Саша Миллер - Ничего личного. Только секс стр 13.

Мы умрем на скорости двести, крошка.

Для всехмы странные чудаки.

Ты слышишь, как трясутся их губы, крошка,

Их жирные сытые кулаки?

Ничего не поделаешь,

Если ты странник.

Ветер всегда в лицо, сладкая,

Ветер всегда в лицо.

Джим

Я называю это Ритуал Утра.

...Так клево, так сочно и восхитительно, ког­да она приходит сонная, нагая, с копной пере­путанных волос на лице, с беззащитно раскры­тыми розовыми губками...

...Когда я еще копаюсь в сети, еще работаю, встречая солнце, а она тыкается мне в плечо твердым плоским животиком, покрытым пухом, и остается только повернуться и обнять ее за попу...

Ммм, зверюга, я замерзла. Почему ты так и не пришел?

Жанка, сестренка, возьми с полки пиро­жок.

...Я трусь отросшей мягкой щетиной о ее пу­пок, я ощущаю, как покрываются мурашками ее торчащие, круглые ягодицы, я гляжу снизу, как напрягаются ее сосочки...

...Я зажимаю ее ноги между колен, я прово­жу ладонью от ее разогретого утренним солн­цем затылка вдоль гибкой бархатной ложбинки позвоночника, в преддверие ее нервного взры­ва, туда, где ладонь лежит почти параллельно земле...

...Она шепчет заплетающимся, спящим еще языком обожаемые мной пошлости... «Хочу вы­лизать твою попу... Хочу тебя в рот, сильно и долго... Хочу зарыться тебе в подмышки... Ты такой пахучий с утра...»

Ритуал Утра. Женщина обозначает первен­ство своего мужчины перед всеми прочими яв­лениями и сущностями мира. Разве это непра­вильно?

Джим, почему мы не уедем на юг? Ты ведь обещал...

Непременно уедем, крошка.

Ты сам говорил, что не хочешь торчать все лето в городе, а сам... ты ведь почти не выхо­дишь из дома. Мы шляемся по уродским каба­кам и клубам, и все...

Так надо.

Я не люблю, когда ты говоришь: «Так на­до». Ты ведь не такой, а? Блядь, Джим, ты же сам всегда твердишь, что надо жить, не огляды­ваясь на других!

Ты права, милая. А сейчасне мешай, мне надо подумать...

«Мне надо подумать. Сказал бы честно: ме­ня могут выкрасть на хрен, поэтому папуля приказал сидеть и не высовываться... Потому что не мы одни такие умные. Кое-кто тоже легко складывает два и два. Кое-кто видит итог и умеет проследить причину. А причинавот она, торчит в желтой гостиной одного за­бавно-ускользающего петербургского дома, ха-ха-ха...»

И сижу. Щелкаю кнопками, управляю мира­ми. Папа сказал, а точнее написал в сети: «Сы­нок, надо встретиться и поговорить. В том мес­те, ты помнишь?»

Конечно же, я помню.

«Привет, яКотя. Друзья зовут меня Коте­ночек. Я здесь, чтобы помочь замечательной подруге, она никак не найдет парня. Подруге уже тридцати шесть... никогда не была замужем. Милая, добрая, уютная, обаятельная, скром­ная... Поднимает анкету на сайте знакомств, но хорошие парни не попадаются. В анкете в це­лях знакомства" она упорно пишет исключи­тельно Брак". Ей говорятМаша, напиши секс". Маша отвечает: Но ведь это и так понят­но. Брак же подразумевает секс..."»

Да, Котя, вопрос, канешна, антире-есный. Чем же тебе и твоей Маше помочь? Ведь я еще так глуп и молод. Наверное, я промолчу. Навер­ное, Машу надо пожалеть, если она к тридцати шести уверенно хочет брака, а не секса.

Щелк. Опаньки. Снова короткое письмо от папули. Нам придется увидеться, сегодня же, вечером, обязательно.

Слово «обязательно»не с моей планеты. И папочка об этом прекрасно осведомлен. Если он натянет волоки, я смоюсь, испарюсь и всем испорчу настроение. Впрочем, я подозреваю, чего ему неймется.

