Вот и антракт, сухо сообщил Алмазов Маслакову.
Руководитель драмкружка важно подошел к барабанщику, картинно положил пухлую руку с массивным серебряным перстнем на худенькое плечо парнишки и, барственно грассируя, с иронией произнес своим звучным «поставленным» баритоном:
Перестарался, Мещанкин, он ведь не из пушки стрелял.
Мещанкин засмущался. На сцене Нина, словно окаменев, стояла над неподвижным телом Ямщикова. Все было в точности, как на репетиции в гримуборной. И вдруг произошло явно непредвиденное в спектакле: Нина, в ужасе заломив руки, истерически закричала и кинулась за кулисы. Пошел занавес. Публика вовсю аплодировала. Над неподвижно лежащим Ямщиковым склонился Алмазов:
Вставайте, Владимир, бросьте дурить!
И внезапно мертвенно побледнел.
Быстро подошел Маслаков. Наклонясь над Ямщиковым, он увидел: из пробитого пулей виска командира взвода медленно вытекает тонкая струйка крови, образуя на полу черную лужицу.
Был поздний вечер. Клубная сцена с вновь распахнутым занавесом и пустой зрительный зал были уже погружены в полутьму: большую часть керосиновых ламп погасили. В первом ряду кресел сидели Важин и рыжий Распутин с пышным букетом ярко-красных гладиолусов. Стоял над ними, прислонясь спиной к сцене, сосредоточенный Маслаков.
Вы говорите, что провели с Ямщиковым весь день, сказал чекист Важину. Как он себя вел? Вас ничего не насторожило?
Обычно все было, товарищ Маслаков, пожал плечами Важин и вздохнул. Разве что волновался Володя перед спектаклем.
У него не было неприятностей по службе? спросил Маслаков. Ничего его не угнетало?
Да его все любили! Образцовый парень! уверенно произнес Важин. Ну, знал я, что он в Нину Петровну до смерти влюбился, все знали, но чтоб вдруг такое?.. он развел руками.
Маслаков внимательно слушал, прохаживаясь вдоль кресел.
Он совсем простой был и всегда сочувственный, взволнованно сказал Распутин. Обещал фамилию мне сменить, чтоб я одинаково с царским прихвостнем не прозывался.
Неподалеку от Важина, Распутина и Маслакова в углу сцены сидели на штабеле горбыля пожарный Башмаков и чекист Кузнецов, недавно разговаривавший у себя в кабинете с Куницыным. Опустив металлические очки на самый кончик носа, Кузнецов внимательно смотрел на Башмакова. Смущенный пожарный неловко вертел в руках каску.
Вы ясно слышали, что Ямщиков обещал Нине Петровне застрелиться? тихо спросил Кузнецов.
Так в калидоре кажное слово слыхать, вздохнул пожарный.
Они ведь про это пьесу репетировали, напомнил Кузнецов.
Липетировали, товарищ Кузнецов, снова вздохнул Башмаков. А после он еще от себя говорил: мол, застрелюсь вам назло.
И что Нина Петровна? спросил чекист.
Барышня-то? пожал плечами пожарный. Бросьте, говорят, свои глупые шутки.
Во время обморока к ней входил кто-нибудь, кроме вас и Ямщикова? спросил Кузнецов.
Вот этого не скажу, покачал головой Башмаков. Мы ведь сразу с Володей за водой кинулись.
Керосиновые лампы чадили. Настала ночь. Но чекисты все еще продолжали опрашивать свидетелей. В одной из кулис нервно прохаживался из угла в угол бледный Алмазов, говорил севшим от страха, прерывающимся голосом:
Я ничего не знаю и ничего не понимаю. Ничего!.. Когда я подбежал к нему, он был уже мертв. Да вы и сами видели
Маслаков, примостясь на старом барабане и внимательно разглядывая носы своих до блеска начищенных хромовых сапог, спросил:
Он что, товарищ Алмазов, в самом деле был в нее влюблен?
Наяву, можно сказать, грезил! печально усмехнулся Алмазов. Не скрою, я и сам некогда был в нее влюблен гм, не с большим успехом Он вздохнул, задумчиво расправил байт на груди, развел руками: Однако, как видите, я жив!
Вы были при обмороке Нины Петровны? спросил будто невзначай Маслаков.
Избави бог! замахал руками Алмазов. У самого сердце больное!
