Я был на нескольких ваших выступлениях, сказал Сайлас.
Могу я спросить, где? удивилась она.
В театре «Даньгуй», ответил Сайлас, положив платок Май Бао на разделявший их стол.
Недавно?
Нет, несколько лет назад.
Я не настолько стара, улыбнулась Май Бао, чтобы вы могли видеть мои выступления несколько лет назад, мистер Хордун.
Верно, смутился Сайлас и поспешно добавил:Простите, я не хотел вас обидеть.
Я вовсе не обиделась. Но вы говорите, что это было несколько лет назад?
Сайлас тяжело вздохнул и отвел взгляд от этого чудного создания. Он испытывал непреодолимое желание поведать ей историю своей жизни или, по крайней мере, рассказать о смерти жены и нерожденного ребенка.
Май Бао смотрела на этого странного человека, лицо которого вдруг исказили глубокие внутренние переживания. Как и любой житель Шанхая, она знала грустную повесть первого брака Сайласа и смерти его жены во время родов. Может, именно об этом он сейчас вспомнил?
Смерть комкает время, выворачивает его наизнанку, и потеря, случившаяся давно, начинает казаться недавней, сложив руки на коленях, проговорила девушка. Затаив дыхание, она ждала ответа, но его не последовало. Он просто смотрел сквозь нее и молчал.
Именно смерть жены привела вас в театр «Даньгуй»?
Только ваше искусство помогло забыть о боли, ответил Сайлас, посмотрев на эту сильную, красивую женщину. Я солгал вам.
Простите, я не совсем понимаю. В чем вы солгали?
Солгал, сказав, что был на нескольких ваших выступлениях. На самом деле я видел их все. Каждый раз, когда вы выступали, я находился в зрительном зале. Руки Сайласа летали в воздухе, как два голубя, которых выпустили из клетки, а глаза его внезапно наполнились слезами. Ваша музыка вернула меня к жизни.
Май Бао была потрясена. Она и помыслить о таком не могла. Она ни разу не замечала его в зале, но в том не было ничего удивительного. Во время выступлений в глаза ей бил свет прожекторов, поэтому обычно она жмурилась и не видела публики. И вот теперь перед ней сидел человек, с которым она, оказывается, в течение длительного времени разговаривала посредством своей музыки, даже не подозревая об этом!
Откуда вы узнали все эти песни?
Вы единственная, кто их исполняет.
Их написала моя двоюродная бабушка, Сказительница.
И песня, которая называется «Слезы времени», тоже ее?
Май Бао утвердительно кивнула, хотя на самом деле эту песню сочинила она сама после того, как прочитала наброски сценария новой пьесы, которую собиралась написать ее бабушка. Пьеса должна была рассказывать о музыканте, который игрой на эрху пробуждал любовь в душах других людей, хотя сам так и не познал ее. Название «Слезы времени» ей тоже подсказали бабушкины записи, несмотря на то что оно в них не упоминалось.
Сайлас встал и отвернулся. Май Бао обратила внимание на то, что в нем нет грузности, которая присуща большинству преуспевающих фань куэй. Эти глупцы почему-то считали, что толстое пузо является наглядным свидетельством их жизненного успеха. Но мужчина, стоявший перед ней, не был толстым, хотя и его не обошла стороной полнота, сопровождающая любого человека на исходе среднего возраста. Его движения были грациозны, а взглядчист и ясен. Это привлекало Май Бао.
Что-то я расчувствовался. Он снова повернулся к ней. Простите.
В вашей записке говорилось, что вы хотели бы обсудить со мной какой-то деловой вопрос. Женщина слегка склонила головку набок.
Мне прекрасно известно, в каком бизнесе трудится ваша матушка. Кстати, передавайте ей от меня наилучшие пожелания.
Непременно, мистер Хордун, ответила Май Бао и улыбнулась. Ей вспомнилась история о том, как Сайлас, еще юношей, впервые пришел в заведение ее матери.
Хорошо. А теперь скажите, мисс Май Бао, чем я могу вам помочь.
Вы знаете кладбище Симин Гунсуо?
Сайлас знал и о кладбище, и об осквернении французскими властями могил куртизанок. Более того, он безуспешно пытался доказать чиновникам, что их действия ставят под угрозу безопасность всего Иностранного сеттльмента. О том, что подобные действия являются глупыми и оскорбительными, он говорить не стал, поскольку это было очевидно для любого мыслящего человека. Но французы пропустили все эти доводы мимо ушей, отмахнувшись от него, как от язычника, сующего свой толстый нос в дела истинной церкви.
Да, я весьма сожалею о том, как ведут себя в данной ситуации французские власти, проговорил он.
Май Бао склонила голову в знак того, что принимает его извинения за действия других фань куэй, а потом снова подняла лицо.
Теперь настала очередь Сайласа удивиться слезам, текущим по ее безупречной коже.
