И тут мне приходит в голову блестящая мысль: Нэлли! Вскакиваю с постели и подкрадываюсь к шкафу с игрушками, они накопились в этом шкафу за годы моего детства.
Когда мне исполнилось восемь лет, бабушка подарила мне куклу Нэлли. Кукла была ростом чуть-чуть меньше меня. И у нее были такие же белокурые, вьющиеся волосы, как у меня.
«Нэлли! Выручай!» Я осторожно снимаю куклу с полки, укладываю ее в кровать, лицом к стене. Светлые кудряшки куклы рассыпаются по подушке, должно быть, и у меня так, когда я лежу. Голова, конечно, меньше моей, но в полумраке этого не разглядишь. Только вот вся она короче меня Я беру с дивана две небольшие подушки и надставляю ими матерчатое тело Нэлли. Накрываю ее одеялом, подворачиваю его, как это делает со мной няня.
Прислушиваюсь, спрятавшись за шкаф. Слышу: няня, кряхтя, поднимается с колен. Шаги ее зашаркали к моей двери. Стараюсь не дышать.
Иринушка, спишь? шепчет няня. Ну, конечно, я сплю!.. Шаги няни удаляются. Ушла к бабушке!.. Скорей!
И вот я в коридоре. Совсем темно. А вдруг кто-нибудь из прислуги еще не спит? Вдруг бабушке станет хуже и поднимется переполох!.. Открываю дверь в столовую. Никого! От уличных фонарей совсем светло. И бегом, на цыпочках, я мчусь через столовую и зал к Володе.
Я была так поглощена своим побегом и страхом, что почти забыла в этот миг, зачем иду к брату. И только остановившись у его двери, вспомнила все. Сейчас, сейчас!.. Сейчас я узнаю, кто был мой папа И еще узнаю что-то большое и важное От волнения захватило дух
Из дневника Владимира Тарабанова
24 октября. Поздно вечером.
Я почти не бываю дома. Мы готовимся Подробно записывать некогда, сейчас придет Ирина. Но главные события хочу записать. Это жеистория. Это надо запомнить на всю жизнь!
Вчера назначены комиссары во все воинские части. Военно-революционный комитет объявил их неприкосновенными.
А сегодня уже начались столкновения. Керенский решил закрыть нашу газету «Рабочий путь», послал броневики к типографии, велел занять ее. Красногвардейцы отстояли типографию, не подпустили к ней; броневики уехали ни с чем. Сегодняшний номер газеты вышел! Вот онлежит передо мной! Каждая строчка зовет к оружию. Свергнуть Временное правительство! Вся власть Советам!
Что же не идет Иринка? Или няня еще не заснула?
Андрей забегал сегодня ко мне на минутку. Как Ирина вскрикнула и убежала, когда он заговорил об отце! Испугалась? Чего? Жду ее и волнуюсь Точно перед экзаменом Сумею ли рассказать ей так, чтобы поняла?
Андрей ругал меня, когда я рассказал ему все. Согласился со мной, что поговорить с сестрой необходимо, и разрешил мне остаться для этого на ночь дома. Весь десяток уже с вечера в «Тихой долине». Я должен быть там не позднее шести утра.
Андрей передал нам слова Ленина: «Нельзя ждать! Можно потерять все, если упустить момент! История не простит нам промедления. Итолько вперед! Не отступать ни на шаг!»
Завтра будем ждать приказа о выступлении. В полной боевой готовности. Завтра! Завтра! Ух, хорошо!..
Эти дни не раз попадался на глаза Шаров. Кажется, он шпионит за мной и Андреем.
Ага, вот и Ирина!
Продолжение воспоминаний Ирины Дмитриевны
Я постучала чуть слышно. Володя сразу открыл дверь и впустил меня в комнату. Я в изнеможении упала в кресло.
Вот и молодчина! сказал Володя вполголоса и рассеянно потрепал меня по голове. Слушай, Ирина Как мне трудно говорить с тобой!.. А нужно.
Почему трудно, Володя?
Трудно потому, что тыкуколка, тепличное растение Я, конечно, сам очень виноват, что ты такая. Я слишком надолго оставил тебя во власти их всех.
Я не понимаю, о чем ты, Володя, прошептала я. Я думала, ты мне расскажешь о нашем папе! Расскажешь?
Расскажу, Иринка. Но сначала расскажу о себе. Володя начал ходить по комнате. Потом остановился передо мной.
Няня, по-видимому, подозревает правду, сестренка. Я большевик.
Я вскочила с кресла, глубоко возмущенная.
