Едва переступив порог, он необычайно отчетливо вспомнил те первые дни, которые провел здесь. Свое отчаянье и тоску по родным. Темные своды дома давили на него со всех сторон.
Но деваться было некудаСигрун, безусловно, могла помочь Льефу лучше его самого.
Устроив их на топчане у окна, Сигрун дала обоим едыи почти мгновенно Кадан уснул. Он много спал все последующие дни, а рану Льефа теперь обрабатывала Сигрун, и, на хорошей еде и в тепле, тот все быстрее приходил в себя.
Теперь уже Льеф, открыв глаза посреди ночи, после долгого дневного сна, подолгу смотрел на Кадана, дремавшего у него на плече, и не знал, куда выплеснуть теснившуюся в груди любовь.
Сердце мое, шептал он и гладил Кадана по щеке, а тот во сне накрывал его ладонь своей рукой и прижимал еще плотней.
Кадан почти не отходил от него, лишь иногда Сигрун посылала его набрать травы для лекарств. Обычно в это время Льеф спал, но как-то случилось, что он проснулся, пока Сигрун меняла повязку. Несколько секунд он следил за ее руками, аккуратно наносившими мазь, а затем произнес:
Сигрун, прости меня.
Руки Сигрун дрогнули, и она отскочила назад, опасливо глядя на него.
Прости, повторил Льеф, я бы отступил, если бы мог.
Сигрун сглотнула и на секунду прикрыла глаза, а потом снова посмотрела на него в упор.
Я никогда не смогу простить тебя, Льеф. Ты отнял мою любовь и мою судьбу.
Мне жаль.
Никто больше не возьмет меня в жены, ты сам знаешь почему. Да я и не хочу никого. Только его
Льеф облизнул губы. Никогда раньше он не знал жалости, но никогда раньше он и не причинял боли тем, кто был дорог ему.
Рун не оставил мне выбора, произнес он медленно, он сказал те слова, за которые я не мог не убить его. Таков закон.
Оправдывай себя, Сигрун сжала руку в кулак, проклятье братоубийцы всегда будет преследовать тебя. Наказанием тебе станет ненависть тех немногих, кто тебя любил.
Льеф закрыл глаза.
Я знаю, сказал он. Знаю, насколько сильна моя вина. Он был мой побратим. Там, где его кровь окропила землюбыла и моя. Убивая егоя убил себя.
Наступила тишина.
Почему ты помогаешь мне, если так ненавидишь? спросил через какое-то время Льеф.
Потому что никто больше не возьмет тебя в дом.
Вернулся Кадан, и разговор понемногу угас. Серые дни проходили один за другим, и хотя за окном расцветала весна, никто не чувствовал еени Льеф, потерявший брата, ни Кадан, все еще боявшийся потерять любимого. Ни Сигрун, уже потерявшая жениха. Ни Эрик, который одного сына потеряла другого лишил себя сам.
В первую ночь месяца сбора яиц он выгадал момент, когда Сигрун собирала травы и осталась одна.
В этом году никто не пойдет в поход. Значит, следующая зима будет тяжела.
Сигрун вскрикнула от неожиданности, услышав его голос. Обернулась к конунгу и замерла.
Многие умрут, продолжил конунг.
Ты пугаешь меня.
Мне придется делитькто получит больше, а кто меньше зерна.
Сигрун перевела дух.
Мне твои угрозы не страшны, Эрик. Вы не сможете без меня и всегда будете платить мне за то, что ваши воины лежат в моей избе.
Может быть, и так.
Я простая знахарка. Чем я могла привлечь тебя?
Ты знаешь чем.
Льеф, устало сказала она.
Мне нет покоя, Сигрун, конунг шагнул к ней, нет покоя с тех пор, как умер мой сын. Я не сплю и не ем. Двое было юношей в моем доме, которых я любил больше, чем себя. Теперь не осталось ни одного.
Так впусти Льефа в дом, все так же устало сказала Сигрун, что ты хочешь от меня?
Я не могу, Сигрун. Он убил сына, которого я любил.
Сигрун качнула головой.
От твоего недуга нет лекарства, конунг. Как и от моего.
Есть. И мы оба знаем его.
Тебе оно не поможет. А я не возьмусь за него.
Сигрун поклонилась.
Прости, Эрик, мне нужно закончить зелье, пока не потухла луна.
Она отвернулась и пошла прочь.
Подумай, крикнул ей вслед конунг. Никто, кроме тебя, не сможет мне помочь.
