Это наши всё-таки штурмуют, улыбнулся Максим и ударил меня в плечо, нормально ты своих шинкуешь.
Я ничего не отвечал, мне сейчас было противно смотреть на него, да, я сам захотел сюда пойти, потом ещё и второй раз не послушал, но тогда в моей душе бушевало что-то вроде отвращения к нему, которое я никак не мог объяснить себе. Я услышал шаги за спиной, резко обернулся, думая, что это вторая волна, но это был русский солдат.
Да не бойся ты, школьник, с улыбкой сказал он мне, тут уже всё чисто.
Он помог Максиму встать и повёл его вниз, они зачистили последний дом, пока спускались вниз, солдат рассказал, что пока не известно, но человек десять при штурме они потеряли, кое-кто ранен, но жить будут. Максим не наступал на одну ногув неё как оказалось попал осколок гранаты. Видимо я ему всё-таки оказался нужен, потому что ещё несколько минут и сила бы в руках кончилась, а на одной ноге далеко не убежишь, и если он мне пообещал почти что спасение когда-то в будущем, то я спас его жизнь, получается уже сейчас.
Тучи расплылись по небу в разные стороны света, оставив его светло-голубым, солнце отогревало весеннюю Печору, растапливая в лужах грязный лёд, на улицу выходили люди и благодарили солдат, лица были в каждом застеклённом окне, кто улыбался, кто плакал, через несколько часов, но, чтобы не допускать хаоса солдаты первыми разделились по периметру так, чтобы контролировать гражданских, многие хотели вернуть назад своё, а может и нет, имущество, которое забрал тот или иной пришлый солдат. Русским же военным нужна была форма, оружие, часть продуктов наши солдаты забрали себе, часть раздали обратно людям.
Солдаты кстати удивлялись отсутствию связи в городе, им приходилось общаться жестами всю ночь. От пленного мы узнали, что связь европейцы обрубили сами, а мастер этих дел скорее всего погиб, и русским надо будет ждать своего человека из основной армии, чтобы всё это восстановить.
Из домов вытаскивали трупы солдат и складывали в грузовики, хватило всего лишь нескольких, куда их отвозили я не знаю, но вроде бы где-то сжигали. Разломали площадь с повешенными людьми, узнать которых уже было невозможно, все выглядели примерно одинаково. Ещё я краем уха слышал, что в одном из домов нашли человек двадцать, которые похоже были рабами, некоторые из них не говорят по-русски, все на грани жизни и смерти. Тогда я даже и не подумал, что среди них может быть Смуглый, эта мысль меня осенила только через много лет.
Сам не помню, как я добрёл до одной из машин, сел внутрь и сидел, я уже понял, как здесь включать тепло, что в общем-то сразу и сделал, а потом удачно заснул. Проснулся же в какой-то незнакомой квартире, явно бедной, но зато тёплой. В комнате немного пахло едой. Я с интересом пошёл туда откуда предположительно шёл запах, солдат разогревал тушенку и варил макароны, самое частое блюдо здесьто что никогда не портится, то чего в достатке в любом магазине, пооставалось из прошлой жизни. Он предложил мне поесть, а я и не отказывался. Вечером пришёл Максим, точней сказать, что он шёл было бы слишком громко, а вот ковылял на костыляхэто в самый раз.
Ну что, едешь на юг, сказал он, подавая мне руку, которую я не сразу, но додумался пожать, как я тебе и говорил.
А ты? Всё моё отвращение снова куда-то испарилось, тогда, наверное, от страха была какая-то случайность, ты тоже уезжаешь?
Нет, дружок, Печора теперь мой город, за которым мне нужно следить, сюда ещё не один раз придут чужие солдаты, не буду говорить, что твои, своих надеюсь ты так кромсать не будешь, он слегка засмеялся, ладно, он выдохнул, завтра за тобой заедет Анатолий, и вы отправляетесь.
Это слишком далеко отсюда?
На нашем языке тут лучше сказать не «слишком», а «очень», а так да, друг, это другой конец России.
Мы ещё говорили о чём-то, пока я снова не заснул. А с утра за мной и правда зашёл Толик.
