«Белые лебеди» нырнули на мгновение под пенящуюся поверхность воды, потом опять показались, завертелись в водовороте, мягко, но сильно ударились о черные изъеденные камни, мелькнули на изгибе ущелья и скрылись.
Гордец вернулся к Митьке.
Тот весело смеялся.
Подфартило нам сегодня! воскликнул он. Одних женьшеней в пузырях штук сорок нашел. Есть еще волчецовый корень, за него манзы лихо платят! Да еще две кишки золота наскребли где-то «лебеди»фунта на три потянут!..
Здорово подфартило! радостно вскинув глаза на Митьку, проговорил старик. Это и впрямь почище тигра будет!
Приятели принялись за дело. Они опустили пузыри с драгоценными корнями в воду; кишки, сшитые из кожи дикой козы, Гордец обмотал вокруг себя; топорик и лопатки корейцев бросили в речку, а корзины сожгли вместе со всякой рухлядью, которую носят с собой китайские и корейские охотники за женьшенем.
Следы все замели! Чисто сработано, как тогда на Ханке Помнишь, дядя? заметил, потягиваясь, Митька.
Ничеголадно! похвалил Гордец. А как теперь с корнем быть? Нести в лагерьнельзя. Приметят, да и испортиться может.
Митька долго думал.
А вот что, дядя Александра! сказал он наконец. Сейчас мы сошьем один большой пузырь, сложим в него все корешки, а я с ними пойду к старому Тун Ли. Недалече, почитай, отсюда до фанзы китайца?
Гордец, подумав немного, ответил:
Верст с пол сотни будет. Путь трудный Однако, завтра к вечеру будешь.
Вот и ладно! воскликнул Митька. Я и подамся к Тун Ли. Он меня свезет в бухту к рыбакам. С ними на шаланде я во Владивосток пойду.
Воротишься, али меня во Владивостоке ждать будешь? спросил старик.
Ворочусь. Коли все по речке пойдете до старой крепости, так найду. А золотишко ты с собой, дядя Александра, носи. Потом расторгуемся и поделимся, как всегда.
Говоря это, Митька изготовлял большой пузырь из нескольких меньших. В его котомке нашлись иголки, шило и нитки, крепкие, как струны. Когда все было готово, он поднялся и сказал:
Пора! Солнце садиться стало. Всю ночь пойду, чтоб до перевала к утру дойти. Там уж гладь вплоть до Чингаузы, только трава больно цепкая. Инженеру, дядя, скажи, что за тигром, мол, парень ударился.
Прощай, Митька! Ворочайся скорее! крикнул старик.
Прощай! ответил Митька, проходя вброд речку. Ворочусь, только ты, как с партией будешь идти, зарубки на деревьях делай для приметы.
Скоро широкая фигура Митьки исчезла в кустах.
Оставшись один, Гордец искупался, потом начал осматривать обсыпающийся берега и опытным глазом искал примет золота.
Смеркалось. Старик стал разводить костер, чтобы переночевать и на утро двинуться за партией инженера.
Стемнело совсем. На небе мерцали звезды, далекие и неяркие. Плыл месяц, ясный и холодный. Тихо шумела, будто шептала о чем-то тайном, тайга и бурлил в ущелье поток, всплескивая на камнях.
Гордец жевал хлеб с салом и, лежа на армяке лицом вниз, смотрел в землю. Насытившись, он встал, подошел к речке, зачерпнул в пригоршни воду, напился и снова лег.
Руки его перебирали валявшиеся кругом камни.
Старик брал в руки круглые и продолговатые камешки и любовно смотрел сквозь них на огонь костра.
Здесь были дымчатые, лиловые, зеленоватые и красноватые камешки, попадались прозрачные и молочно-белые, и Гордец с какой-то нежностью разглядывал и бережно клал их обратно на землю.
Он потянулся подальше, и рука его нащупала большой камень.
Старик приблизил его к огню и вздрогнул от удивления.
Большой кусок белоснежного кварца имел углубление совершенно правильной формы.
Не было сомнения, что камень был расколот надвое и что внутри его заключался какой-то правильный кристалл.
Гордец встал на колени и начал искать вторую половину странного камня.
Он вытащил из костра горящую ветвь и стал светить себе, низко пригнувшись к земле.
Мысль его усиленно работала.
Кварц или что-то похожее на кварц, а внутри был такой правильный кристалл.
