Соклей удивленно посмотрел на брата.
Мы оба говорим на греческом сейчас?
Что ты этим хочешь сказать?
Соклей не ответил, дразня брата. Менедем знал, что брат не считает его таким уж одаренным. Зачастую это удивляло его, поскольку он считал, что Соклей получает от жизни меньше удовольствий, чем мог бы. Но иногда высокомерие Соклея задевало за живое, и это как раз тот случай.
Что ты этим хочешь сказать? сварливо повторил вопрос Менедем.
Если ты и сам не можешь этого увидеть, то не вижу смысла объяснять, парировал Соклей.
Менедем вспыхнул. Если бы с ним так непочтительно разговаривал простой моряк, то его рассчитали бы в ближайшем порту, но с братом так поступить он не мог. Как бы этого и не хотелось.
Прежде, чем он огрызнулся, Аристид выкрикнул:
Ахой! Парус! Парус справа по борту!
Все глаза устремились направо. Потребовалось мгновение, чтобы разглядеть крохотный бледный квадрат. Да, глаза Аристида острее, чем у обычного человека. Заметив парус, Менедем постарался разглядеть и корпус. Принадлежал ли он крутобокому судну или морскому волку, рыщущему в поисках добычи?
Я не думаю, что это пират, заметил Соклей.
Серьезно? Как ты можешь быть уверен? огрызнулся Менедем. У меня глаза видят получше твоих.
Знаю, но я более внимателен к деталям, ответил брат. Большинство пиратов окрашивают паруса и корпус, чтобы те выглядели как небо и вода, и их трудно заметить. У этого корабля парус из простого некрашеного льна, так что, скорее всего, это не пират.
Он объяснял это словно неразумному ребенку. Бесило то, что он прав. А Менедем действительно не задумался об этом. Пусть фурии заберут меня, если я это признаю, подумал он.
Через пару минут Аристид произнес:
Похоже корабль поворачивает в сторону, наверное, они думают, что мы пираты и не хотят рисковать.
Мы видим это каждый год, сказал Менедем.
Мы видим это каждый год несмотря на то, что мы всё ещё близко к Родосу, сказал Соклей. И это печально, ибо наш флот делает всё возможное, чтобы прижать пиратов.
Капитаны Птолемея тоже их гоняют, заметил Менедем, ещё одна причина любить его, а не Антигона. Говорят, Одноглазый нанимает пиратов, чтобы восполнить недостаток военных кораблей. К воронам его, вот что я думаю.
Соклей кивнул. В этом вопросе братья полностью соглашались.
Антигону всё равно. Для него, что пираты на море, что наемники на суше.
Менедем поежился, как и любой торговец.
Наёмники могут стать бандитами, это известно. Но пиратыбандиты уже изначально. Они живут грабежом, мародерством и похищениями ради выкупа.
Грабёж, мародерство. Соклей произнес эти слова так, будто они звучали ещё отвратительнее, чем на самом деле. А через мгновение пояснил почему. Череп грифона.
Ах да, череп грифона, нетерпеливо повторил Менедем, но ты, похоже, забыл: если бы эти богами проклятые жалкие шлюхины отродья преуспели, то забрали бы не только твой драгоценный череп. Они бы забрали всё, что было на "Афродите", а нас бы убили или захватили ради выкупа, который разорил бы наше семейство, или продали бы в рабство.
Это верно, задумчиво согласился Соклей, ты прав, об этом я обычно забываю, хотя и не следует. Брат чаще других готов был признать свою неправоту, он продолжил:Ещё больше причин распять всех пиратов. Я бы своими руками поприбивал бы их к крестам.
Обычно Соклей не отличался кровожадностью, поэтому его слова прозвучали весомее, чем у любого другого.
Прошу прощения, молодой хозяин, вмешался Диоклей, но мне придется просить вас пропустить вперёд меня. Я всё-таки в море хожу дольше вас, так что у меня право прибить их первым.
Соклей кивнул.
Как скажешь, уважаемый. Я уступаю тебе, как герои "Илиады" уступали старцу Нестору.
Погодите-ка! воскликнул Диоклей, я не настолько стар.
Ты уверен? хитро спросил Менедем. Седеющий, но только ещё седеющий, келевст хмуро посмотрел на него. Гребцы, сидящие ближе к корме, слышали разговор и втихаря посмеивались над Диоклеем.
Ты правишь в Патару? спросил брата Соклей, поскольку галера шла на юго-восток.