Жизнь моей матушки подходит к концу, и, если не станет кладбища Симин Гунсуо, мне будет даже негде похоронить ее останки. Нам, принадлежащим к Миру Цветов, необходимо место, чтобы хоронить наших мертвых, и я надеюсь, что вы поможете мне подобрать на территории Иностранного сеттльмента участок земли, на котором мы смогли бы устроить новое кладбище. Главное, чтобы на эту местность не распространялись законы французов-католиков и их глупые правила относительно «долговечных» гробов.
Сайлас моментально спустился с небес на землю. Выходит, его попытались обвести вокруг пальца? Помимо воли с годами ему пришлось стать опытным бизнесменом, который за милю чует западню.
Вы хотите, чтобы я подарил вам землю, которая принадлежит мне? спросил он, посмотрев на Май Бао долгим взглядом.
В ушах Май Бао вдруг зазвучал голос книгочея, некогда бывшего ее любовником: «Они думают, что владеют этой землей. Они считают, что она принадлежит им. Нет же! Это земля наша и всегда останется нашей!»
Нет, мистер Хордун, проговорила Май Бао, заставив себя отмахнуться от тяжких воспоминаний. Я намерена купить землю. Среди женщин Мира Цветов нет ни нищенок, ни попрошаек. Мы платим за все, что получаем, и так было всегда.
Хотите, я покажу вам участки, где можно было бы разбить новое кладбище? облегченно вздохнул Сайлас.
Да, очень хочу.
Сайлас предложил ей руку. Май Бао встала, опершись о нее, и они пошли к двери. Возле двери они остановились, и Сайлас повернулся к женщине. Она была всего на дюйм-другой ниже его, и впервые с тех пор, как Сайлас похоронил Миранду на холме, глядящем на великую реку Янцзы, он испытал давно забытое волнение. Это было сродни призыву охотничьего рога из стихотворения любимого им Чосера, который зовет «присоединиться к охоте» и жить полноценной жизнью.
Как вы собираетесь назвать новое кладбище?
Так и назову: «Новое кладбище ста цветов», улыбнувшись, ответила Май Бао.
Когда они выходили из конторы, их провожало множество глаз, в том числе и молодого человека с красным родимым пятном во всю щеку и с яростью в сердце.
* * *
Цзян выслушала доклад шпионки, обосновавшейся в доме Сайласа Хордуна. Та закончила рассказ подробным описанием того, как Сайлас и Май Бао вышли под ручку и укатили в частном экипаже осматривать земельные участки.
Цзян подумала об отце Сайласа и долгих ночах, которые ее мать проводила рядом с ним после того, как засыпала его неизменная спутницаобезображенная китаянка. Несколько раз мать отзывала ее в отдельную комнату и разговаривала с ней об этом человеке, а однажды поздней ночью она подвела ее к тюфяку, на котором Ричард Хордун спал в объятиях опиумной змеи, и сказала: «Мы ждали их. Мы знали, что они придут. Они принесли Тьму, но твоя обязанность заключается в том, чтобы принести Свет».
И вот теперь открылся второй портал. Теперь им предстояло найти Человека с Книгой. Она видела дневник, который Ричард прижимал к груди, даже находясь в наркотическом ступоре, а потом ей стало известно, что этот дневник перешел к его сыну Сайласу. Именно поэтому она нацелила Май Бао на Сайласа Хордуна.
«Пусть они принесли Тьму, но может статься, что Свет принесет тоже один из них», думала она.
В этот момент очередная шпионка сообщила:
Они задержались в садах Юйюань.
Они разговаривали, находясь там? вздернула бровь Цзян.
Да, мадам, они говорили о садах и о детях.
Цзян кивнула. Она почувствовала укол в животе. Значит, скоро начнутся боли. Поблагодарив и щедро вознаградив осведомительницу, она ушла к себе в комнату и попыталась снять недомогание настойкой опия, которую оставил ей доктор. Но вскоре боль набросилась с новой силой, и только пуховые подушки хотя бы немного заглушали отчаянные крики несчастной.
* * *
В то время когда Цзян кричала в подушки, Сайлас молча стоял в глубине театра «Даньгуй» и ждал выхода Май Бао. По мере того как приближалось время ее выступления, в публике нарастало нетерпение, что в современном театре было большой редкостью. Когда же она наконец появилась на сцене, по толпе пробежал шепот и зрители стали тянуть шеи, чтобы получше разглядеть знаменитую классическую куртизанку.
На сей раз Май Бао ощущала присутствие в зале Сайласа, хотя и не видела его. Она вынула из шелкового футляра эрху и положила ее на колени.
На зал опустилась долгожданная тишина.
Май Бао закрыла глаза и начала.
Сайлас подался вперед, не желая пропустить ни единого звукани голоса Май Бао, ни пения ее эрху. И вот они зазвучали как единое целое. Переплетаясь, обнимая друг друга, прекрасный человеческий голос и мелодичный струнный звон поплыли над головами онемевших от восторга людей. Они рассказывали про капитана корабля, который в своих странствиях соглашается ради любви потерять глаз.