Что бы это могло быть?
И старый таежный бродяга старался вспомнить все то, чему научили его инженеры и практики-золотопромышленники.
Неужели алмаз? вслух спросил самого себя Гордец и даже испугался. Ну и большущий же он! Вот где счастье-то привалило!..
И с удвоенным старанием старик ползал по земле и, ощупывая каждый камень, внимательно осматривал его и сличал с найденным куском.
Но поиски были тщетны. Старик волновался.
Пот выступил на лбу Гордеца, и жилы вздулись на его шее.
Наконец он в изнеможении и почти в отчаянии опустился у костра.
Алмаз алмаз! стонал он, тяжело переводя дух. Эх! Зачем я Митьку отпустил! Онзоркий нашел бы
И вдруг Гордец встал и задумался.
Его суровое, исстрадавшееся лицо покрылось бледностью. Угрюмые глаза потемнели.
Руки судорожно хватались за голову. Порывисто дышала грудь.
Митька шепнул старик Митька Вот оно что!..
Старик быстро зашагал к тому месту, откуда они стреляли в корейцев.
Остановившись здесь, среди кустов, из-за которых на него мрачно смотрела ночь, Гордец задрожал.
Костер, ярко блестевший внизу и отражавшийся в реке, горел там, где сидели убитые корейцы.
Вот оно что угрюмо повторил старик и вдруг заторопился.
Он почти бегом спустился по крутому склону берега и начал собирать свой мешок.
Губы Гордеца пересохли и как-то стянулись, обнажая ровные, стертые от времени, но крепкие зубы.
Митька! Митька! повторял старик. Нашел у корейцев в корзине. Пустую половину бросил, а которая с алмазом, ту забрал, да и убежал с нею!..
С этими словами он вскинул на спину котомку, вложил в винтовку патрон и, быстро перейдя речку, зашагал по болотистому, гулко чавкающему под его ногами, берегу, вслед за Митькой.
Пять лет знал Митьку старый таежник, делил с ним все невзгоды полубродяжьей, полуразбойничьей жизни, и ни разу Митька не обманул его.
Отнятые у китайцев золото и панты, добычу от «белых лебедей», убитого тигра или оленявсе делили между собой поровну и копили деньги.
Для чегоэтого они не знали. Будущего у них, безродных и, вероятно, преследуемых законом, не было. Накопленными деньгами они не пользовались.
Тайга, бродячая жизнь и короткие зимовки в селах требовали очень немногого, и деньги этих людей лежали припрятанными где-нибудь в укромном месте, известном только им одним.
И вдруг подозрение, острое и мучительное подозрение, граничащее с уверенностью, охватило Гордеца.
Он быстро шагал по болоту и порой шептал, тревожно поглядывая вперед:
Ну, скажинашел такое богатство, о каком и не слыхивали, да и дели, как раньше делил! А не кради у товарища. Ведь за такой алмаз оба мы людьми бы сделались! Обоим бы хватило А тут, на тебе! Взял и убежал Прыткий!.. Корешки, мол, продавать
И Гордец разразился тяжелыми острожными проклятиями и по временам смеялся злым, лающим смехом.
Всю ночь на болотистом берегу речки чернелась высокая фигура старика.
Он быстро шел, бормоча что-то и крепко сжимая в холодных руках винтовку.
Гордец видел, как в густой траве блеснули две яркие точки и вдруг остановились.
Следил ли за ним потревоженный тигр или степной волкоб этом старый бродяга не заботился, но он смотрел на эти горящие в темноте глаза и шептал, как в бреду:
Переливается переливается разными огнями алмаз! Алмаз алмаз! завопил он диким, надтреснутым голосом и пустился бежать.
Две горящие точки дрогнули, а потом начали быстро мелькать в траве и кустах и потухли.
Слышалось только чавканье болота и неясное, глухое бормотанье Гордеца.
Украл алмаз украл и убежал! громко выкрикивал старик и, пугаясь своего голоса, шагал быстрее и быстрее, не теряя следов Митьки.
Поднялся ветер и дул ему прямо в лицо.
На горизонте собирались тяжелые, черные тучи и грозили дождем.
Но старик не видел туч, не замечал резкого ветра, который сорвал с него шапку и, разметав, трепал его длинные седые волосы.
Блеснувшая при свете луны сталь винтовки напомнила старику сверкание алмаза и возбудила в нем прежнее злобное подозрение.