ГЛАВА 16. Двое
Теперь пришло время Кадана рассказывать легенды своего народа.
Льеф лежал целыми днями неподвижно и не знал, чем мог бы занять голову. Кадан видел в его глазах отражение Руна, и стоило филиду надолго замолкнуть, как Льеф в очередной раз брался рассказывать о своих детских играх, о птичьих гнездах на вершинах гор, о том, как на спор они с Руном брались переплыть залив, и о том, как Рун притопил его, но Льеф все равно победил.
Он рассказывал, и в глазах сурового викинга блестели слезы, как будто он был ребенком, потерявшим семью.
Кадану было неуютно. Не потому, что он знал другого Руна, а потому, что он стал причиной спора, который теперь обернулся для Льефа такой болью.
Льеф, я не хотел, чтобы так произошло сказал он как-то.
Льеф недоумевающе посмотрел на него.
Я бы никогда не попросил тебя о таком, продолжил Кадан и положил ладонь на щеку Льефу. Сейчас борода его, не стриженная несколько недель, порядком отросла и спуталась, и такими же неопрятными стали волосы, но Кадан видел на усталом, изможденном недугом лице только огромные голубые глаза, живые и полные лихорадочного блеска безумия.
Я знаю, Льеф стиснул его ладонь и отодвинул от себя, это судьба, Кадан. Ни ты, ни яникто не мог ничего изменить.
Я не верю в судьбу, признался Кадан, как будущее может быть начертано на роду?
Будущее не начертано, сказал Льеф, ненадолго отвлекаясь от своих горестных мыслей. Времяэто колесо. Оно вращается, и зимы сменяют лето, осеньвесну. Все, что будетуже было когда-то, и произойдет опять.
Мой брат мертв. Он уже не обнимет меня второй раз. Как и Кадан замолк ненадолго, но потом все-таки продолжил:как и твой.
Нет, не так, Льеф даже оживился, немного задумавшись о том, что собирался сказать, настанет время, и родятся люди с нашей кровью, которые получат наши имена. Как три поколения назад в семье моего отца уже рождался Льеф.
И он был так же черноволос?
Льеф запнулся.
Не знаю, сказал он, но, может, это не имеет значения? Волосы могут менять цвет. Главноекакая судьба нас ведет.
И что? Ты веришь, что ничего не изменить, Льеф? Как можно так жить?
Льеф повел плечом и отвернулся к окну.
Да, сказал он задумчиво, я верю, что все решено еще до нас.
Если так тебе проще жить, Кадан вздохнул, но в моем роду уже никогда не родится мой брат. Потому что нет больше моего рода. Остался только ятвой раб. Тихо, заметив, что Льеф собирается что-то сказать, он накрыл его рот рукой. Я не выбрал бы другой судьбы для себя, Льеф. Но я твой раби никогда не заведу детей. На мне окончится мой род.
Льеф смотрел на него и пытался осознать то, что сказал Кадан.
Ты бы хотел? спросил он.
Я бы хотел быть с тобой.
Но ты бы хотел продолжить свой род?
Кадан молчал.
Что говорить об этом сейчас? спросил он.
Льеф потянулся к вороху своих вещей и тут же, издав нечленораздельный звук, взялся за грудь.
Кадан торопливо наклонился и подал ему куртку, к которой тянулась рука Льефа.
Возьми, Льеф достал из кармана, пришитого к куртке с обратной стороны, мешочек с серебром, иди к дому, что стоит на самом востоке деревни, и постучи три раза.
Кадан непонимающе смотрел на него.
Выйдет мать Олма. Скажи, что хочешь, чтобы дочь ее для тебя родила. Ее дочери рожают для всех.
Кадан непонимающе смотрел на него.
Иди, Кадан. Мы заберем ребенка через год.
Я не это имел в виду, Льеф
Иди. Я твой господини я отдал тебе приказ.
Кадан не решился спорить больше. Он встал и пошел прочь.
Сигрун появилась в комнате почти сразу, как будто только этого и ждала.
Ты так заботлив с ним, сказала она. В глазах ее уже таилась злоба, порожденная предчувствием одиночества, но Льеф не видел ее.
Пусть судьба будет благосклонна хоть к кому-то из нас, сказал он и отвернулся к окну, где на фоне закатного неба Кадан медленно брел прочь.
Если бы из всех нас был только один, кому хватило бы милости судьбы, ты бы выбрал его.
Льеф кивнул.
Тебя это удивляет? спросил он и посмотрел на нее.