Ну, с Плюсниным я вроде разобрался, проговорил Камчатов, а вот насчет его кумира Есть у вас фотография Овчинникова? Из Иркутска почему-то не прислали.
Осокин отрицательно покачал головой:
Как-то на молебне в честь тезоименитства императора фотограф щелкнул его со всем начальством. Так он, знаете, повесил бедолагу как шпиона, а фотографии и негативы сжег. Ненавидел сниматься.
Понимал: будут искать, кивнул Камчатов.
Предусмотрительный, кисло улыбнулся Осокин.
Ну а люди, которых он допрашивал? спросил Камчатов. Они смогли б его описать?
Те, кого он допросил хоть раз, уже ничего не скажут, покачал головой Осокин.
Не густо, поморщился Камчатов.
Чем богаты, Осокин развел руками.
Ладно, Камчатов улыбнулся. На том спасибо. Все же не зря приезжал.
По двору Воскресенской тюрьмы гулял холодный октябрьский ветер. На сторожевых вышках переминались с ноги на ногу часовые.
В камере было сумрачно. У гнезда, прилепившегося к оконной решетке, возились ласточки. Плюснин отошел от окна, стал нервно мерить шагами камеру. Его сокамерник Синельников, сидящий на нарах в накинутой на плечи шинели могучий старик с подстриженными гвардейскими усами, укоризненно покачал головой:
Нервы, нервы беречь надо, молодой человек.
Сколько может длиться пустяшная проверка? раздраженно пожал плечами Плюснин. Ну три, ну пять дней Двадцать прошло! Двадцать!..
Война, ничего не поделаешь, успокаивал Плюснина Синельников. Почта работает скверно, запросы идут медленно. Выпустят, дело верное.
Плюснин, продолжая вышагивать по камере, посмотрел на старика с сомнением и промолчал.
Тем временем в тюремной канцелярии шла своя жизнь. На длинной деревянной скамье у стены сидели рядом начальник тюрьмы Важин и стройный, с тонким волевым лицом щеголеватый блондин в форме командира Красной Армии.
С жильем устроились? заботливо спросил Важин.
Поживу пока в гостинице, сказал блондин.
Квартиру найдем, уверенно пообещал Важин.
В дверях показался Камчатов.
Здорово! Он протянул руку начальнику тюрьмы и настороженно-вопросительно посмотрел на блондина. Разговор есть интересный.
Блондин поднялся со скамьи, одернул френч, щелкнул каблуками.
Знакомьтесь, почтительно представил его Важин. Новый командир взвода охраны Дроздов. Из Читы, прямиком из госпиталя.
Дроздов коротко, с достоинством поклонился, показав безукоризненный пробор.
А это, Важин кивнул на Камчатова, начальник Воскресенской ЧК товарищ Камчатов.
Рад знакомству, Камчатов широко улыбнулся и крепко пожал руку Дроздову. Слыхал о вас. Геройски воевали в Крыму. Сидите, от вас секретов нет.
Дроздов снова сел на скамью.
Только вчера сдали в архив дело вашего предшественника, прямо на сцене застрелился, на глазах у зрителей, сообщил ему Камчатов и повернулся к Важину. Наш Кузнецов на родину Ямщикова ездил. Оказывается, не так там все просто. Может, и прав Маслаков. Он вздохнул.
Все равно жаль Володьку, грустно проговорил Важин.
Теперь не вернешь, жестко произнес Камчатов. Ладно. Я не за тем пришел. Куницына помнишь, что сам к нам явился?
Куницын, Куницын силился вспомнить Важин.
Поручик, молодой такой, щека дергается, помог Камчатов.
Вспомнил! Важин сразу оживился. Ну и что?
А то, что никакой он не Куницын, сказал Камчатов. Жандармский ротмистр Плюснин, вот он кто. Каратель. Палач.
Дроздов безучастно слушал разговор.
Как же он в ЧК сунулся? Важин от изумления рот раскрыл.
Куницын, за которого он себя выдал, перед Советской властью невиновен, Куницына мы бы отпустили, так что рассчитал Плюснин верно, объяснил Камчатов. Скорее всего он убил Куницына и завладел его документами.
Понятно кивнул пораженный Важин.
А вот зачем Плюснин явился, Камчатов сделал ударение на слове «зачем», надо непременно выяснить, прежде чем его трибунал к стенке прислонит. Я это к тому вам обоим рассказываю, чтобы стерегли как зеницу ока. Он посмотрел на Дроздова.