Кузнецов тем временем беседовал с Ниной в ее гримуборной. Пламя оплывших свечей освещало Нинино осунувшееся лицо. Сидя у зеркала, заплаканная женщина говорила бесцветным голосом:
Разве могла я принять его слова всерьез? Ее лицо исказила гримаса боли. Несчастный мальчик
Кузнецов поднялся с места. Застегивая пальто, сказал:
Не казните себя, Нина Петровна. Не ваша вина, что вы не могли ответить на его чувство. Простите за вторжение.
Кузнецов тихонько вышел из гримуборной, осторожно притворил за собой дверь и увидел поджидавшего его у окна Маслакова. Они медленно двинулись по гулкому пустынному коридору клуба.
Черт знает что, с досадой проговорил Кузнецов. Простой вроде парень и вдруг такой театральный конец! Мало публичного самоубийства решил любимой женщине цветы с того света прислать.
Какие цветы? не понял Маслаков.
Распутину букет заказал, объяснил Кузнецов.
Цветы, несчастная любовь, нашел дураков! презрительно усмехнулся Маслаков. Не в любви дело, а в Плюснине. Он знает что-то скверное о прошлом Ямщикова, вот и все. Сегодня утром в тюрьме Ямщиков уговаривал Плюснина молчать. Тот не захотел. Вот Ямщиков и застрелился.
У тебя есть доказательства, что все обстоит именно так? сухо спросил Кузнецов.
Застрелился вот доказательство, твердо сказал Маслаков.
Больно ты прыток, Кузнецов неприязненно поморщился.
Маслаков пожал плечами.
В тюрьму надо податься, поспрошать про Ямщикова, как да что, подумав, сказал Кузнецов.
Я Важина домой отпустил, засомневался Маслаков.
Обойдемся, сказал Кузнецов.
В коридоре появился Распутин с пышным букетом красных гладиолусов. Пожаловался:
Заплутал я, товарищи чекисты. Из залы-то все двери запертые.
Товарищ Распутин, ты когда в тюрьме командира своего напоследок видел? спросил Кузнецов.
Красноармеец чуть подумал и стал загибать пальцы:
Значит, так Арестованных примали не было его сперва. Под конец из корпуса вышел, постоял немного и обратно. Минут так через двадцать вернулся сумной какой-то и бегом в канцелярию. Вышли вскоре с Важиным и со двора
Кузнецов кивал, отмечал что-то в записной книжке. Маслаков же не слушал Распутина: ему и без того все было ясно. Распутин замолчал, взгляд его затуманился. Потом, глядя в пространство, он тихо, прерывающимся от волнения голосом произнес:
Как же так?.. Мы ж с им сколько вместе воевали, а он сам себя Эх, товарищ Ямщиков Обещал фамилию мне сменить
На глазах Распутина выступили слезы, и он, стыдясь их, неуклюже вытер лицо рукавом френча. Кузнецов смотрел на рыжего паренька с сочувствием. Отчужденное лицо Маслакова было непроницаемым.
Цветы-то теперь куда? Распутин опустил недоуменный взгляд к гладиолусам, будто только что увидел их впервые.
Ты ведь их для Нины Петровны принес? Верно? спросил Кузнецов и положил руку Распутину на плечо. Вот ей и отдай.
Распутин недоверчиво посмотрел на чекиста.
Отдай, отдай, повторил Кузнецов.
Распутин кивнул и сглотнул ком. Маслаков осуждающе посмотрел на Кузнецова и отвернулся.
Через полчаса, цокая подковками сапог по металлу, Кузнецов и Маслаков медленно поднимались узкой тюремной лестницей с окованными ступенями и круглыми железными перилами. Остановились на площадке. Кузнецов сказал:
Теперь я на второй этаж, ты на третий. Разошлись.
На втором этаже керосиновая лампа, подвешенная к потолку, едва освещала пустой сводчатый коридор. Уходили во мглу одинаковые железные двери камер с номерами, засовами и висячими замками. Кузнецов остановился. Он увидел, что в глубине коридора показался из-за поворота коренастый круглолицый надзиратель. Позванивала в его руках связка ключей, гулким эхом отдавался цокот кованых сапог по цементному полу. Чекист дождался надзирателя и молча протянул ему свой мандат. Надзиратель, шевеля губами, внимательно его прочитал.
Слушаю, товарищ Кузнецов, произнес уважительно, возвращая удостоверение.
Насчет Ямщикова, сказал Кузнецов.
Так я же объяснил, с готовностью откликнулся надзиратель. Вот, у шестьдесят девятой он стоял. Круглолицый кивнул на дверь камеры.