Вчера мы зашли в церковь, чтобы спросить дорогу, и Эльза обошлась с нами очень грубо. Даже слушать не хотела. А сегодня утром гляжу безмятежна, что святая дева. Удивительная перемена.
Ха-ха-ха! Эльза хоть и робкая, но вывести её из себя очень легко. А ещё людей дичится: к незнакомцам всегда недружелюбна. Уж не знаю, чем жители деревни думали, когда решили поставить её на место Франца.
Эван снял водяное колесо с жерновов и ловко закрепил его крючком при помощи одной только жерди. Всё это он сделал, по-прежнему оживлённо разговаривая, и в эту минуту Лоуренс зауважал его чуточку больше.
Но она в кои-то веки в хорошем расположении духа. Вы её в неудачное время встретили. Вчера ночью и не думала хмуриться. Но кстати, а ведь я не слышал от неё, что вы приходили, хотя мне она рассказывает даже про то, сколько раз за день чихнула.
Эван, видимо, ничуть не стеснялся своих слов, но Лоуренсу стало неловко.
Небольшая хитрость помогла бы подобраться к Эльзе, поэтому он заявил:
Может быть, потому что я всё же мужчина, пусть и не лучший на свете.
Парень растерянно уставился на него, а потом вдруг расхохотался и наконец выдавил:
Неужто испугалась вдруг я возомню плохое? Вот глупышка.
Эван был моложе Лоуренса, но Лоуренс мог бы многому у него поучиться. Пожалуй, это будет даже сложнее торговли.
Но если раньше она ходила мрачнее тучи, что заставило её развеселиться?
Эван чуть напрягся:
Тебе это зачем?
У моей спутницы настроение меняется чаще, чем погода в горах, пожал плечами Лоуренс.
Эван, видимо, попытался вспомнить Холо, и что-то подсказало ему: торговец прав.
Он сказал с сочувственной улыбкой:
Тяжело тебе, господин Лоуренс.
Ещё бы.
Только зря расспрашиваешь. Разрешились трудности, вот и всё.
Что за трудности? спросил Лоуренс.
Эван тут же отступил:
Мне местные строго-настрого запретили говорить. Если так хочешь узнать, у старосты спрашивай.
Зачем же? Не можешь рассказать и не надо.
Лоуренс не стал допытываться, и тому была причина: он уже узнал более чем достаточно.
Похоже, Эван решил, что обидел торговца: боязливо взглянув в его сторону, он помолчал, будто подбирая слова, и, найдя нужные, открыл рот:
Но знаешь, если вы придёте к ней сейчас, наверняка она вас выслушает. Она ведь совсем не вредина.
Даже староста деревни притворился, что не знает, где монастырь, поэтому, очевидно, так просто дело не решалось, но повод навестить Эльзу ещё раз у Лоуренса появился, и на том спасибо. Впрочем, важнее другое: теперь нужно было брать приступом совсем другую крепость, и, если его догадки окажутся верными, тут он добьётся успеха.
Как скажешь. Пожалуй, наведаюсь к ней ещё раз.
Да, так будет лучше.
Тут Лоуренс решил, что самое время прощаться, и, повернувшись к двери, бросил:
Ну, бывай.
Эван поспешно окликнул его:
Эй, господин Лоуренс.
Что?
Скажи, трудно быть странствующим торговцем?
В его беспокойном взгляде проступала решимость: верно, однажды он собирался оставить мельницу и отправиться в путь по белому свету.
Лоуренс отнёсся к такому стремлению с подобающей серьёзностью:
А кому приходится легко? Однако скажу за себя, что сейчас это весело.
Впрочем, он тут же отметил про себя, что до встречи с Холо веселья было куда меньше.
Вот как? Да, пожалуй. Ясно, спасибо тебе.
От мельников требуют душевной чистоты, но душевная чистота и искренность не одно и то же. Если Эван всё-таки станет торговцем, то завоевать симпатию людей ему не составит труда, но добиваться прибыли будет очень непросто. Разумеется, Лоуренс не сказал об этом, лишь поднял мешок с полученной мукой повыше в знак благодарности и покинул мельницу.
Позже, шагая по берегу ручья, он вспоминал разговор с парнем. Значит, Эльза рассказывает Эвану даже о том, сколько раз за день чихнула. Пожалуй, Холо в таком случае, чтобы показать своё недовольство, поведала бы Лоуренсу о том, сколько раз за день вздохнула. Интересно, чем объяснить эту разницу? С другой стороны, если его спутница вдруг начнёт стойко и без жалоб терпеть неудобства, впору пугаться, не подменили ли её.
