- Это Али-Баба из одиннадцатого, - представил он чернобрового. - Познакомьтесь.
Мы все встали, с интересом поглядывая на Бабинского, по прозвищу Али-Баба. Это был член славной шайки четвероруких, к которой ученики младших классов относились с большим почтением. Али-Баба поморщился и небрежно кивнул.
- Садитесь, товарищ, - сказал Засемпа, пододвигая четверорукому кресло на трех ножках.
Али-Баба критическим взглядом окинул кресло, отодвинул его и, ловко подтянувшись на руках, взобрался на разбитую старомодную кафедру.
- Вы, товарищ, будете жевать или щелкать? - Засемпа вытянул измазанные чернилами руки: в одной он держал американскую жевательную резинку, в другой - тыквенные семечки.
Али-Баба высокомерно усмехнулся и отрицательно покачал головой.
- Перейдем сразу к делу, - сказал он. - Мы поневоле вынуждены были обратить внимание на вашу деятельность. Вы все, товарищи, на протяжении вот уже трех дней приковываете к себе нездоровый интерес и нарушаете почтенные традиции нашей школы.
Мы страшно изумились.
- Простите, - прервал его Засемпа. - Вы что, товарищ, выступаете по поручению Дира?
Али-Баба нахмурился:
- Как это могло вам взбрести в голову? Я ведь только сказал, что вы нарушаете основные традиции нашей школы.
- Но ведь то же самое говорил нам и Дир.
- Когда два человека говорят одно и то же, это вовсе не означает одного и того же, - произнес Али-Баба. - Я вижу, вы еще совсем зелены, и мне придется более подробно осветить суть дела. Так вот, товарищи, на территории школы идет борьба двух тенденций, или стремлений. Тенденции гогов и учеников. Гоги имеют свои представления о совершенстве, но и у нас на этот счет имеются свои представления. Вполне понятно, что гоги, стремясь повысить уровень знаний в нашей школе, готовы навалить на нас непосильное бремя. Если бы мы не оказали им противодействия, то они живо обкормили бы нас жиром познаний. Но, к счастью, наша мужественная молодежь веками противопоставляет склонным к излишествам гогам свою собственную тенденцию, устанавливая для них спасительные плотины и преграды. Это весьма полезные диетические и гигиенические меры.
Вы, наверно, и понятия не имеете - здесь Али-Баба понизил голос, - что мы по сей день храним исторические документы, свидетельствующие о том, как обстояло это дело много лет назад. Оказывается, что благородные предшественники наши тоже прекрасно отдавали себе отчет в пользе и значении диетических и гигиенических средств, имевших хождение в их время. Документы эти, конечно, секретные и оберегаются самым тщательнейшим образом. Тем не менее в недалеком будущем вам все же выпадет честь увидеть их собственными глазами. Среди них имеются сигнализация и тайные коды, применяемые в прошлом веке, а также подробное описание средств, дававших в те времена отличные результаты. От эпохи Варшавского княжества сохранился, например, труд некоего Яна Урсына Прончинского, озаглавленный «О полезном способе перенесения кар» с собственноручными рисунками автора. Труд этот содержит описание различных трюков, дающих возможность безболезненно переносить наказания, вроде стояния на коленях на горохе, оплеух и розог. В нашем распоряжении имеется, например, манжета Юзефа Пуца, которая служила ему в качестве шпаргалки.
- Пуца?! - возопили мы. - Самого знаменитого Пуца?!
- Да, именно того самого Пуца. Вам, должно быть, уже известно, что первым его вкладом в науку было открытие определенной закономерности в методике вызова учеников педагогами к доске и разработка целой оборонительной системы. До сегодняшнего дня один из законов в этой области так и называется законом Пуца». К более позднему времени относятся записи министра, написанные им в карцере. Это весьма ценное исследование психологии гогов. Затем следует тайный шифр генерала, дающий возможность пользоваться во время контрольных работ помощью извне, и, наконец, шпаргалки товарища Рончки. Эти последние документы мы получили во время пребывания наших знаменитых коллег на территории школы по случаю ее юбилея.
