Харита замолчала вдруг. Доктор развел руками:
Ну, ничего тут не понять! Сколько?спросил он вздохнувшего и сложившего деньги милиционера.
Две тысячи триста шестьдесят рублей!
Да бриллиантов и золота, наверное, тысяч на двадцатьна тридцать!
И милостыньку собирала!завыла вдруг Прасковья,у нас последние куски выпрашивала, покоя никому не давала! Ехидная! Да что же это такое, товарищи, да как же теперь быть?
Тебе то что?
Да вы хоть нам дайте что-нибудь, как мы за ней ходили, ее прибирали Теперь хоронить будем!
Видать, что прибирали!покачал головой милиционер, оглядывая комнату,а насчет похорон не беспокойтесь! Схоронят без вас!
Прасковья растерянно замолчала. Печник поднялся с места уйти. Милиционер остановил его:
Обождите, товарищ, понятым будете. Надо протокол составлять!
Печник остался. Он посмотрел на старуху, плюнул в сторону, сказал глухо:
Ну, и люди!
Харита издали смотрела на золото, на сверкавшие камни Никогда в жизни не видела она такого богатства и никогда в жизни не сверкали ее глаза такой ненавистью. Она боялась посмотреть на покойницу, молчала и ежилась, но если бы сейчас кто-нибудь заставил бы подойти к ней и взять ее руку, она, вероятно, боролась бы с ним до собственной смерти, так ненавистна и страшна была ей теперь горбунья.
Она смотрела, как за столом писал протокол милиционер, как подписывались под ним печник и доктор. И, глядя на них думала она о прекрасном городе, где нет старух с безобразными горбами набитыми золотом; где нет женщин с собачками на руках; где нет толстых, брюхатых человечков, похожих на бочку с золотым обручом.
Харита изнемогала от тоски, сжимала губы до боли, но молчала, закрыв глаза, и думала о своем:
«Найду его! Хоть умру, а найду!»
Пойдем, мальчик!услышала она над собой.
Харита открыла глаза. Печник трогал ее за плечо, говорил:
Пойдем ко мне, милаша. Не ночевать тебе тут с покойником! Да ее сейчас увезут, и комнату запечатают.
Зачем?
Наследников ждать будут!усмехнулся старик,на деньги, как на падаль, всякая гадина налетит! Идем!
Харита всунула свою ручонку в его широкую и теплую и спокойно пошла за ним.
Старик вел за собою мальчишку, качая головой. Они прошли молча за каменную спину дома, печник отворил дверь своего каретника, плюнул в сторону:
Тьфу, чтоб им пропасть!
И ввел Хариту в темный сарай, пахнувший жильем.
* * *
Старуху увезли скоро, но милиция провозилась в комнате до рассвета. На рассвете милиционер запер дверь, завязал петли веревочками и наложил огромные сургучные печати.
Поплевав на обожженные сургучем пальцы, он взял папку с описью имущества подмышку и, позевывая, вышел.
На улице какой-то парень проворно отбежал от ворот, заметив милиционера. Милиционер подозрительным взглядом проводил его спину, пошел в противоположную сторону и спрятался за углом.
Парень вернулся. Он долго разглядывал номер дома, потом исчез в калитке. Милиционер сказал тихонько:
Уж пронюхали, черти!
И, крадучись, пошел следом за тем. Заглянув во двор, милиционер увидел, как парень прошел по деревянной настилке до пузатых колонн, обошел их и юркнул вниз.
Так и есть!
Милиционер спустился за ним. В темном коридоре тот настойчиво дергал дверь, срывая печати. Милиционер вынул револьвер, подошел к нему и сказал спокойно:
Ну, пойдем! Мне все-равно надо в отделение, заведу и тебя!
Парень окаменел.
За что же, дяденька?
За покушение на взлом квартиры и снятие печатей!торжественно ответил милиционер,это, брат, не простая кража! Тут годикомдвумя пахнет, понял?
Не понял, дяденька, ни капельки!
Милиционер осмотрел печати, потрогал дверь:
Надломлены!с торжеством заметил он,надломлены!
Парень, не понимая, посмотрел на печати, потом на милиционера:
Я ничего не ломал, дяденька! Я только постучаться хотел! Тут старушка горбатая, у ней девочка, мне сказали
Кто сказал?
А этот толстенький, который приходил сюда!
Тебя подослали? А ты маленький, сам не знаешь, что за это полагается?
За что, дяденька?
За взлом печатей!
Я же, дяденька, не знал, что тут печати. Мне старушку надо!
Ста-а-рушку?недоверчиво протянул милиционер и вдруг прогремел в ухо парню,ты кто такой?
Я приезжий, дяденька, я не здешний!
Гастролер?
Паренек растерялся.
Нет, дяденька!
Да какой я тебе дяденька!сказал милиционер, сердясь,ты что дураком прикидываешься!
Я не прикидываюсь!
Пойдем, пойдем! Нечего народ булгачитьне уйдешь! Тут вашего брата не любят!
Где-то за рыжими широкими дверьми как-будто просыпались люди, слышались испуганные голоса. Милиционер тронул плечо парнятот отскочил в глубину коридора:
Дяденька, не троньте меня. Я невиноватый! Я лучше уйду совсем!
Со мной пойдешьдобром?
Не пойду, дяденька!
Хочешь народ взбулгачить, самосуда добиться?
Парень вышел из темноты, подошел к дверям, сказал растерянно:
Дяденька, да тут старушка горбатая живет!
Жила, милый, жила, да вся вышла!
А у нее сестренка осталась! Я ee ищу уж сколько времени! Я всю ночь искал, как узнал, что она у старухи этой живет!
Что ты плетешь? Не было тут никакой девчонки. На рассвете по делам не ходят, да ты кто такой?
Брат ей! Девочке-то старухиной!
Милиционер вывел из коридора парня, оглядел его костюм.
Ну, видать, что за птица, пойдем!
Не пойду я! Никуда не пойду.
Что?закричал милиционер.
Он схватил парня за плечо и толкнул вперед. Тот ткнулся в стену, спотыкаясь, ударился спиною в стекло окна и выдавил его. За окном загудели испуганные голоса.
Кто там?
Что такое?
В коридоре захлопали двери. Милиционер спросил:
Документы у тебя есть?
Нет!
Ну, пойдем! Что тут канителиться! Слышишь?!
Взлохмаченные головы высунулись в окна. Прасковья с торжеством завизжала:
Поймали, поймали!
Где поймали?
Кого поймали?
Парень, недоумевая, оглянулся на голоса:
Да не жулик же я, товарищи!
Бить его!
Самосудом расправиться!визжала Прасковья. Милиционер решительно положил руку на плечо парню. Он съежился, втянул голову в плечи и пошел покорно вперед, не оглядываясь на визжавших во дворе баб.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,ЗАКЛЮЧАЮЩАЯ ПЕРВУЮ ЧАСТЬ ПОВЕСТИ, ЧТОБЫ ПЕРЕЙТИ КО ВТОРОЙ
Ночью Харита не спала. Печник жил одиноко, в полутемном каретном сарае, теперь им наскоро превращенном в квартиру. На зиму он уезжал домой, в подмосковную деревню, летом же жил кое-как, наспех, как в вагоне, в этом сарае. За лето заработки его были таковы, что их хватало потом на зимнее житье в деревне; в городе же зимой печники сидели без работы.
Харита разговаривала с ним долго, когда же старик задремал, она стала думать о своем. Тогда сон пропал. Как-будто бы она только что встала ранним зимним утром, когда еще темно, и лежала, дожидаясь рассвета.
Не спишь?спросил печник, прислушиваясь.
Не сплю!
Не спится и мне!сказал он, вставая с кровати и свешивая босые ноги на пол,этакая история,подумать только! Такие деньги у старухи были, а она кусками побиралась! Не иначе, что безумная она!
С жиру бесятся!холодно ответила Харита.
Пожалуй, и верно!
Он помолчал, потом спросил ласково:
Как же ты-то к ней попал, Харитошка?
Харита встала с сундучка, на котором лежала, и подошла к старику. Ей казалось, что говорить о таинственном городе можно только шепотом, старику же о нем рассказать нужно было за его доброту и ласку.
Дяденька, а вы слыхали о таком городе, который строится для несчастных людей? Там все машинами делается: машинами пашут, машинами сеют и машинами хлеб пекут!
Не слыхал!ответил печник.
А я туда путь ищу. Меня тут парень избил, раздел, бросил, а старуха эта подобрала!
Старик вздохнул:
Гляди, пожалуйста, и у ведьмы сердце было!
Харита не ответила ничего. Она подумала, что нужно было бы сказать, что она девочка, но промолчала: лучше было пока мальчишкой держаться, мальчишкой было смелее и проще жить.