Глава двадцать пятаяСТОЛКНОВЕНИЕ СОЗНАНИЙ
Встреча выдалась жаркой, и атмосферу не могли охладить даже открытые окна. Наоборот, привлекаемые светом установленных недавно электрических светильников, в зал влетали полчища москитов, мошек, мотыльков и прочих ночных летучих тварей.
Сайлас не был удивлен таким наплывом людей. Все они был европеоидами из разных стран мира и для простоты называли себя европейцами. Однако между ними пролегла четкая грань, разделившая их на две группы. К первой относились европейцы, считавшие Шанхай своим домом. К этим полноценным шанхайцам относился и Сайлас, хотя по происхождению он был иранцем. Вторая группа включала тех иностранцев, которые постоянно жили в Городе-у-Излучины-Реки и которых презрительно называли шанхайчиками. Это была временная публика, приехавшая в Китай, чтобы выкачать из него побольше денег, а затем вернуться под благословенную сень спокойного и безопасного Запада. Правда, при этом многие из них жили в Поднебесной десятилетиями.
Собравшиеся в зале представляли несколько тысяч семей, которые правили Шанхаем, и они весьма придирчиво относились к тому, кто входил в их сообщество. Среди настоящих европейцев преобладали англичане, французы и немцы, хотя наряду с ними были выходцы практически из всех остальных стран Европы. К европейцам, согласно здешней традиции, относились также американцы, канадцы, бразильцы, аргентинцы и кубинцы, поскольку все они подпадали под категорию «белых». Любопытно, что поляки и португальцы не попали в сообщество европейцев, а были отнесены в гораздо менее престижную группу так называемых «полиглотов», куда входили также филиппинцы, египтяне и афганцы. Возможно, самый странный статус был у русских, которые вообще стояли особняком и поэтому, когда было необходимо определить свой статус, выдавали себя за поляков.
Сейчас выступал представитель привилегированной группы европейцевтолстощекий англичанин. Он размахивал руками столь неистово, что напоминал взбесившуюся ветряную мельницу.
Вот почему я заявляю: нет! уже в третий раз проговорил он, видимо веря в убеждающую силу повторения. Я приехал сюда не для того, чтобы платить за канализацию или электрическое уличное освещение для косоглазых. Слушатели заволновались, Сайлас с трудом сдерживал гнев. Я всего лишь бизнесмен и не собираюсь заниматься благотворительностью в пользу безбожников. Пусть о них позаботятся попы. Я, как и большинство из вас, нахожусь здесь, чтобы делать деньги. В этом нет ничего противозаконного. И деньги я зарабатываю затем, чтобы тратить их по собственному усмотрению, а не раздавать направо и налево. Я работаю не покладая рук, и эти деньги принадлежат мне, а не чертовым китаезам.
Сайлас на протяжении всей своей жизни слышал унизительные эпитеты в адрес китайцев, но, несмотря на это, они до сих пор оскорбляли его слух.
Поэтому я голосую против. Против! Пусть и дальше срут в свои ночные горшки в темноте. Мне на это наплевать.
Раздались одобрительные возгласы большой группы людей, возглавляемой Мейером Врассуном и Уильямом Дентом, новым главой британского торгового дома «Дент и компания», прибывшим недавно из Лондона.
Уильям Дент был самым высоким человеком в Шанхае, а может, и во всей Азии. Его рост составлял шесть футов, десять дюймов. Неудивительно, что, глядя на мир с такой высоты, он имел свой собственный, особый взгляд на происходящее вокруг, в том числе и на положение торговцев опием в Шанхае. Он твердо верил в то, что необходимо остерегаться тех коллег по бизнесу, которые «окитаились». Он верил в славу короны и отечества, гордился тем, что является несгибаемым патриотом Британской империи, над которой никогда не заходит солнце. Мать его умерла молодой, отец был кутилой и прожигателем жизни, поэтому все заботы о воспитании братьев и сестер, а также восстановлении благосостояния семьи целиком и полностью легли на его плечи. Что, собственно, и привело его в Шанхай и на эту встречу. Речь этого шанхайчика не удивила Сайласа. Его больше интересовало другое: почему Хейворд Мэтисон, глава шотландского торгового дома «Джардин и Мэтисон», до сих пор отмалчивался? Незадолго до начала встречи агенты Сайласа предоставили ему некоторые данные об этом необычном человеке, который вполне мог стать его союзником. Теперь Сайлас знал, что Хейворд Мэтисон родился и вырос в Китае и приходился внуком знаменитому Геркулесу Маккалуму. Мэтисон знал и любил Китай ив некотором смыслекитайцев, но, когда дело доходило до политики, проявлял большую осторожность. Его вырастили в строгих католических канонах, и гонорею, которую он подхватил в юном возрасте, Мэтисон считал справедливым наказанием за сексуальную распущенность. Он годами терпеливо сносил мучительные процедуры, которые на языке медиков носили красивое название «ртутные ванны», но на деле лишь способствовали прогрессированию болезни. Наконец Хейворд обратился к врачу-китайцу, и вскоре наступило облегчение, которого он не испытывал уже много лет.