Представь, что всё это зерно обмолотили и перетёрли жерновами. Много ли муки из него выйдет?
Холо, не ответив, уставилась себе на грудь, похоже, хранительница жатвы, способная подарить хороший урожай или наказать плохим, ответа на этот вопрос не знала.
Пускай зерна у нас будет вот столько. Лоуренс отпустил поводья и пальцем в воздухе нарисовал над левой ладонью горку. А после помола получим самое большее вот столько.
Теперь он уже не рисовал, а сомкнул указательный палец с большим, сформировав крохотный кружок, который и показывал объём получившейся муки.
Диву даёшься, как же мало муки остаётся после помола. Каково же людям, что каждый день трудятся в поле до десятого пота, выращивают колосья, молятся богам жатвы, наконец собирают урожай, а потом видят полученную муку ничтожный итог своих стараний?
Холо лишь невнятно промычала в ответ.
Про мельников принято говорить, что у них шесть пальцев на руке: один растёт на внутренней стороне ладони, чтобы воровать муку. Кроме того, мельницы зачастую принадлежат землевладельцам. Помол зерна облагается налогами, но не станет же землевладелец собирать их самолично. На чьи плечи, по-твоему, ляжет эта работа?
На плечи мельников, чьи же ещё.
Лоуренс кивнул и продолжил:
Платить налоги никто не любит. Но собирать-то их надо, куда деваться. На ком же тогда люди будут вымещать злобу?
Холо сообразила мгновенно человеком она не была, но мир людей знала лучше многих его представителей.
Вот оно что. Юнец к тебе подлизывался, а не ко мне.
Угадала, кивнул Лоуренс со вздохом, завидев впереди домики деревни Терэо. Пожалуй, он спит и видит, как бы из своей деревеньки уехать.
Помол зерна незаменимый, ценный труд, но наградой за него будут лишь недоверие, неприязнь и неблагодарность. Печальнее всего здесь то, что чем тоньше помол, тем пышнее будет хлеб, но тем меньше муки получится из того же зерна, поэтому любое желание сделать лучше встретят враждебностью и непониманием.
Холо смотрела на дорогу, всем своим видом показывая, что сожалеет о проявленном любопытстве: уж ей-то история показалась до боли знакомой.
Но работа нужная, хоть не каждый это понимает.
Лоуренс погладил Холо по волосам, перед тем как взять поводья, и девушка тихонько покачала головой.
Убогой деревенькой Эван окрестил Терэо незаслуженно: город от деревни принято отличать по наличию городской стены, даже если стена эта ветхая деревянная изгородь. Что до Терэо, то для деревни поселение выглядело слишком благоустроенным.
Пускай плотной застройки, характерной для города, здесь не наблюдалось и дома беспорядочно заполняли собой пространство, однако встречались каменные здания, а в той части деревни, которая была похожа на центр, пролегала ровная, без ям, дорога, хоть и немощёная. Сама церковь, с башней и колоколом, притягивала взгляд издалека настолько большой она оказалась.
В самом деле, лишь стены не хватало Терэо, чтобы называться городом с полным на то правом.
Холо, вняв совету Эвана, поверх своего одеяния натянула плащ Лоуренса и перевязала его шнурком на шее получилась накидка от дождя. Девушка решила, что так будет лучше, ведь в обычной одежде нежность и изящество черт простой горожанки привлекли бы ненужное внимание, которого Холо и без того хватало.
Когда она переоделась, Лоуренс направил повозку в сторону домов. Отсутствие городской стены означало отсутствие ворот, а следовательно, пошлин для странников на въезд. Повозку даже не подумали остановить, и Лоуренс только поклонился, заметив, что мужчина, выравнивавший охапки с соломой, бесцеремонно уставился на него.
Вокруг было пыльно, все дороги, кроме главной улицы, изрыты ухабами, а одноэтажные дома что каменной кладки, что из деревянного сруба выглядели просторными. Возле некоторых домов росли большие сады такого в городе не увидишь. Иногда приходилось объезжать сложенные грудой связки соломы признак собранного урожая. Попадались поленницы дров для топки зимой. На улицах было очень мало людей: деревенские жители встречались реже, чем курицы и гуси, выпущенные покормиться; при этом местные, все как один, провожали повозку долгим взглядом.
