Шрифт
Фон
- Вот уж не знаюя в Москве всего десять лет, а прежде Сибирь покорял, превращал большие камни в маленькие. Принимай владения. Как тебе обновапойдет? Тебеи мадонне твоей?
- Пойдет, - согласился Трисмегист, - Только это не мадонна, это матка бозка Ченстоховска.
- Будь у меня побольше времени, я прочел бы тебе длинную лекцию, - улыбнулся Виконт своей покойницкой землистой улыбкой, - И о черных мадоннах, вроде твоей, и о госпоже Эрзули Дантор, и о японской Черной Каннон. Но во дворце вот-вот начнут разгружать мрамор для ремонта лестниц, и в моих интересахне пропустить сей сказочный шанс. Новый обер-камергер пыжится своей бдительностью, и во все вникаетя просто обязан переиграть его на его же поле. Поэтомужду тебя с остатком моих денег, Трисмегист, и прощай до поры. Мой друг проводит тебя на выходувидишь, как легка дорога.
И Виконт удалилсябеззвучно, словно растаял. Шандал он забрал с собой, и теперь в свете единственной свечи часовня выглядела самым таинственным местом на свете.
От иконы пришлось забрать свечуИван мысленно извинился за это перед матушкой Еленойи безмолвный «друг мой» проводил гостя на свет божий. Дорога наверх и в самом деле оказаласьпочти целой каменной лестницей, просторной и гулкой, и вывела во флигель старого купеческого дома. В этом пустом, разграбленном доме Иван и простился со своим провожатым. Он не помнил, за что казнен был хозяин дома Дрыкин, но подозревалпо делу, вроде его собственного, по которому Борька Кольцов загремел в Охотск, превратившись безвозвратно в Трисмегиста.
Третья, и последняя, цель Ивана Трисмегиста расположена была совсем неподалеку от дома бедняги Дрыкина. Это был господский почти что дворец, большой и богатый, но даже с улицы было видно, что порядка в нем нетне чета был этот темный раздрызганный дом игрушечной английской шкатулке господ Лопухиных.
Иван пошел, конечно же, через задний дворне желал светить лицом у парадного входа. Как-никак миссия его была секретная.
На заднем дворе как будто резвился сумасшедший гигантский ребенокбыли разбросаны санные полозья, хомута, вилыеще с того лета, и цветочные аркис прошедшего семейного торжества Трисмегист бочком пробрался среди всей этой роскоши, постучал в черную дверьс которой клочьями лезла краска:
- Дома хозяин?
Лакей не узнал его, да и не должен былон кликнул дворецкого, и вот дворецкому и предъявил Иван свой пароль. Достал из-за пазухи перстень с кровавым камнем. Ни за что бы Трисмегист не стал носить подобный перстень на рукетакие камни носят разве что содомиты-говномесы, но никак не честные бывшие арестанты. Дворецкий перстень признал, проговорил вполголоса:
- Дома барин, пойдем потихонечку.
Трисмегист обстукал от снега сапоги и устремился вслед за провожатым. В доме было не больше порядка, чем на дворевещи как будто толпились в коридорах и напирали друг на друга, сундуки, и статуи, и горшки с цветами, и драгоценные венецианские кресла.
- У вас что, ремонт в доме?спросил в недоумении Трисмегист, и дворецкий отвечалс экстатическим отчаянием:
- У нас так всегда. Скромный образ жизнивысокий образ мыслей, это хозяин так говорит
Иван возразил было, что это не скромный образ жизни, а хламной и безобразный, но вовремя прикусил языкони пришли.
Андрей Иванович Остерманрусский Андрей получился у него из Генриха, или из французского Анрисчитался при дворе главным умницей. А домаглавным неряхой. Он сидел за столом в своем кабинете, точно так же, как недавно сидел у себя в подземной конторе Виконт. Но в Остермановом кабинете словно смерч пронессяна столе возвышалась ваза с турбулентно разбросанными яблочными огрызками и очистками, свисавшими с вазы гроздьями и валявшимися по столу, словно жертвы тайфуна, по креслам разметались брошенные хаотически рубашки и кальсоны, по углам стояли вповалку тюки неизвестно с чем и лежали кошачьи заскребыши.