Именно, вдоль этого побережья я не хочу останавливаться нигде, кроме города. Поступить иначенакликать проблемы. Я лучше проведу ночь в море. Недавно мы говорили о бандитах, а эта холмистая страна просто кишит ими, и банда может оказаться такой, что сможет победить всю нашу команду. Зачем рисковать кораблем?
Вовсе незачем, согласился брат, если бы со своей жизнью ты вёл себя также осмотрительно, как ты заботишься об акатосе
Менедем побагровел.
Мы уже говорили об этом раньше, знаешь ли. Это утомляет.
Хорошо, о наилучший, больше не скажу ни слова, ответил Соклей. Но потом всё же добавил, помогать тебе остаться в целости и сохранности после твоих похождений с чужими жёнами тоже утомляет.
Только не меня, и обычно я не нуждаюсь в помощи.
На этот раз Соклей промолчал, но его молчание оказалось ещё неприятнее, чем слова, поскольку, откровенно говоря, это было не совсем так. Иногда он ускользал после своих "ходок" гладко, как Одиссей от Цирцеи. Но пару лет назад в Тарсе помощь ему потребовалась, а за год до тогов Галикарнасе
Думать о Галикарнасе не хотелось. Он до сих пор не мог ступить туда, не опасаясь за свою жизнь. Ему повезло, что он вообще тогда сбежал. У некоторых мужей совсем нет чувства юмора.
Над головой кружились чайки и крачки. Черношапочная крачка нырнула в море в паре локтей от "Афродиты" и появилась с хорошей жирной рыбой в клюве. Но насладиться деликатесом не успела. Чайка начала преследовать её, бить крыльями и долбить клювом. В итоге, крачке пришлось бросить добычу и убраться. Чайка перехватила рыбку до падения в море, движение клюва и все кончено.
Соклей наблюдал за стычкой.
У птиц все как у людей, резюмировал он, незваный гость съедает все лакомства.
Забавно, улыбнулся Менедем.
Брат покачал головой.
Я так не думаю, как и крачка.
А ты разве не напивался на одном симпосии, а потом не шел на другой? спросил Менедем, что-то горланить и куда-то ломиться иногда уже половина забавы, а другая половинапосмотреть, что за вино и прием обеспечит тот, к кому вы вломились.
Как скажешь. Я редко так делаю, чопорно ответил Соклей.
Вспоминая, Менедем осознал, что брат сказал правду. В Соклее всегда было что-то от зануды.
В жизни ты упускаешь кучу возможностей повеселиться.
Можешь называть это так, согласился брат, но что насчет того парня, на чей симпосий вы вломитесь?
Для чего же ему устраивать симпосий, если не для веселья? возразил Менедем. К тому же, многие из тех, что я посетил, становились гораздо лучше с приходом незваных гостей уже увенчанных венками.
Он чувствовал, что говорит, как Кривда из "Облаков", и ждал, когда Соклей упрекнет его в этом. Менедем любил непристойную чепуху Аристофана гораздо больше, чем его брат, но Соклей читал "Облака" и не одобрял их за насмешку над Сократом. К его удивлению, Соклей упомянул афинянина иначе:
Может, ты и прав. Читал или хотя бы слышал о "Пире" Платона? Там, где Алкивиад вваливается с улицы, как ты говоришь, и рассказывает о временах, когда пытался соблазнить Сократа.
А разве Сократ не был уродлив как сатир? спросил Менедем. А Алкивиад не был самым красивым юношей Афин в те незапамятные дни?
Около ста лет назад, уточнил Соклей. И да, Сократ был безобразен, а Алкивиад красив.
Так зачем Алкивиад пытался соблазнить его? Он же мог получить кого угодно? Такова сила красоты.
Знаю, резко ответил Соклей, и Менедем испугался, что сказанул лишнего. В юности он отличался выдающейся красотой и наслаждался роскошью выбора. А высокого, неуклюжего и невзрачного Соклея никто не домогался. Через мгновение Соклей продолжил:Если Алкивиад мог выбрать любого, но соблазнял Сократа, о чем это говорит?
Что он был чрезвычайно близорук? предположил Менедем.
Как смешно, буркнул Соклей, а Диоклей расхохотался. Он больше не отбивал ритмс добрым северным ветром "Афродита" шла под парусом. Соклей взял себя в руки:
Он знал, что Сократ безобразен, все это знали. Так что же он видел в нем, если не красоту души?