Я не собираюсь разводиться с мамой, не дал ему договорить папа.
Ну хорошо, а вот если мама с тобой разведется, то
Мама не собирается со мной разводиться! опять перебил его папа.
Это понятно, но ведь можно представить себе такое, продолжал гнуть свою линию настырный Гансик.
Можно, согласился папа, теоретически.
Я и говорю, теоретически, не отставал Гансик. А что будет тогда с нами?
Папа бибикнул и пошел на обгон молоковоза. Гретхен замерла. Обгонять здоровенную машину с цистерной на извилистой дорогедело небезопасное, особенно если у тебя самого автомобиль, который выжимает максимум девяносто пять километров в час.
Так кому мы достанемся? спросил Гансик, когда папа опять вырулил на свою полосу.
Папа ответил, что не знает, потому что никогда на эту тему не думал.
А ты бы взял нас к себе? не отставал от него Гансик.
Всех троих? в папином голосе явно прозвучало легкое смятение.
Да, всех троих! ответил Гансик.
Мама вас никогда не отдаст! уклонился от прямого ответа папа.
А если все-таки отдаст? упрямо стоял на своем Гансик.
Папа всерьез задумался над неожиданной проблемой и попросил Гретхен дать ему сигарету. В трудных ситуациях ему всегда надо было закурить. Такая у него была вредная привычка. Гретхен выудила пачку из кармана папиной куртки и передала ему. Гансик, который в подобных случаях всегда рвался выступить в роли ассистента, был настолько поглощен проблемой разделения детей, что даже пропустил этот момент. Он неотрывно смотрел папе в затылок и напряженно ждал ответа.
Значит, вы бы хотели жить со мной? спросил папа.
Ну допустим, ответила Гретхен.
Тогда я попытался бы как-то устроить нашу жизнь, твердо сказал папа и, похоже, почувствовал себя настоящим героем. Вот только как с Магдой бытьне знаю, добавил он гораздо менее героическим тоном. Мне будет с ней довольно трудно справиться. Ведь она еще такая маленькая!
Продолжая рулить одной рукой, папа принялся другой теребить усы и скоро уже навертел множество вопросительных знаков вперемешку с восклицательными.
Вот видишь! воскликнула Гретхен, поворачиваясь к Гансику. Может быть, у Мари-Луизы была такая же ситуация! Старшие дети захотели остаться с папой в Англии, а малыша он не смог взять к себе!
Что ты все время защищаешь эту тетку! возмутился Гансик и бросил в сторону Гретхен сердитый взгляд. Если бы она была хорошей матерью, дети не захотели бы жить с отцом!
А если онхороший отец? с хитрой улыбкой спросила Гретхен.
Чушь cобачья! заорал Гансик.
Гансик всегда так орал, когда у него не хватало аргументов. Гретхен знала эту его особенность и не обижалась. Она просто отвернулась от него, помня мамин совет: никогда не демонстрировать глупцу свое умственное превосходство. Папа же продолжал вслух развивать неожиданно возникшую тему, прикидывая так и этак, как будет выглядеть их жизнь втроем. В результате он пришел к выводу, что главноеправильно распределить обязанности и перестроиться, тогда все будет работать как часы. Без проблем! Гретхен вслушивалась в папины рассуждения и не переставала удивляться, как ловко он все придумал: в основе гипотетической жизни втроем лежало справедливое распределение обязанностей между Гансиком и Гретхен, которым предстояло заниматься совсем не детскими деламистиркой, уборкой, готовкой и прочими домашними заботами. Папе же самому особо перестраиваться не придется. На его долю выпадало только зарабатывание денег да приготовление яичницы со шкварками. Так что в целом жизнь втроем представлялась папе вполне приемлемой и даже приятной.
Гретхен не успела высказать критические замечания по поводу такого плана, потому что они как раз подъехали к дому.
А ты все еще сердишься на маму? спросил Гансик.
Перед их отъездом в Цветль папа с мамой не обмолвились между собой ни словом и смотрели друг на друга не слишком ласково.
Нет, больше не сержусь, ответил папа. Я все обдумал. Чего сердиться? Нет никакого смысла. Рано или поздно она плюнет на это свое голодание. Надо просто набраться терпения.
Гретхен не любила вмешиваться в чужие дела, но сегодня, решила она, придется поступиться правилами.
