Так мы с ним до утра и просидели. Он рассказывал о киче, а я думал о своём. Скамьи пахли клопами.
18.06.93 (пятница)
7.00
Николай Иванович?
Давай, сынокподнимайся. Пойдём на исправительные работы.
Бывай,говорю я чуваку, но тот в ответ только сонно поскрипывает.
Значит, так,Николай Иванович ведёт меня ободранными коридорами, выводит через боковые двери, я вижу, что мы попали в коридоры паспортного стола, он тоже находится в одном помещении с ровд, тут ещё совсем никого нет, никаких тебе посетителей, только две уборщицы моют коридор с двух сторон и смотрят на меня осуждающе, каждая по-своему, конечно, но осуждающе, Николай Иванович открывает ещё какие-то двери и заводит меня в большую комнату, где стоит старый холодильник и газовая плита, пол залит извёсткой, похоже тут делают ремонт, может, именно это и есть газовая камера,думаю я,а народ они травят, очевидно, при помощи газовой плиты.
Значит, так, сынок,деловито говорит Николай Иванович,значит так.
Сейчас,думаю,он предложит мне засунуть голову в духовку и открутит краны.
Я решил не звонить твоему декану. Зачем тебе эти неприятности, правильно?
Но чтобы больше такого не было, ясно?
Ясно.
Значит, так,произносит Николай Иванович,вот твой паспорт, вот твой ремень.
А шнурки?
Вот, блядь, забыл. Ну, всё равновозвращаться. Значит, так,он, похоже, сам не знает, что ему нужно.Видишь лампочку?
Вижу.
Она разбитавидишь?
Я смотрю вверх. И вправдуразбита.
Вижу,говорю.
Вот, давайвыкрути её. А то я туда не вылезу. Годы МОИ уже не те.
Выкрутить?переспрашиваю.
Выкрути.
И всё?
И всё.
И можно идти домой?
Ну, нет,произносит Николай Иванович.До вечера пересидишь, чтобы никто ничего, а тампиздуй куда хочешь.
До вечера?
До вечера,произносит Николай Иванович.Давай, лезь.
Он подставляет мне раздолбанную раскладную лестницу, залитую известью и краской, и отходит в сторону. Похоже, боится, как бы я на него не упал. Я нерешительно топчусь, но решаю лезть, всё-таки этот Николай Иванович не такой уж и говнюк, говнюк, конечно, но не такой уж, паспорт мне по крайней мере отдал, хотя шнурки и заныкал. Я лезу наверх и рассматриваю вблизи лампочку, она не просто разбита, это какая-то неприкаяннная лампочка, тоже вся в извёстке и краске, не знаю уж, кто у них тут ремонтом занимается, но к электрике он, похоже, относится с ненавистью.
Ну, что там?спрашивает снизу Николай Иванович.
Порядок,говорю.
Какой порядок?кричит Николай Иванович.Ты давай, пидарас мелкий, выкручивай её. Мне тут некогда с тобой трепаться.
И тут где-то в глубине помещения, за стеной, звучит выстрел, потом ещё, потом очередь из калаша, настоящая тебе перестрелка, я едва не сваливаюсь со своей лестницы, ну, думаю, да, Николай Иванович тоже, очевидно, стрёмается, выхватывает Макарова и исчезает в глубинах паспортного стола. А я остаюсь на раскладной лестнице. Выстрелы стихли. Что ж это такое?думаю я, пробую дальше открутить лампочку, и вдруг меня бьёт током, я снова едва не сваливаюсь на пол, ебал я ваше ровд,говорю,с паспортным столом включительно, спускаюсь с лестницы и выхожу из комнаты. Слева начинается свежевымытый коридор, справа какие-то двери. Я поворачиваю ручку. Двери открываются. За ними находится двор паспортного стола, возле дверей стоит белая волга, и всё, больше никого, никаких посетителей, никаких паспортисток, никаких вышек с пулемётчиками и колючей проволокой. Я выхожу и останавливаюсь возле дверей. В принципе,думаю,они могут стрелять и без предупреждения. За дверью снова звучит выстрел. Я иду к воротам, открываю калитку и еду домой.
8.30
На конечной 38-го стоит Вася Коммунист, стоит возле киосков и придерживает руками джинсы. Привет, говорю, что с тобой? Да,произносит Вася, от поезда отстал. Где твои шнурки? А,говорю,потерял. Ясно,говорит Вася,выпьем? Ага,говорю,только я без бабок. Николай Иванович всё забрал. Какой Николай Иванович?спрашивает Вася. Плоских,говорю. Какой-какой? Плоских. Ясно,говорит Вася,ну пошли, у меня есть. Чем от тебя пахнет?спрашивает он снова.Неужели коньяком? Клопами,говорю. Какими клопами? Долго рассказывать,говорю. Ясно,произносит Вася.