Я сел в машину, русский древний фургон, который был далеко не так хорош, как военная машина Максима, в нём было холодно, а часть в которой сидел я и те трое парней, не имела ничего кроме пары тряпок, подстеленных Толиком, чтобы мы совсем не отбили себе задницы, пока ехали. А ехать нужно было в Тюмень, причём через север, так как никто не знал где можно напороться на европейских солдат. Вася как всегда смотрел на меня с ненавистью, но это уже вызывало во мне скуку, после недавней ночки у него не было никаких шансов даже слегка напугать меня. И мы ехали, очень долго, кажется почти неделю. Но так или иначе и у этого путешествия должен был быть конец, который и произошёл в одном из лесов, где находился один из множества лагерей для детей.
В этих лагерях с любого возраста, начиная с семи лет принимали всех, кто проходит по состоянию здоровья и готовили к войне. Идея принадлежала Мусаеву, и в течение месяца её воплотили в жизнь, конкретно мой лагерь располагался в заброшенной деревне, тут не было ни электричества, ни водопровода, только покосившиеся деревянные дома, очень старые, но всё ещё кое-как стоявшие. Детей здесь находилось около пяти сотен, а солдат может человек двадцать. В этом заведении дети, по задумке, должны находиться до шестнадцати лет, а потом закончив обучение, обязаны присоединиться к армии. Как только нас привезли, то первым делом спросили имена, возраст, где родители, ряд других вопросов, взвешивали, мерили рост и так далее. Потом расселили по домам, к моему «огромному сожалению», мне пришлось расстаться с Василием, он достал меня за эти несколько дней так, что я только и ждал достаточной темноты, чтобы где-нибудь придушить его. Это просто мистика, что Саша был можно сказать золотым человеком, которому похоже было крайне стыдно за брата. Сергей же держался как всегда обособленно, разговаривая только с Толиком иногда.
Когда меня привели в дом, в котором предстоит теперь жить несколько лет, меня встретили глаза девятнадцати детей, жадно впившиеся в незнакомое им туловище. А я так же молча и безэмоционально смотрел на них. Первую ночь было немного тревожно, да и потом день прошёл одиноко, а потом каким-то образом, я стал дружить со всеми, кто там жил, это были русские дети, кроме пары таких же как и я детей беженцев, по вечерам мы смеялись с ерунды, после очередного дня. Подъём происходил на рассвете и до заката мы были всегда заняты, то охотой, то рыбалкой, то военной подготовкой, это самое трудное. Учились по «школьным» предметам мы как правило хорошо, потому что эти жалкие часы учёбы, не надо было бегать, отжиматься, и самое моё не любимое драться как на военной подготовке. Дрались мы всегда с теми, кто старше, только в виде исключения с детьми своего возраста. Всё под присмотром солдат, которые тоже не стеснялись вмазать кому-нибудь по своему желанию, я уже не говорю про оскорбления, на которые никто не обращал внимания, для нас они стали естественными звуками природы.
Время шло, для кого-то уже и мы стали старшими и дрались с новыми детьми, это было чаще всего смешно, потому такая резкая смена противника делала бой слишком лёгким, тем не менее сегодня бьёшь ты, а завтра бьёт тебя какой-нибудь тринадцатилетний взрослый мужик, пока ты тут в свои двенадцать раскидываешь одиннадцатилетних детей-сопляков пачками.
Так мне и стукнуло тринадцать лет, на теле стали совсем уж заметно расти волосы, а голос похоже начинал ломаться, в этом бы не было ничего страшного, если бы гормоны не ломали мозги, и если мне они их повредили не сильно, то некоторым они нанесли критический урон, доведя их до кретинизма.
Часть VIII
Глава XXI
Наступил сентябрь 2098 года, нас, тех кто достиг тринадцати лет переводили в город, практически в настоящую армию, это было чуть получше деревни, но изоляция от внешнего мира была примерно на таком же уровне. Такой железный занавес не являлся чем-то специально сделанным, просто в тех условиях обеспечивать нас телефонами или компьютерами было не необходимо, а важные новости иногда рассказывали офицеры, которые теперь руководили нами. В основном они говорили, о том, что наши отряды, отряды русских, отвоевали какой-нибудь город, местонахождение которого я, как правило, даже приблизительно не представлял, а кроме самой войны происходило не мало интересного.
После ядерного удара по Европе, там осталось большое количество выживших, тем не менее условий для существования просто не было, множество людей, которых никто не считал, а теперь называется цифра в пятьдесят миллионов, пошли на восток.