Или не подозреваю?

Почему-то мне лезут на ум странные слова Лапы. Как она сказала? «Что-то сжимается во­круг нас?..»

Отлично, папочка, мы встретимся. Только я никуда не побегу. В другой город или в подпо­лье. Или на сей раз побегу?

Кажется, у Джима впервые появилось серь­езное основание для дальнейшей жизни среди метастаз.

Жанна.

Кажется, я влипаю, папочка.

Нет, не в Лапу, тут другое. Я боюсь исчез­нуть, потому что мне жаль сестренку...

«Здравствуйте, я хотел бы поднять тему кор­рупции в судах...»

О господи, да ты отважный парень! Ну, да­вай, почитаем, что ты там грозно забацал.

«...Ведь у судей сейчас довольно большая зар­плата, почему же так происходит? Знаете, что са­мое странное? Вы не поверите. Самое странное и дикое, что большинство оплаченных пригово­ров вынесено согласно закону. То есть получает­ся, что у нас в России берут деньги за справедли­вые решения...»

Ты дикий и странный чувак, не знаю, как те­бя звать. Мне насрать на то, кто и как гребет лавэ в судах, но я точно знаю одно. Лет с двенадца­ти, да, или даже раньше, глядя на папулю, я понял, что вы все, серое быдло, платите бабло за то, что вам должны сделать и так.

И всегда будете платить. И я буду платить, ес­ли прижмет. Это родина, сынок. Ничего, что слегка разит говном. Зато песни красивые...

Щелк. Надо выйти во двор. Следующий двор, через проходную с магнитным замком. Охран­ник кивает, как родному. Папулькин броневик на пандусе, во внеурочное время. Он не повора­чивается лицом, еще несколько седых волос на затылке. Мы едем, едем, едем.

Евгений, как дела?

Нормально.

Мне сказали, что с тобой живет какая-то девушка. Кто такая?

«Если папуля приехал днем, дело совсем дрянь». Раньше мне было бы наплевать. Совсем недавно я ощутил бы даже свободу.

      Какая тебе разница? В квартире достаточ­но места. С кем хочу, с тем и живу.

Молчание. Молчание папули похоже на вяз­кие пески. Если долго ждать, пока он выдавит слово, можно захлебнуться. Раньше я ждал, за­хлебываясь. Теперьмне по херу.

      Евгений, я ее еще не видел. Ты помнишь все, о чем мы говорили?

Он чертовски напряжен. Давно такого не было.

Помню, папа. Не беспокойся, я познако­мился с ней случайно. И не в сети, на улице, Я сам к ней подошел.

Не сомневаюсь. В его голосе ирония и подозрительность. Он всегда всех подозревает. Папуля уверен, что просто так со мной никто познакомиться не может. В сети полно врагов, которые точат ножи и готовят капканы для его туповатого сына.

Кстати, во многом папуля прав.

Евгений, я ее еще проверю,

Проверяй.

Ты уже в курсе?..

Да, папа.

«Да, папуля, я в курсе того, что произошло. Какой-то сбой внутри меня. Или снаружи. По­гибли сторонние люди. С какой поры тебя это заботит?»

Вместе с той бабой, которая отсылала замо­роженные органы за бугор, во время ужина скончались ее супруг и младший сын. Невинов­ные люди, которых не было на снимках. Естест­венно, их не было на снимках. Но каким-то не­постижимым образом их зацепило. Со мной впервые такое. Это сигнал о том, что я выдыха­юсь, или напротив?

А если напротив, то еще страшнее. Что про­изойдет в следующий раз? Весь подъезд или вся улица погибнет?     

Что теперь?

Ничего. Пока ничего. Заказчика это не инте­ресует. Одна контора выдавила другую, вот и все.

Тогда какой во всем этом смысл, папа?

То есть?Впервые он поворачивается всем корпусом. Мой подбородок сразу вспоминает стальные клещи его пальцев.

Какой смысл мочить одних, если вместо нихсразу другие гады?

Теперь с этими нам будет легче разобрать­ся. Мы потянули нитки очень высоко,

Рад за вас.