Порядки здесь были скорее деревенскими, нежели городскими. Лоуренс ощутил себя чужаком на этой земле а ведь казалось, он давно позабыл это чувство. Выходец из бедной деревеньки, торговец очень хорошо понимал, что жизнь в сельских краях почти лишена развлечений и путники становились предметом пристального интереса.
Между тем повозка добралась до площади, окружённой домами, на которой стояла огромная каменная глыба. Вероятно, это была центральная площадь Терэо. По металлическим вывескам, прикреплённым к краям крыш, угадывались гостиница, пекарня, кабак, а также ткацкая мастерская. Выделялось здание с огромными воротами наверняка место для молотьбы собранной пшеницы и просеивания муки. В остальных домах, видимо, жили влиятельные жители деревни, тут же возвышалась церковь.
Конечно, в таком месте собирались люди, играли дети, и многие с любопытством поглядывали на путников.
Какой большой камень. Для чего он? спросила тем временем Холо. Похоже, всеобщее внимание её не беспокоило.
Видимо, для церемоний во время праздников, танцев, да и деревенские собрания около него проводят.
Гладко отполированная глыба была Лоуренсу по пояс; к ней приставили деревянную лестницу, чтобы взбираться наверх, очевидно, каменная плита на площади стоит не просто для украшения.
Впрочем, правду о назначении загадочного сооружения могли поведать только жители деревни, поэтому Холо кивнула, удовлетворившись ответом, и поудобнее устроилась на ко́злах.
Повозка объехала каменную глыбу и двинулась к церкви, местные по-прежнему бросали на путников любопытные взгляды. Следовало отдать должное Терэо: всё-таки нравы здесь были не как в дикой горной деревушке. Зевак поубавилось, едва повозка остановилась у церкви: люди поняли, что путники приехали помолиться о спокойной дороге.
Для полной картины только разочарованных вздохов не хватает, слезая с козел, обратился Лоуренс к спутнице.
Оба захихикали, будто дети, у которых был общий секрет на двоих.
Перед путниками возвышалась ладная церковь с каменными стенами и деревянными воротами, обитыми железом.
Церковь была старой: углы здания успели искрошиться, хотя к дверной ручке в форме кольца, похоже, прикасались нечасто. Кроме того, в обычной церкви, если это не монастырь, двери отворены круглый день, пока не идёт служба, однако эта церковь была крепко заперта.
Напрашивался вывод, что жители деревни её не жалуют, но строить домыслы дело бессмысленное, поэтому Лоуренс взялся за ручку и легонько стукнул пару раз. Сухой звук тотчас же странным эхом разнёсся по площади.
Лоуренс ждал, но тишина была ему ответом, и, когда он уже решил, что в церкви никого нет, дверь с жутким скрипом приоткрылась.
Кто здесь? послышался из образовавшегося проёма недружелюбный голос, явно принадлежавший девушке.
Прошу прощения за внезапный визит. Меня зовут Лоуренс, и я странствующий торговец, ответил он с любезной улыбкой истинного дельца.
Из темноты настороженно сверкнули глазами:
Торговец?
Да. Я приехал из Кумерсуна.
Однако с такой подозрительностью от служителей церкви сталкиваться приходилось нечасто.
А вы? взгляд переместился на Холо.
Так сложилось, что мы вместе странствуем.
Холо и Лоуренса окинули долгим взглядом, раздался короткий вздох, после чего дверь открылась полностью.
К общему изумлению спутников, перед ними предстала девушка, облачённая в длинную одежду священника.
Какое же у вас дело?
Лоуренс не сомневался, что сумел скрыть своё удивление, но девушка в сутане по-прежнему смотрела на него с той же враждебностью, что слышалась в её голосе. Тёмно-коричневые волосы были крепко стянуты в узел, глаза медового цвета смотрели с вызовом.
Кроме того, где же это видано, чтобы пришедших в церковь спрашивали, какое у них дело.
Видите ли, мы хотим поговорить со священником вашей церкви
Как правило, священниками женщины быть не могли: в конце концов, церковь мир, в котором заправляют одни мужчины. Из этих соображений Лоуренс выбрал именно такие слова, но они, будто нож, прорезали на лбу девушки глубокую складку.