Дроздов сосредоточенно кивнул. Важин озабоченно склонился над столом, принялся водить пальцем по схеме тюремной «рассадки»:
Гляну, с кем сидит Куницын, Куницын Вот, нашел: со штабс-капитаном Синельниковым.
Дай-ка дело Синельникова, попросил Камчатов.
Важин порылся в папках, вытянул одну, передал ее Камчатову. Тот мельком глянул на пришпиленные к обложке фотографии анфас и в профиль могучего старика с подстриженными гвардейскими усами, бегло просмотрел содержимое формуляра и вернул папку Важину, равнодушно заметив:
Ничего особого.
Может, этого карателя в одиночку перевести? озабоченно спросил начальник тюрьмы. Пост у камеры выставить?
Не суетись, сказал Камчатов. Пусть пока думает, что мы его Куницыным считаем. Так спокойнее.
Важин кивнул.
Возможно, еще один прячется у вас под чужим именем, предупредил его Камчатов. Капитан Овчинников из белецкой контрразведки. Начальник ЧК досадливо поморщился. Ишь, взяли, сволочи, манеру: от розыска по тюрьмам скрываться.
Фотографии есть? заинтересовался Дроздов.
В том и дело, что нет, покачал головой Камчатов. Есть особая примета: длинный сабельный шрам на левой стороне груди. Пусть надзиратели в бане людей посмотрят.
Сделаем, товарищ Камчатов, заверил Важин. Прямо сегодня и начнем.
Только аккуратно, предупредил Камчатов. Это похуже Плюснина зверь. Понятно?
Как не понять, кивнул Важин.
Камчатов повернулся к Дроздову, с улыбкой сказал:
Осваивайтесь, товарищ Дроздов. Понадобится помощь заходите без стеснения. Ну, бывайте!
Он нахлобучил картуз и вышел из канцелярии.
Правильный человек! уважительно сказал ему вслед Важин.
Во дворе у крыльца тюремной канцелярии Камчатова давно поджидал, нервно расхаживая взад-вперед, озабоченный Распутин. Увидев начальника ЧК, стремительно подошел.
Выучил французский? с улыбкой спросил Камчатов.
Распутин отрицательно покачал головой, произнес хмуро:
Я насчет могилы товарища Ямщикова Мы с ним вместе воевали
Камчатов сразу стал серьезным, насторожился.
Памятник какой-никакой поставить надо, угрюмо продолжал Распутин. Разве же он от революции дезертир, если на фронте кровь за нее проливал?.. А Важин говорит не положено.
Верно говорит! отрубил Камчатов, резко повернулся и размашисто зашагал к вахте.
Растерянный Распутин с тоской смотрел ему вслед. Между тем в канцелярии продолжали разговаривать оставшиеся вдвоем Важин и Дроздов.
Четыре года эту публику рубил, а теперь Дроздов невесело усмехнулся. Сосватали назначеньице.
Здесь у нас, понимаешь, и городок-то вроде плюнуть да растереть, а централ на всю Сибирь знаменитый, триста семьдесят восемь голов наивреднейшей контры сидит, озабоченно объяснил Важин. За ними глаз да глаз, а тут фронт рядом, да еще вокруг города Мещеряков с бандой шастает, человек шестьдесят. Он вздохнул. Сельсоветы жжет, активистов вешает, наших вот двоих зарубил, сено косили Войска-то в Воскресенске отряд чекистский, двенадцать сабель, да твой взвод охраны, к тюрьме намертво привязанный. Важин почесал затылок. Мещерякову тюрьмы не взять, а нам к нему из-за болот в лесу не подступиться. Так в прятки и играем. И пополнение неизвестно когда получим. Вот и вертись.
Не жизнь малина, хмуро пошутил Дроздов.
Ладно, бог не выдаст, свинья не съест, махнул рукой Важин. Вот победим, войска с фронта вернутся никуда Мещеряков не денется. Пошли в цейхгауз.
Вышли в коридор. Важин стукнул в обитую железом дверь. Грохнула внутри задвижка, отворилось в дверях окошко, выглянул крепкий темнолицый старик с аккуратно подбритыми седыми усами.
Я, Мартьяныч, нового комвзвода охраны привел, вооружить его требуется, сказал старику Важин.
Мартьяныч неспешно оглядел Дроздова и, видимо, остался доволен. Оконце затворилось, снова грохнула задвижка, и тут же звякнула другая щеколда, тяжелее первой. Дверь распахнулась. Дроздов и Важин вошли в освещенное керосиновыми лампами просторное помещение без окон. Старик тщательно запер дверь.