Таким образом, как видите, контрмеры принимались всегда. Только из столкновения этих двух тенденций формируется здоровая, принципиальная линия и создается творческая атмосфера в науке. Тайна успехов нашей старой и славной школы заключалась в том, что, несмотря на мелкие отклонения в ту или другую сторону, между двумя этими тенденциями всегда поддерживалось золотое равновесие. Школа наша во все времена пользовалась большой известностью и явилась колыбелью многих достойнейших мужей. И вот теперь вы, восьмой класс А», создаете угрозу этому равновесию.
- Почему? - пробормотал Засемпа. - Ведь мы-то как раз и стоим за свободу.
- Нет. Видно, нам так и не удалось прийти к взаимопониманию, - вздохнув, улыбнулся Али-Баба.
- Какие же у вас претензии?
- У нас к вам две основные претензии. Во-первых, вы не бережете своей свободы, а во-вторых, плохо ею пользуетесь. А тот, кто не умеет правильно пользоваться свободой, тот действует ей во вред. Боюсь, что вы вообще не много знаете. Ваше неведение или, будем называть вещи своими именами, ваше вульгарное невежество ставит нас всех под угрозу. Уже два дня, как мы наблюдаем опасное беспокойство и нездоровые маневры коллектива преподавателей. Уже два дня, как гоги принялись зондировать глубины наших познаний, а это, как вы сами знаете, процедура не из приятных. У нас имеются также сведения, что они собираются изменить свой прежний курс. Мы признали вас виновными в создавшемся положении вещей, а вашу деятельность - опасной и вредной для дела свободы.
- Но мы вам объясним, - бормотал Засемпа.
- Я пришел сюда не выслушивать объяснения, - заявил Али-Баба, - а объявить вам наше решение. Мне поручено уведомить вас, что вам предоставляется месячный срок для успокоения встревоженного коллектива гогов.
Прозвучал звонок, возвещавший конец перемены. Али-Баба соскочил с кафедры и направился к выходу. Приостановившись в дверях, он сказал:
- Предупреждаю, что если вы не сумеете этого сделать, я вам не завидую.
И он скрылся за дверью, оставив всех в крайне подавленном состоянии.
ГЛАВА III
Весь урок химии я обдумывал создавшееся положение. С какой стороны ни глянь - все плохо. Наше будущее представало предо мною в самых черных красках. И что бы мы ни пытались предпринять, даже если бы и засели за зубрежку, не было никакой возможности за месяц подтянуть «вековечные» хвосты и задолженности.
Из этих горестных раздумий меня вырвал здоровый тумак под ребро.
- Чамча, Фарфаля тебя вызывает, - услышал я шепот Засемпы.
Я вскочил со скамьи.
- Ты что, не слышишь, что я с тобой разговариваю? - Фарфаля глядел на меня с укоризной.
Химик Фарфаля никогда не кричал, он только смотрел с укоризной.
- Слышу, пан учитель!
- Тогда иди к аппарату и продемонстрируй опыт!
К кафедре я подошел в полубессознательном состоянии. У аппарата Киппа стояли уже двое ребят: Бабинич заливал кислотой цинк, а Врубель специальной пробиркой улавливал выходящий из трубочки водород.
- Чамчара, - проговорил преподаватель, - повтори, пожалуйста, что мы собираемся продемонстрировать.
Я тупо уставился на два стеклянных шара аппарата, как будто они могли подсказать мне, что именно я должен продемонстрировать. Но стеклянные шары молчали. Молчал и я.
Фарфаля вздохнул и кивнул Засемпе. Засемпа поднялся с места, но тоже хранил молчание. Фарфаля указал на Пендзелькевича. Пендзелькевич встал, но не проронил ни слова.
Фарфаля покачал головой:
- Я спрашиваю, что нужно сделать, чтобы получить воду?
Я переступил с ноги на ногу.
- Открыть кран, - пискнул кто-то с задней парты. Фарфаля окинул смельчака испепеляющим взором.
- Итак, Чамчара. - Фарфаля приближался ко мне, глядя на меня с таким глубоким укором, что я совсем растерялся. Помню только, что в отчаянии я повернул какой-то краник. Ослепляющий блеск ударил мне в глаза. Раздался грохот и звон стекла. Из разбитой бутылки выбивался едкий газ.
Весь класс начал чихать и кашлять. В желтых клубах едкого дыма я разглядел побагровевшее лицо Фарфали.
Тяжело опираясь на кафедру и задыхаясь от кашля, он прохрипел:
- Безобразие! Кто тебе позволил вертеть кран! Вредитель! Окна! Откройте окна!