Он проглатывает мою злость.

Сынок, меня спрашивали о тебе.

Опять?

Да. Я поклялся, что тебя тут нет.

Я понял.

Тут мне звонили из Тольятти. Есть два за­каза,

Снова не могут поделить «Автоваз»?

Примерно так. Ты хочешь ознакомиться с досье?

Нет. Наплевать.

Папуля поднимает бровь. Он слегка удивлен.

Папа, ты сам сказал: какая разница, если все онибандиты?

Хорошо. Я пришлю тебе...

Присылай. Но не раньше субботы.

Снова болит голова?Кажется, он искрен­не встревожен. Женя, может, сгонять тебе, от­дохнуть? Хочешь, я сделаю тебе паспорт? Тут ре­бята летят в Перу, на остров Пасхи, и недорого...

Мне ничего не хочется.

С его ребятами мне никуда не хочется. Чело­век шесть, плотным кольцом, днем и ночью. Од­нажды я уже с ними летал.

Будь внимателен, сынок.

Будь я проклят, он хотел что-то еще. Он ска­зал совсем не то, что хотел. И Жанка его зани­мает меньше всего.

Тогда кто же его занимает?

Я возвращаюсь назад, в кармане хрустят баксы.

Щелк. «Всем доброе время суток, меня зовут Аня. Хочу рассказать о моей свояченице... Ми­лая, тонкая, одухотворенная девушка, двадцать шесть лет... окончила Мухинское, счастлива с любящим мужем, своим трудом заработали на домик в Германии... и, вынашивая второго ре­бенка, узнает, что у нее рак кости... и теперь никто из нас не знает, сколько ей осталось. Она рожает на химии, рука подвязана, лысеет... за что же ей такое? Я молюсь, и мама моя за нее молится. Мы верующие люди. Честное слово, Анечкадобрый, хороший человечек, никого не обидела... Может, здесь, на форуме, есть ве­рующие, православные, кто мог бы со мной по­говорить?..»

Привет, Анечка, яДжим! Я ни хуя не веру­ющий, но с тобой побазарю в охотку. Полно народу на форумах, ты верно заметила. Юные при­дурки, вроде меня. А остальные полстраныбу­хают и колются, блюют, воруют, режутся, буха­ют и нюхают... Анечка, тебе никогда не хотелось стать хоть немного демиургом?.. Проходя мимо темно-лиловых людей, лежащих в живописных патрицианских позах, вокруг пивного угла... Слушая рычанье опившихся клеем соседей и вопли на тему украденного из сливного бачка рубля... Всех их порешить одним махом, всех утопить в собственной блевоте, как тебе такая идея, разумная Анечка?

Кажется, ты растерялась? Нехорошо убивать, ась?

Так какого, млять, хера этот ваш сраный бог, с крестом которого вы все так носитесь, млять, не отберет хотя бы по году жизни у этих обоссавшихся гнусных пьянчуг и не подарит хоть немного счастья твоей бедной онкологической родственнице? А ее деткамподарил бы еще немного мамочки...

Нету Его. Или же Он давно умер. Именно то­гда. Две тысячи лет назад...

Щелк. «Шолом, яЛевчик. У нас тут возник­ла дискуссия насчет заповедей Моисея. Некото­рые считают, что заповедей было больше, и лю­ди раньше были честнее и добрее...»

Шолом, Левчик. Тебя никогда не били вес­лом по балде? Нет? Странно. Так вот, к вопросу о заповедях.

Вот древний такой, бородатый пример. Ха­рактернее некуда. Едет мужик с дочерью на ма­шине по лесу, вдругдерево лежит. Мужик смот­рита позади трое с ножами. Дочка испугалась. Мужикхвать за ружжо! Ща я их, типа... А пос­ле на иконку-то поглядел и вышел без ружья. Ре­бята, грит, некрасиво как-то получается, ведь сказано: «Не убий». Невозможно вам на меня с ножиком...

Объяснил, короче. Они его выслушали, заре­зали и там же в яме присыпали листиками. А из­насилованная и сошедшая с ума дочка этого му­жика так и бродит по селам, милостыню просит. Вот. Быль называлась «Не убий».

