Трисмегист не ответилон собрал огарки свечей, и спрятал за пазухусеребряный ящичек господина Остермана. Утром предстоял Трисмегисту докладпоследнийперед этим глубокомысленным господином.
- Черная госпожа ничего не умеет давать даром, - продолжил Виконт, - Мы покупаем у нее, или берем взаймыи неизвестно, что хуже. И мы в любом случаекогда-нибудь ей заплатим. Петиметры этого не ведают, они привыкли брать даромТо-то будет им потом сюрприз.
- Не все такие, - возразил Трисмегист, - Вчера был одинон явно знал, кто перед ним. И платилвперед. Он сказал«здравствуй, шварце муттер», и разрезал свою рукувидишь, весь аналой в крови.
- Ну и дурак!рассмеялся Виконт, - Эрзули Дантор не принимает кровь, кровь любит Папа Огун. Хотел бы я знать, кто это был у тебя, такой умный?
- Я не узнал, - отвечал Трисмегист, - Все же в масках, как тут узнаешьС ним шулер был известный, тот, что в «Небесах» все играет, прозектор.
- А-а, - Виконт, кажется, понялкто же там был, - И чего просил он у шварце муттер? Любви? Взаимности от своего предмета?
- Вот и нет, - Иван снял икону с аналоя и бережно завернул в тряпицу, - Die Freiheitзнаешь, как это переводится?
Глава 26 Анна Ивановна
Ждала-то онане егоИ другой помстился ей на пороге, когда Бюрен привел его в комнату. Если горят всего три свечи, и те слабые, из самых дешевыхнеудивительно, что примерещился ей другой, и подведенные синим глазаи показались синими.
Она воскликнула тогда:
- Гасси!и, наверное, перепутала картымножеству историков, потому что ту их встречууже сейчас перепевают на все лады досужие мемуаристы.
- Я тень вашего Гасси, его местоблюститель, его марионетка, - говорил он по-французски, склоняясь к ее руке, - Я здесь от него, и с благими вестями. Нынче ночь благовещения, и яваш Габриэль, принцесса.
Габриэль, ночь благовещенияОн прибыл сказатьизбрана ты среди жен. Но сам онничто, почтовый голубь, всего лишь принесший благую весть в своем клюве, письмоносец, Меркурий
- Завтра, возможно, уже ранним утром, прибудут послы из Москвы. Русские избрали вас на царство, принцесса, вы станете императрикс. Но вы будетеигрушечной императрикс, их карманной квинни, послы потребуют от васподписать их особые дворянские вольности. Это заговор, они условились заранее, Долгорукие и Голицыныстреножить вас, лишить и зубов, и когтей. О, не гневайтесь так, отпустите мою руку, не ломайте ееМой брат сохранит для вас самовластие. Мой брат, и мудрый барон Остерман. Всего лишь выслушайте меня, принцессавам останется разве что выучить вашу роль, мой брат расписал ее для вас, каждый ваш жест, как партиюпо нотам
- Говорите же, Рейнгольд, я слушаю, и больше я не сделаю вам больно
Тогда она в презлобстве и в самом делеедва не сломала ему пальцы. Несдержанность в гневеувы, такова их фамильная черта. И ангел благовещения знало фамильной проклятой гневливости, и пока говорил с нейвсе гладил руку ее горячей своей ладонью, все успокаивал. Он был неплохой режиссер, этот Габриэль, он прошел с будущей императрикс всю ее роль, каждый жест, каждое слово, поставил каждую ее интонациюна необходимое место. Он устраивал когда-то праздники при двореи с актерами обходиться умел.
Прежняя царица, Екатерина, звала его когда-тоВилли, он былодно лицо, с казненным ее де Монэ. Но та, бедняга, кажется, совсем помешалась на казненном своем камергереоттого и похожий мальчишка-юнкер все спьяну и сослепу казался ейВиля.
Одно лицо, или вовсе без лица. Так не бываетИли же он попросту актер, оттого и так похожи на де Монэ, и на собственного брата. Когда захочет, когда ему это нужноон просто играет. Те же движения, и голос, и шепот
- Гасси
- Мой брат Гасси сочинил для васэту пьесу, и вы исполните свою роль превосходно, ведь вы талантливая актриса, принцесса.
О да, он всего лишь, копирует, играетв собственного брата. ЗабавныйКак прежде она не виделачто с Гасси они настолько похожи, как прятал он это их сходствопод вечной своей позолотой?