Андрей Иванович, как и Виконт, с увлечением листал книгу, и казался звездою, невесть как упавшей с небес в се замусоренное болото. Красивый господин с маленьким круглым носиком, с короткой верхней губой и каштановыми влажными глазами, граф Остерман носил моднейший белокурый парик, и с расшитым золотом парадным кафтаном не успел еще расстаться, видно, недавно прибыл с придворной службы.
- Иванбезфамилии, - представил Трисмегиста церемонный дворецкий и тут же ретировался.
- Разве ты у нассовсем без фамилии?удивился Андрей Иванович, и отодвинул свою книгу, - Ты же был демон библейский?
Он говорил по-русскивкрадчиво, чисто, разве что с нежным пришепетыванием, словно заговор читал.
- Трисмегистне демон библейский, высокая милость, - обиделся Иван, - Правда, и не фамилия. Означаеттрижды благословенный.
- Тебя обманули, мой друг, - тонко улыбнулся господин Остерман, - Трисмегист отнюдь не значит «трижды благословенный», скорее«трижды величайший», по-латыни же Mercurius ter Maximus, покровитель магов и проводник между мирами. И я верю, что ты, друг мой Иван, достоин своего имени вполне. Чем же ты изволишь меня порадовать?
- Все готово, ваша милость, осталось лишь врата открыть и запускать желающих, - важно отвечал ему польщенный Иван, - А в желающих недостатка не будет. Одна синеглазая госпожа обещала расстараться.
- Нати любит подобные вещи, - улыбка стала совсем змеиной, - Тайные часовни, черные богини Я верюи в тебя, и в нееот прихожан не будет отбоя. У черной твоей матки бозки
Нарядный господин поднялся из-за столазашуршали позументы и кружеваподошел к темному, заставленному хламом комодику, и снял с него серебряный ящичек с прорезью вверху, как для писем.
- Это дополнение к твоему аттракциону, - Андрей Иванович протянул ящик своему собеседнику, и Трисмегист обратил внимание, как красивы его рукибелые, с тонкими пальцами, как у девушки, - Матка бозка станет исполнять желания, а тыстанешь собирать желания в этот ларец. Научи прихожан, что следует писать свои мечты на листочек и опускать в сей ящичек. А потом, каждое утро, ты возьмешь привычку бывать у меня с этим ларцом, и рассказывать, кто и о чем просил. Это должно быть забавно
- Для чего вам?воскликнул, не стерпев, Трисмегист.
- Увы, твой скромный наниматель не обладает ресурсами Тайной канцелярии и своего почтеннейшего тезки Ушакова Мы не можем пытать людей. Но мы можем узнавать их настроения иначе. Иногда это полезнона заре нового царствования, столь дорого нам стоившего.
Иван понадеялся, что понял егоОстерман говорил так, словно читал нараспев какую-то книгу. Иван следил, как красавец-граф, шелестя позументами, словно древо изобилия золотыми листами, возвращается за стол.
- Получи же свой гонорар, - Остерман извлек из ящика стола кошелек и положил поверх раскрытой книги, - А каждый твой утренний визит будет стоить один яхимсталер. Я думаю, это справедливая цена за украденный утренний сон
- По рукам, ваша милость, - Иван пристроил ларчик под мышку и цапнул с книги кошель, - До скорого свидания.
- Надеюсь, до самого скорого, - красавец-граф запустил изящную ручку под кудрявый парик, почесался и внезапно, словно фокусник, вытянул из уха длинную, желтоватую корпиевую турунду, - Береги себя.
Эта внезапная турунда странным образом произвела на Трисмегиста ободряющее действиесловно у него неожиданно сошелся долгий и сложный пасьянс.
Глава 4 Иван Трисмегист
Иван поставил на аналой икону, окружил загадочно разновысокими свечными огарками, отошел, полюбовалсяну вот, красота. Публика будет в несомненном восторге. Жизнь научила Трисмегиста здоровому цинизму, в бога он, конечно же, веровал, но то, чем предстояло ему заниматьсясчитал представлением, в некотором роде театром. Попы вон тоже веруют, а деньги за свечки и за отпеваниедерут, а чем мы не рысаки? Идея с тайным храмом черной богородицы принадлежала графу Остерману, еще большему цинику, чем сам Трисмегист (и ведь тожев бога верующему), а идея написать богородицу с царицы Авдотьивыдумщице и озорнице Нати Лопухиной, которой жгло самолюбие ее столь близкое родство с порфироносной вдовой. Хотелось ейчтобы и весь свет узнал.
Шрифт
Фон