Это я к чему, дорогой Левчик? Никто не зна­ет, что было в заповедях на самом деле. И никто не знает, как же верно сформулировать закон. Потому что в Ветхомнаоборот. «Око за око». А так тоже нельзя, вендетта и мерзость.

Стало быть, надо как-то иначе.

«Убей тогда, когда иначе никак», так, что ли?..

Занятно, да, дорогой Левчик? Вот и мне оху-ительно занятно. Потому что мы с папулей рас­суждаем иначе. Вернее я, потому как папуля во­обще не особо рассуждает. Он рад уже тому, что удалось меня отбить у большой, мать ее так, на­уки, которую делают люди в погонах, только по­гоны у них под белыми халатиками. Добрые лю­ди в халатиках с радостью загнали бы Джима в клетку, обрили бы ему голову, и... одним словом, они много забавного умеют.

Но папа рассудил иначе, он у менямоло­ток. Он всегда поступает умно... если не считать всяких мелочей, произошедших с мамой и ба­бушкой. Мы с папулей обкашляли мою пробле­му всесторонне. Когда стало понятно, что Джим опасен для общества... Кстати, дорогой Левчик, ты все еще уверен, что «Не убий»это верная формулировка?

Мне искренне жаль твой неокрепший мозг, ха-ха-ха.

Возвращается Жанка, уже в полотенце, с мок­рой головой. Возвращается и кружит, словно у нее запор.

«О чем ты молчишь, крошка?»

Жанна, ты чего застыла? Ты из-за вчераш­него?

Отвали. Она так вцепляется зубами в фильтр, пока прикуривает, что я реально жду падения откушенной сигареты.

Да что с тобой случилось?

      Ничего. Отстань. «Я не верю тебе, крошка, ты прячешь глаза.

Я считал, что мы как братишка и сестренка, а ты играешь в ревность, крошка».

Я вздохнул и пошел спать. Я ведь понятия не имел, что она натворит. Маленькая воровка.

Жанна

...Последние месяцы с родней мамы Нади до­живала, окончательно в Питер собралась. Ну их всех к черту! Борис злой, мы с ним уже несколь­ко месяцев вместе были, а только злее и злее. Салаты делали, на Новый год, чтобы вместе справлять, два ящика водки, президент в теле­визоре, сказалстабильность началась, ста­бильность, рост продукта, свобода регионов...

Я сказалавсе, затрахали. Уезжаю. Лучше под забором спать, чем с вами. А мама Надя ска­зала: «Комнату сдадим, вот и деньги, а ты как ду­рой была у меня, так и останешься... Вон у Сушкиной дочка не дура выросла, на машине привозит матери жратву-то, муж из этих, из пар­тийных выбился...»

Я убегала от нее, плевалась.

Поэтому мне немножко не по себе было с Джимом. Первое время. Я думала, блядь, что не переварю. Уж очень он богатый, бабла до хуя. Джим покупает вещи в бутиках, в самых дорогих. Винище молдавское и грузинская паленка для него ни фига не рулит, покупает тоже в ка­ких-то особых магазинах. Только хули толку с этих выпендрежей, они могут с Витенькой, с со­седом, на пару чуть ли не из горла раскатать... хотя Витя вообще-то не бухарик, он по другой части.

У Джима часы почти штуку евро стоят. В сто­ле валяются карточки ночных заведений, вся эта хрень, я в ней не рублю, всякие пригласи­тельные на яхты, на пати и прочая поебень. Он все равно не ходит. Клал он на все их феньки. Но все равно с ним порой трудно. Может зайти, с бумбараху, купить набор кружек баксов за три­ста, или особую фигню для разогрева сыра, или компьютер еще один, самый последний, или мне может вдруг браслет подарить. Я ему раза три сказала, мол, не надо золота, а он и не слы­шит. Для него деньгитуфта полная.

Что хреноводля меня засада ему пожрать нормально приготовить. Ну, нечем человека удивить. Он дает баксы, тащусь, как дура, с теле­гой, по самым четким супермаркетам, потом тачку до дома беру...