Режиссер, кукловод, вернейший друг ее, Гасси, Amoklaufer Гасси, он блуждающая звезда, его не удержать надолго, он всегда в отъезде, в движении, и даже когда в рукахон уже в полуобороте, отлетает, стремится прочь из сжимающих его пальцев. Звезда светит с небес, хранит, оберегаетно никогда не бывает рядом. Вот и сейчасс нею лишь тень его, доппельгангер
В ту ночь Габриэль так похоже сыгралбрата своего, автора гениальной пьесы, что она позволила себеих перепутать. Задержала в своей рукеего горячую руку, засмотреласьв обведенные синим глаза. В темнотеи казавшиеся синими. В библии не было такого, а вот у неебыло ГабриэльОни доучили роль, на подушках, под пологом темной спальнии ее режиссер, ангел благовещения, на прощание прижал палец к ее губаммолчите, принцесса!и отбыл прочь, на своих фантомных истерзанных крыльях, как тогда она думаланавсегда.
Но вот пьеса сыграна, овации отгремели. Они выиграли партию. Актриса исполнила свою роль в точности, как ее училии получила самовластие, корону и трон. Только автор божественной комедиион опять далеко. Ему интереснееблистать в политике, наиграться всласть ветром всех богов. Блуждающая звездахранит и светит, но сама при этомгорит в чужом небе. В Польше, в ЦесарииТам, где можно припасть к жилам, напиться кровиБольшой политики, Большой интригиСмешно смотреть, как Бюрен пытается занять опустевшее кресло, все заполняет собою, как дым, везде выставляет своих шпионов. Но тщетно, ведь он слуга, не друг. Друганет. Гасси
- Я тоже по нему скучаю
Так говоришь ты, Габриэль, и, кажется, совершенно искренне. Он друг твой и брат, и он так же в заговоре с тобоюпротив целого света. Ты так же любишь егоТоварищ по несчастьюИ можно сощурить ресницы, или просто не вглядываться, ведь в полумраке личных покоевбратья так похожи
- Гасси!
И сноваобведенные синим глазаи представляются ей синими, и можно заново перепутать младшего брата со старшим, быть может, так у них и условлено, у братьевзаменять друг друга? Слишком уж многие их перепутали... Или и это тожечасть его пьесы?
Дайте же вашу руку, Рейнгольд, я больше не сделаю вам больно
- Как прикажет моя госпожа - и он опять прижимает палец к губам еемолчите
Глава 27 Черная муттер
Граф Остерман не расстроился ничуть, услыхав от Трисмегиста о воровском прогоне. Впрочем, он, кажется, уже знал про него заранее.
- Всему свое время, время жить, и время умирать, время собирать камни и время их разбрасывать, - промолвил он задумчиво, и качнулся мерно туда-обратно в кресле-качалке на длинных полозьях, словно иллюстрируя собственные слова, - Двор вот-вот переедет в Петербург, и аттракцион твой делается опасен. Как хорошо, что герр Каин все еще чутко прислушивается к моим пожеланиям
- Вы с ним знакомы?воскликнул непосредственный Трисмегист. Остерман тонко улыбнулся, запахнул на груди лисью шубкупрохладно было, совсем осень, и мелкий дождик шуршал за окнами:
- Наше знакомство с ним длится с девятнадцатого года, с тех пор, как царь Петр Алексеевич в презлобстве своем едва не пожелал обоих нас повесить. Двое незабываемых суток в Каторжном острогеТы знаешь, что твой начальник превосходно играет в длинные нарды? Правда, те наши нарды вылеплены были из хлеба. Герр Каин выиграл тогда свою жизньи я просил за него, как только был помилован. С тех пор мы с ним в расчетеи добрые друзья.
Трисмегист замер с открытым ртомсам он ни разу не видел знаменитого московского вора, и подозревал иногда, что тезка еговсего лишь легенда, сочиненная татями на досуге. Остерман как будто прочел его мысли:
- Ты слишком низко летаешь, чтобы передать от меня привет. К счастью, есть у меня и другиеДавай же последний уловконечно, больше для порядку. У черной твоей мамы, кажется, все уже успели побыватьвряд ли там отыщется что новое, - граф взял шкатулку белыми пальчиками, и тут же брезгливо их отдернул, - Что это? Кровь?
- Один кавалер ладонь разрезал над этим ящиком, нарочно, - пояснил Трисмегист, - Все кровью залил, злодей.