А знаешь, сказала она, когда они с папой и Гансиком подходили к дверям квартиры, может быть, тебе действительно не стоит все время называть ее мамой. Она не любит этого. Звучит как-то не очень, правда!
Да? Ты считаешь? переспросил папа, доставая ключи от квартиры.
Он открыл дверь и, заговорщицки кивнув Гретхен, прокричал с порога:
Элизабет! Это мы! Элизабет, ты где?
Папа направился в гостиную, Гретхен и Гансикза ним. На пороге гостиной он резко затормозил и уставился на мягкий уголок. Там, в кресле, сидела мама, а напротив нее, на черном кожаном диване, устроился пожилой седовласый господин с трубкой, который держал Магду на коленях!
А, это вы! воскликнула мама, явно в замешательстве. Что-то вы рано вернулись!
Может, нам уйти? спросил папа ледяным тоном.
Магда сползла с коленей незнакомца и подбежала к папе.
Позвольте представить вам моего мужа и старших детей, сказала мама, обращаясь к старику.
Тот поднялся и подал руку всем по очередипапе, Гретхен и Гансику. При этом он что-то бормотал себе под нос, вероятно, свое имя.
Ну что же, проговорил старик, обращаясь к маме, не смею более занимать ваше время. Мы обо всем договорились. До завтра, сударыня!
Отвесив легкий поклон папе, он, прихрамывая, направился в прихожую; мама поспешила следом.
Ваша шляпа, господин профессор, ваша трость, господин профессор, послышался мамин голос.
Благодарю вас, сударыня, раздалось в ответ.
Магда потянула папу к обеденному столу. Там стояла ваза с огромным букетом желтых роз.
Понюхай, как пахнут! сказала Магда. Это профессор принес!
Папа нюхать розы отказался.
В прихожей хлопнула дверь.
Что это еще за профессор? спросил Гансик у Магды.
Ну, у которого мама домработницей будет, объяснила Магда.
Кем будет мама? папа схватил Магду за руку, да с такой силой, что та от неожиданности взвизгнула. Повтори, кем она будет?
Я уже говорила! пропищала Магда. Домработницей у профессора! Пусти! Мне больно!
Папа отцепился от Магды. Тем временем мама вернулась в гостиную и села в кожаное кресло. Магда подбежала к ней, чтобы пожаловаться на папу.
Папа мне больно сделал! сказала она, показывая руку.
Мама погладила больное место и посмотрела на мужа.
Что все это означает? строго спросил он. Что этот трухлявый пень делал у нас в доме?
Папа подошел почти вплотную к маминому креслу и принялся отчаянно теребить свои усы, как будто они были накладные и ему хотелось поскорее от них избавиться.
Это не трухлявый пень, а господин Майзенгайер, профессор. Он живет один, и ему нужен человек, который будет следить за порядком в доме. Вот этим я и займусь. С завтрашнего дня.
Ты что, рехнулась?! завопил папа.
Гретхен никогда еще не слышала, чтобы папа так орал. Магда от испуга уткнулась маме в колени.
Да успокойся ты! сказала мама. Работа только по утрам. К приходу детей из школы я уже сто лет как буду дома!
Но это нисколько не успокоило папу. Он, правда, перестал кричать, но зато теперь метался по гостиной, как зверь в клетке, и говорил, говорил, говорил. Во-первых, он достаточно зарабатывает, чтобы избавить свою жену от необходимости работать. Во-вторых, если ей нечем заняться, то он готов ей помочь и показать, сколько всего полезного еще можно и нужно сделать в доме. И в-третьих, если ее обуревает такая жажда деятельности, то вовсе не обязательно идти в домработницы, а лучше выбрать работу поприличнее. Ответственный работник макаронной фабрики не может быть женат на прислуге!
От этой пламенной речи папа изрядно устал и в изнеможении плюхнулся на диван. Мама вытянула изо рта длиннющую нить жвачки, намотала ее на палец и сказала:
Во-первых, ты не можешь мне ничего запретить, мы же не в Средневековье живем. Во-вторых, дело не в том, сколько ты зарабатываешь, а в том, что я хочу зарабатывать сама! И в-третьих, я вовсе не в домработницы нанялась, домработница у профессора уже есть. Магде просто это слово нравится. В действительности же профессор пригласил меня в помощницы, и о таком месте можно только мечтать!