Как твой бизнес?спрашиваю я, когда мы уже взяли. А,говорит Вася,никак. Решил подвязать. Что так?спрашиваю. Да ты понимаешь,произносит Вася,в этой стране честно заниматься бизнесом невозможно. Ещё и бакс блядский скачет. Ясно,говорю.
8.47
Дома мы находим нашего друга Собаку Павлова. Привет, говорит Собака, будто так и надо,вы чтопобухать принесли? Побухать, Собака,говорит Вася,побухать. А что именно?принюхивается он,неужели коньяк? Хуяк,говорю я ему,а ты где был? На футболе,говорит Собака,вчера целый вечер там проторчали, и хоть бы какая радость. Ну, и мы уже никуда не выходим, всё-таки давно не виделись, есть о чём поговорить, что уж там.
Собака,спрашиваю я,а как хоть сыграли?
Кто сыграл?не понимает Собака.
Часть первая
ЧЬЕЙ СМЕРТИ ТЫ ХОЧЕШЬ ПРЕЖДЕ ВСЕГО
9.15
Эта лиричная история начинается с того, что перед нашей дверью появляется чувак в синем плаще, с пластиковым кейсом, и долго крутит в руках бумажку, смотрит, верный ли адрес, туда ли он попал, никто ли его не намахал, корочепонурый, ни во что не верящий чувак, ещё кейс этот, вообщене знаю, откуда такие люди берутся,и куда их потом списывают. Наконец, он решается, стучит в дверь, заходит и видит всех насменя, Васю Коммуниста и нашего другаСобаку, от нас пахнет утренним бухлом и вечерней блевотой, утро трудового дня, одним словом, чувак снова начинает крутить в руках бумажку, ты кто?спрашивает Собака, он больше всего из нас троих пугается, поскольку после вчерашнего прощания славянки, то бишь после того, как он рыбиной выскользнул из неумелых рук Вовы и Володи, именно не его коротко стриженную голову должны были посыпаться неприятности, вот он и думает, вдруг это за ним, кто-то из редакции, скажем киллер, кто их знает, кто там у этих пидарасов в штате есть, газета богатая, могли в принципе взять на почасовую оплату наёмного убийцу из бывших интеллигентов, скажем, он там ещё вчера работал инженером в институте, а тут дефолт и безработица и большая страна развалилась на куски, вот он и пошёл в киллеры грачевать, Собаку стремает, это уж точно, и в комнате повисает молчание.
Меня зовут Роберт. Дядя Роберт,произносит чувак, пряча наконец бумажку.А где Саша?
Какая Саша?спрашиваю я. Может я что-то пропустил и у нас тут успела завестись какая-то Саша. Тогда это наш общий киллер.
Ну, Саша, он же с вами должен жить. Это же,говорит он, снова достаёт свою бумажку и начинает его нервно крутить.
Он?думаю я,она чтогермафродит, эта Саша?
Ну, Саша,умоляюще, говорит дядя Роберт.Он же этот адрес дома оставил, сказал, что тут живёт. И про вас рассказывал, ну, описывал вас, я вас такими и представлял себе,говорит он и дружелюбно улыбается.
Такими?думаю я.Это какими же? Обрыганными?
А,первым догадывается Собака.Это он про Карбюратора говорит, про Сашу.
А, ну точно,все как-то внезапно попускаются, оказывается, что никакой Саши тут всё-таки не было, а это уже хорошо. И этот ёбаный дядя Роберт, похоже, таки не киллер, хотя и чего-то хорошего сказать про него тоже нельзя. Он нам и дальше дружелюбно улыбается, Собака тоже начинает проявлять к нему интерес, собственно не так к нему, как к его пластиковому кейсу, очевидно,думает Собака,если этот ёбаный дядя Роберт приехал к Карбюратору,так он думает,то, наверное, он привёз ему что-то вкусное и питательное, не коленвалы же он ему привёз, наверное, всё-таки что-то вкусное и питательное, там,думает Собака,одеколоны или марихуану, с утра лучше всё-таки одеколоны, только не коленвалы, короче, мы все сейчас не слишком хорошо понимаем, кто это такой и о чём он с нами говорит. А он говорит:
Так это выдрузья Саши?
Мы,говорит Собака, не сводя с кейса похмельных глаз.Мы друзья.
А что это вы тут,спрашивает дядя Роберт, пытаясь войти к нам в доверие,коньяк с утра пьёте?