Пастор Смерть тоже сошел с облучка и перебрался в возок, под крышуот моросящего дождя.
Доктор запахнул понадежнее плащ и устремился за своим стремительным провожатымпо невидимой в темноте дорожке, в скользкой осенней грязи. Мелкие капли дождя обидно били по носу и неуклонно стремились за шиворот.
Дорожка скоро закончилась, перед согбенной деревянной постройкойЛевенвольд с самым деловым видом стукнул в дверь на мотив какого-то марша, и дверь открылась. В скудно озаренном проеме стоял унылый тип со свечой, по видутипичное чадо тайной полиции, с красным носом и бегающими глазами.
- Узнаешь?Левенвольд гордо выпрямился и высокомерно задрал подбородок. Полицейский кивнулон признал эту придворную полубалетную стойку, но не самого человека:
- Полковник? Ваше сиятельство?
- Чуть поменьше, сиятельство без полковника, - Левенвольд отодвинул стража и вошел, втащив и доктора за рукавс собой, - Со мною лекарь, и мы спешим. Дай мне свечу, ты себе новую заведешь, - он взял из руки охранника свечу в керамической чашкес такой детской непосредственностью, что тот только рот раскрыл, и уже летел дальше, волоча и доктора за собою, так кошка тащит в зубах пойманную мышь, - Осторожнее, тут ступеньки, и весьма крутые. И наклони головувидишь, какой кротовый ход
Ван Геделе понял, что идут они во дворецпод землею, ходами, предназначенными для шпионов и прислуги. «Впрочем, он же гофмаршал, - подумал доктор о Левенвольде, - Он и должен знать как следует свой дом, как любой хороший дворецкий».
Ступени кончились, потолки поднялись повыше, и в стенах показались крошечные зарешеченные окошки, странно знакомые. «Я был уже здесь!» - чуть не воскликнул Яков, и даже глазами попытался отыскатьтот поворот, ту дверку в потайную комнату, за которойсказочный райский сад. Но все повороты были одинаково мертвы и черны, и не понять былокоторый
- Опять ступени, - любезно предупредил Левенвольд, - Уже наверх. Минутаи мы на месте.
Пламя свечи плясало в его руке, и лицо, освещенное изнизу, казалось злодейски-красивым, словно карнавальная масказлой рот и глаза темные, без блеска, совсем как в маскепрорези. Гофмаршал взбежал по крутой деревянной лесенке, толкнул невидимую в темноте дверь:
- ДомаТеперьмолчи!
Хотя Яков и прежде не сказал ему ни словаТеперь перед ними были черные дворцовые ходы, потайная неприглядная изнанка, о которой не ведают гостиузкие коридорчики, деревянные переходы, лесенки без перил. Левенвольд, похоже, знал в совершенстве пространство за сценойтого театра, где довелось ему блистать. Был как рыба в водеи на подмостках, и за кулисами. Он двигался стремительнотак хищная мурена плывет у самого дна, в сумрачных своих водахпо извилистым темным тропам, пронизывающим дворец изнутри, как незаметная паутина, по тайным дорожкам шпионов, абортмахеров, убийц и ростовщиков. Черная лесенка, переход, поворот, ипламя свечи прекратило метаться и замерло, и очередной марш пробарабанил по очередной двери.
- Ваше сиятельство - отворилась невидимая дверца, и явился следующий страж, брат-близнец предыдущего.
- Я с акушером, - Левенвольд отдал охраннику свечу и вошел, - Не опоздали?
- Никак нет, ваше сиятельство.
То была приемная, так называемая антикамора, чистилище перед вратами в рай. В таких комнатках днем толпятся просители, ожидая аудиенции. Сейчас здесь сидели два то ли шпиона, то ли питомца господина Ушакованеприметные, словно пылью припорошенные, но отчетливо разящие перегаром.
- Мы идем, - приказал Левенвольд не то им, не то Ван Геделе, - Разувайсяи входи.
Собственные заляпанные глиной ботфорты он мгновенно и ловко снял, без помощи, сам, и остался в чулках. Доктор тоже вышагнул из грязных своих туфель и спросил осторожно, шепотом:
- Хоть скажитесколько лет, которые роды?
- Лет тридцать семь, роды, похоже, первые, - одними губами произнес Левенвольд.
«Какой ужас» - про себя оценил перспективы акушер. С такими вводнымиему оставалось разве что молиться.
Левенвольд приблизился к двери, ведущей в покои, и приоткрыл ееровно настолько, чтоб прошел человек:
- Прошу, маэстро!