«Да уж, хорошо, что сейчас её нет рядом», подумал Лоуренс и улыбнулся.
Площадь немного оживилась к тому времени, как он вернулся. Утренним рынком это не назовёшь, но открылось несколько лавок, и вокруг ходило немало людей. Впрочем, пришли они не столько ради покупок, сколько ради того, чтобы поболтать друг с другом; настоящими торгами, когда каждый старался продать подороже и купить подешевле, тут и не пахло.
По словам Эвана, всё собранное деревней зерно сбывали в Энберге по договорной цене, а местные могли покупать в городе товары и не платить налоги. Поверить в такое сложно, но если это правда, то немудрено, что сельчане ведут столь расслабленный образ жизни.
Деревни зависят от городов, а их жители трудятся целый день, потому что не могут обеспечить необходимое не только себе ту же еду, выпивку и одежду, но и даже домашнему скоту. Они продают зерно и прочие продукты горожанам, а взамен покупают то, что требуется.
Однако без денег купить завозимые в город товары невозможно, так что сельчане продают торговцам зерно, а уже затем на вырученные монеты приобретают товары у тех же городских торговцев. Здесь важно следующее: сельчане крайне нуждаются в деньгах, а вот горожане проживут и без зерна сельчан. Очевидно, условия неравны, поэтому обычно зерно скупают по бросовой цене, а товары продают втридорога, объясняя это высокими налогами. Выходит, чем беднее деревня, тем сильнее город может затянуть удавку на шее её жителей. В итоге сельчане обрастают долгами и, будучи не в силах их вернуть, вынуждены и дальше снабжать город зерном, превращаясь в рабов горожан.
Для странствующих торговцев такие деревни источник выгодной торговли. Звонкие монеты здесь мощное оружие, и можно дёшево скупить очень много товара.
Впрочем, если деревне удастся обзавестись денежным доходом, силы сторон сравняются, и город окажется в невыгодном положении. В этом случае проводятся переговоры, развязывается борьба за права, и каждая сторона будет пытаться перетянуть канат на себя, но, кажется, в деревне Терэо о таком и речи не шло.
Хотя оставалось загадкой, как сельчане добились такого статуса, Лоуренс мог себе представить, какие трудности им приходилось преодолевать и какому риску подвергалась деревня.
Он заглянул в лавку вяленых продуктов, купил сушёного инжира у торговца, который совершенно не обрадовался покупателю, и вернулся в гостиницу. Холо беззаботно спала, совсем не тревожась о том, что происходит в мире. Глядя на неё, Лоуренс беззвучно рассмеялся. Она проснулась от шороха его одежды, а когда высунула голову из-под одеяла, вместо приветствия выдала лишь одно слово: «Обед».
Лоуренс решил, что стоит расправиться с остатками провизии, которой он запасся для поездки в Терэо, не зная, чего ожидать в дороге, он старался экономить еду.
Надо же, сколько сыра у нас было. А мне говорил, что еды не хватает, я и старалась поменьше на неё налегать.
Только не вздумай всё съесть: половина моя.
Он отрезал себе половину от куска сыра, и Холо посмотрела на него как на врага.
Тебе же удалось хорошенько нажиться недавно в городе.
И я, кажется, объяснял тебе, что все эти деньги уже потрачены.
Точнее, они пошли на оплату большой покупки в Кумерсуне и на погашение огромного долга, которым Лоуренс обзавёлся в городе неподалёку от того же Кумерсуна. Он поступил так, потому что хотел избавиться от любого бремени перед поисками Йойса на севере, да и возить с собой много денег попросту опасно.
Впрочем, то, что оставалось, он отдал во временное распоряжение гильдии, и проценты принадлежат ему, но Холо об этом не знала.
Объяснять ещё раз и не надо, я ведь не о том. Ты сумел нажиться, а я-то ничего не получила.
Она ударила по больному месту: переполох в Кумерсуне случился по вине Лоуренса, вообразившего лишнего, а Холо и впрямь не получила никакой для себя выгоды. Но если дать слабину, то Волчица с радостью вцепится в него.
Да что ты говоришь! Забыла, сколько вчера съела и выпила?
Тогда расскажи-ка мне, сколько прибыли ты получил и сколько я вчера потратила, а?