горло, но и тогда никто бы не услышал.
Мы с братом наговорили друг другу множество утешительных слов:
Да ладно, все будет нормально, говорил брат.
Я и не сомневаюсь. Это же только первое заседание.
Удача нас не покинет. Мы ведь фартовые.
Наша судьба в наших руках! весело восклицала я.
Оба понимали, что это просто слова, но сказать их было надо.
Нас отправили «домой». Да, вот так теперь воспринималось место нашего заточения. Там нас ждали привычный распорядок дня и знакомые лица, сочувствующие и участливые. Там можно было поесть и поспать, сходить в туалет, в конце концов. Забыть о тяготах сегодняшнего дня. Это ли не дом? Те чужие люди стали ближе, чем родные, глядящие на нас из-за решеток и не знающие, что сказать. Мы для них становились такими же чужаками, которые пережили что-то недоступное и непонятное им самим. Они всматривались в нас, словно пытаясь найти изменения, произошедшие с нами в тех ужасных стенах. Огромные спрятанные клыки, может, покрытые шерстью руки или светящиеся в темноте глаза?
Я хотела увидеть Женю намного больше, чем кого бы то ни было. Ей можно было сказать всё, громко и уверенно, выслушать ее мнение по поводу судьи, адвоката и прочего. Она живо интересовалась всеми судебными процессами, слушала, советовала, восклицала, когда надо и умела поднять настроение. Я просто хотела окунуться в привычный мир, до следующего заседания. Его назначили через две недели.
Еще пара мучительных часов в боксике, где мочевой пузырь готов был разорваться, и я, наконец, смогла попасть в камеру.
Глава 16
Что описывать судебные заседания? Все они походили на первое и затянулись месяца на три. Каждое заседание откладывалось на две-три недели, несколько раз слушания переносили из-за нехватки залов в здании суда, из-за того, что судья отправилась в отпуск, из-за того, что адвокат заболел. Самих заседаний в общей сложности было четыре-пять, точнее сказать не могу. Ничего нового к делу не прибавилось, ничего не убавилось, никаких неожиданных поворотов дела, свидетелей и фактов. Все было предсказуемо и даже скучно.
Вообще весь суд носил сугубо обвинительный характер. Выступали свидетели и обвиняли нас, обвинял прокурор, обвинял потерпевший, участковый и бывший друг брата. Этот последний очень быстро переметнулся на сторону обвинения. Он подтвердил, что вели мы себя агрессивно. Еще при выходе из дома хотели на кого-то напасть, цеплялись к людям и бесчинствовали. Позже мы узнали, что в милиции ему пригрозили: «Если не оговоришь друзей, то закроем тебя вместе с ними за соучастие».
Не берусь судить, как бы я поступила на его месте. С одной стороны, он поступил подло, оговаривая нас и предавая лучшего друга, с которым дружил с первого класса. С другой стороны, что бы нам дало, если бы его тоже закрыли? Думаю, что его показания не прибавили к нашим срокам и одного днявсе было решено и без него. Обида на бывшего друга была, но затмевалась всей остальной несправедливостью, происходящей в зале суда. В конце концов, он мог «заболеть» в день суда, придумать другую причину неявки. После того, как процесс пошел, ему уже ничто не грозило. Но он предпочел легкий путьбывает. Познали друга в беде.
Нам не давали и слова вымолвить. Как обвиняемые мы не могли сказать ни слова в своё оправдание, хотя имели на это полное право. Но ведь мы могли сказать что-то лишнее, изобличительное, не угодное суду и УБОПу. Судья не могла нам отказать, но говорила: