Но охотился-то Алкивиад вовсе не за душой, заметил Менедем, а за
Ой, заткнись. В этом смысл "Пира": как любовь к прекрасному телу ведёт к любви к прекрасной душе, и насколько любовь духовная выше и лучше телесной.
Менедем почесал в затылке.
Любовь к прекрасному телу Но ты только что сам признал, что тело Сократа было далеко от прекрасного.
Ты намеренно притворяешься, что не понимаешь? спросил Соклей.
Не в этот раз.
Свежо предание, мрачно заметил Соклей. Ну, смотри: душа Сократа была столь прекрасна, что Алкивиад хотел разделить с ним постель несмотря на уродливое тело. Разве это не удивительно?
Да уж, ответил Менедем, и Соклей посмотрел на него так, будто размозжит ему голову амфорой с оливковым маслом, если тот скажет ещё хоть слово. "Конечно, подумал Менедем. Ведь если кто-то мог полюбить уродливого Сократа за прекрасную душу, почему бы такому не произойти когда-нибудь и с невзрачным Соклеем? Неудивительно, что он принимает эту историю так близко к сердцу".
Он не привык к таким открытиямбудто боги на мгновение дали ему посмотреть на мир глазами Соклея. Но он понял, что не может рассказать брату о том, что видел или думал, что видит.
Солнце село, моряки поужинали хлебом, оливками, луком и сыром. Менедем запил скромную еду дешёвым красным родосским виномдля питья сойдет, но за пределами острова такое не продать. Отойдя к борту, он помочился в море. Кое-кто из гребцов уже устроился на скамьях и уснул. Менедему не спалось. Он сел на корме, где провел весь день, и смотрел, как на небе появляются звезды.
Луна, а точнее, прибывающий месяц, низко висела на западе. Света от него немного, но этого хватало на танцующую лунную дорожку, бегущую к "Афродите". Кроваво-красная блуждающая звезда Ареса, хотя и не такая яркая, какой бывала, стояла высоко в юго-западной части неба.
Соклей указал на восток.
Вон блуждающая звезда Зевса только что показалась из-за горизонта.
Да, вижу, подтвердил Менедем, ярчайшая звезда в небе, при этом Арес угасает, а Афродита слишком близко к солнцу, чтобы её увидеть.
Интересно, почему некоторые звезды блуждают, как и Луна, но большинство всегда находится на одном и том же месте.
Как ты надеешься узнать это? спросил Менедем. Они делают то, что делают, вот и всё.
Я могу надеяться узнать, почему, ответил его двоюродный брат. Я не рассчитываю на это, но надеяться могу. Знать, почему что-то происходит, даже важнее, чем знать, что именно происходит. Когда знаешь, почему, ты действительно понимаешь. Сократ, и Геродот, и Фукидид согласны в этом
И значит, так оно и есть, саркастически заметил Менедем.
Но Соклей не клюнул на наживку.
Гомер говорит то же самое, знаешь ли, только и сказал он.
Что? Менедем так резко выпрямился, что в спине хрустнуло. В отличие от брата, он не особенно любил философов и историковте витали слишком высоко в облаках. Другое дело Гомер. Как и большинство эллинов, Менедем первым делом обращался к "Илиаде" или "Одиссее". Что ты хочешь сказать?
Вспомни, как начинается "Илиада", ответил Соклей. "Афродита" слегка покачивалась на волнах, напоминая им, что они не на суше. О чем говорит поэт? О гневе Ахиллеса, доставившем столько проблем ахейцам. Гомер говорит не только об осаде Трои, но и о том, почему все произошло так, как произошло, разве ты не видишь?
Менедем поразмыслил и через секунду кивнул:
Что ж, дорогой мой, должен признать, на этот раз ты прав. Постарайся, чтобы радость не ударила тебе в голову.
Иди ты к воронам, рассмеялся Соклей.
У меня есть идея получше: я иду спать, Менедем встал, стянул через голову хитон, свернул тунику и положил на палубу вместо подушки, а затем завернулся в гиматий. Как большинство моряков, он обходился одним хитоном почти в любую погоду, но из толстого шерстяного плаща получалось замечательное одеяло. Доброй ночи.
Соклей лег рядом с ним и зевнул:
Увидимся утром.
Ага, голос Менедема тоже стал сонным. Он потянулся, поерзал и уснул.
Патара располагалась в устье реки Ксантос. Холмы над городом напомнили Соклею Кавн. На холмах росли красные и жёлтые сосны, кедры и стиракс.
Здесь полно хорошей древесины, заметил Соклей.
Вот радость-то, кисло ответил Менедем. Проклятым ликийцам есть из чего строить пиратские корабли.
Парочка пентер патрулировала подходы к гавани Патары. На огромных военных галерах на вёслах сидели по два таранита или зигита, и только на нижнем ярусе с веслом управлялся один таламит. Такое число гребцов делало пентеры очень быстрыми даже несмотря на множество палуб и защиту, прикрывающую гребцов от летящих стрел. Одна из пентер с орлом Птолемея на гроте и фоке направилась в сторону "Афродиты".
Мне не жалко, если Птолемей вырубает деревья в этой стране, заметил Соклей.
Уж лучше он, чем ликийцы, это уж точно, согласился Менедем. А деревья, что он пустит на постройку трирем, тетрем и пентер, уже не пойдут на строительство гемолий и пентеконторов.
Эй! донёсся крик с военной галеры Птолемея. Кто такие?
Менедем иронично хохотнул.
Иногда забавно, когда крутобокие корабли и рыбацкие лодки принимают нас за пиратов. И совсем не весело, когда так думает пентера: этот ублюдок нас может и потопить по ошибке.
Так давай сделаем всё, чтобы он не ошибся. Соклей сложил ладони рупором и крикнул в ответ:"Афродита", с Родоса.
С Родоса, да? усомнился офицер на носу военной галеры, как по мне, так твой говор не похож на родосский.
Соклей втихомолку ругнулся. Он вырос на дорийском диалекте, как и любой на Родосе, но за время учебы в Лицее приобрел аттический акцент. Зачастую это выдавало в нем образованного софиста. Но иногда, похоже, доставляло неудобства.
Я родосец, клянусь Асиной, ответил Соклей, намеренно произнеся имя богини на дорийском диалекте, а это родосская торговая галера.
Что везёте? требовательно спросил офицер, его корабль встал борт о борт с акатосом, и он грозно посмотрел сверху вниз на Соклея: палуба пентеры на несколько локтей нависала над "Афродитой".
Прекрасное оливковое масло, лучшие родосские благовония, косский шелк, книги и львиную шкуру, которую мы только что купили в Кавне, ответил Соклей.
Книги, говоришь? И ты можешь их прочитать?
Надеюсь, что так, Соклей выпрямился с видом оскорбленного достоинства. Мне начинать?
Человек на военной галере рассмеялся и мотнул головой. Алый конский хвост на его шлеме закивал.
Не стоит. Идите в Патару. Ни один пират не станет так дуться, если я задам ему подобный вопрос.
Галера вернулась к патрулированию, большие весла мерно поднимались и опускались, пока она скользила прочь.
Дуться?! возмутился Соклей. Он повернулся к Менедему и развел руками:Разве я дуюсь? и тут же понял, что спросил не того человека.
Менедем улыбнулся своей самой сладкой улыбкой:
Конечно, нет, о великолепнейший, только не после того, как ты стоял там у борта.
Соклей, ожидая насмешки похуже, на это даже не поморщился.
В Патаре имелось два порта: внешний и внутренний. Менедем повел Афродиту во внутреннюю гавань, но тут же горестно фыркнул, заметив насколько она мелка. Он приказал матросу подняться на нос и бросать лот, чтобы торговая галера не села на мель по пути к причалу.
Ну, добрались, с облегчением выдохнул он, когда моряки кинули канаты грузчикам, стоявшим на пристани. Среди них было несколько чисто выбритых эллинов, а остальныебородатые ликийцы в шапках с яркими перьями и плащах из козловых шкур.
Пока это хорошая гавань, сказал Соклей, оглядываясь вокруг. Интересно, как скоро она совсем заилится?
Ну, точно не раньше, чем мы уплывем отсюда, ответил Менедем, поэтому какая разница?
Какой же ты нелюбознательный, упрекнул Соклей.
Это почему же? с любопытством спросил Менедем. Соклей начал было отвечать, но остановился и остро посмотрел на своего брата. Менедем одарил его ещё одной сладкой улыбочкой.
По причалу шел ещё один офицер Птолемея, дабы задать вопросы вновь прибывшим. Теряя терпение, Соклей сказал ему:
Я уже сообщил офицеру на одной из ваших пентер обо всем, что ты сейчас спрашиваешь.