Зачем ты шутишь сейчас, Володя! Как не стыдносмеяться надо мной! голос мой сорвался.
Я не шучу, Ирина, сказал Володя очень серьезно, я большевик. Уже больше года, как я вступил в партию.
Ты? Нет! Неправда! крикнула я.
Правда, Ирина. И я горжусь этим.
Володя, зачем ты пугаешь меня? Ты! Ты, мой Володя, бунтовщик?! Разбойник, грабитель?! Нет!
Володя усмехнулся.
Так, по-твоему, большевикиразбойники, грабители?
Все так говорят! Бабушка и доктор, и няня, и все знакомые! Все! Все!
Все? Володя сел в кресло, взял меня за руки и притянул к себе. Да, все, кто тебя окружает, Ирина. Но это неправда. Народ этого не говорит.
Народ? Какой народ?
Какой народ? Солдаты, рабочие, крестьяне.
Так они же все бунтовщики! перебила я Володю. Солдаты не хотят воевать, а ведь должны мы довести войну до победного конца! Рабочие не хотят работать, а крестьяне
Довольно, Иринка! строго перебил меня Володя. Ты же, как попугай, повторяешь то, что говорят взрослые. А у тебя своя голова есть? Или нет?
Володя! обиделась я.
Володя вскочил и взволнованно прошелся по комнате, ероша волосы.
Черт знает! Какую я ошибку сделал, что так поздно за тебя взялся! Как успели искалечить тебя за эти годы!
Чем же я искалеченная?
Ты искалеченная, Ирина, очень убежденно сказал Володя, продолжая взволнованно ходить по комнате. И в этом виноват я. Но это случайное в тебе. Наносное. Дочь Дмитрия Тарабанова должна быть достойной своего отца!
Дрожа с головы до ног, я бросилась к Володе.
Но кто же он? Кто? Говори!
Володя обнял меня за плечи и подвел к письменному столу. Выдвинул ящик, откуда-то из глубины достал фотографическую карточку и подал мне.
Вот он, Ирина.
Руки мои тряслись, когда я схватила карточку.
Володя!.. Это же ты!.. Нет не ты
Странно знакомое и чужое лицо. На меня смотрели строгие, требовательные и живые глаза, такие похожие и такие не похожие на Володины. Над большим лбом вились темные волосысовсем как у Володи. Только рот был не Володин. Володю я привыкла видеть почти всегда веселым, у человека на карточке губы были плотно сжаты и в углах их лежали глубокие скорбные складки.
Видишь, какой он, Ирина? тихо спросил Володя.
Я молчала. Сердце билось где-то у самого горла, сжимало его, мешало говорить.
Он был большой человек, Ирина, заговорил Володя медленно. И он, и мама Как их любили, как ценили товарищи! Эх, если бы!.. Если бы папа дожил до наших дней!
Я вдруг громко разрыдалась.
Это хорошо, что ты плачешь, Иринка, сказал Володя ласково. На, выпей воды. Губы мои застучали о край стакана. Ишь ты, дрожишь вся. Как же говорить с тобой?
Я до боли закусила губу, подавила плач.
Нет, говори, Володя. Я не буду плакать. Говори все, все!
Ну, слушай Папа был крупным революционером. Большевиком.
Я ничего не понимала. Все в голове становилось вверх ногами. Как же это может быть?.. От одного слова «большевик» мне становилось жутко. И вдругВолодя! и папа!..
Умирая, папа завещал мне то дело, которому он отдал свою жизнь.
Какое дело? через силу спросила я хрипло.
Революцию, Ирина.
Рево люцию? Революциядело?!
Большое и прекрасное, Ирина.
Прекрасное?! У меня начинало мутиться в голове. Сплю я, что ли?
Володя грустно улыбнулся.
Слушай, Ирина. Ты видала когда-нибудь, как живут другие дети? Ну, хотя бы у нас в доме, дети хотя бы наших дворников?
Откуда же я могла их видеть? Разве меня к ним пускают?
А жаль Хорошие ребята. У дворника Тараса есть сынишка Аким. Он, правда, старше тебяему лет пятнадцать, но это уже вполне развитой парень. А если бы ты видела, как живут дети рабочих! Особенно фронтовиков Вот ты сказала: солдаты не хотят воевать, а нужно довести войну до победного конца
Конечно, нужно, сказала я убежденно.
А зачем?
Ну как зачем?.. я была озадачена.
А кому нужна война? спросил Володя.
Ну Как кому?.. России Русскому народу
Народу?!. Володя снова пошел по комнате, ероша волосы. А ты понимаешь, что такое война. Ирина?