Кузня сыскалась на окраине деревни.
Я только хмыкнулау нас тоже кузнец обретался поодаль от прочих.
Мужик он, конечно, в деревне уважаемый, да только очень уж у него промысел шумный и чадный. Хуже только у кожемяк.
Дом большойвидать, семья немалая. По правую руку от домакузня, где два рослых, крепких парня занимались деломодин держал клещами заготовку, пока другой колотил по ней молотом.
А по левую, за столом под раскидистой яблоней, два солидных дядьки в годах вели солидные разговорыпод снедь и кувшин чего-то холодного.
Доброго дня! звонко поздоровалась я, легко перекрывая кузнечный шум.
И тебе поздорову, тот, у которого плечи были поуже, а пузо пошире, подслеповато прищурился на орденскую бляху у меня на груди, хмыкнул и уважительно добавила: церберша! Присаживайся с нами! он похлопал по скамье рядом с собой.
Тот, у которого наоборот, плечи были шире, а пуза не было и вовсе, одобрительно кивнул, и зычно крикнул:
Ринка! Неси-ка еще утварьгостья у нас!
Благодарствую!
Дородная женщина в платке поставила передо мной посуду, и в чистую кружку полился сбитень.
Я вежливо отдала должное угощению:
Ох, и хороша у тебя хозяйка, кузнец!
Он польщенно хмыкнул в усы, его жена одобрительно мне улыбнулась, собирая со стола объедки.
Теперь можно и к делу, пожалуй. Прожевав пышный ягодный пирог, я промежду прочим спросила:
А что, не докучают ли вам чудовища?
Так это староста погладил бороду и заинтересованно переглянулся с кузнецом. Напарник-то твой уже спрашивал!
Разделились. Служба! я пожала плечами, как будто это все объясняло, и мой собеседник важно кивнул. Так как?
Тихо у нас, благодарение Великому. Почитай полгода уж ни единой твари не являлось, ни у нас, ни у соседей не слышноспасибо Ордену.
Я коснулась пальцами трехглавой зверюги на медальоне, принимая похвалу и цапнула еще один пирог, на сей раз с грибами.
А что, напарнику-то моему вы про то сказали? степенно, как и положено доблестному орденцу, поддержала я беседу.
Как не сказать, сказали, конечно, да только он у тебя въедливый да дотошный. Сказал, по лесу пройдется, вкруг деревни обойдеттак, говорит, надежнее будет!
Понятно. Надежней.
Я с умным видом покивала, подтверждаяхороший напарник, дай боги всякому такого.
Что ж, люди добрые, спасибо за прием, за ласкупойду я. Пора мне, орден не ждет! Пусть пошлет вам Ведающий Тропы ясного разума и верных путей!
Храни тебя Великий, деточка!
Злое веселье плескалось внутри всё сильнее, но со двора я выходила неспешно, важно: как же, цербер! Нам, орденцам, суета не пристала!
К колодцу, где остались привязаны кони, я шла также неторопливои где-то на середине пути меня нагнал вихрастый постреленок, сунул в руки духмяно пахнущий узелок:
Тетя орденка, мамка вам снеди в дорогу передала!
Я улыбнулась, потрепала его по русой голове, жалея, что не взяла с собой грошевых леденцов.
Передай матушке мою благодарность!
Он кивнул нетерпеливо и припустил домой так, что только пятки засверкали.
Коряга дожидался меня, устроившись с удобством: заботливая мелкая дочка старосты не скупясь задала корму лошадям орденцев.
Порадовавшись, что мы не собирались задерживаться в Мухоловке надолго, и потому не расседлывали коней, я отвязала обоих от коновязи.
Заносчивый гнедой фыркнул, когда я потянул его за собойно я быстро, не мешкая, прижала бляху с трехгавым псом к конскому лбу. Орденские чары сработали исправно, и гнедой смирился, пошел в поводу.
Выдержки моей хватило до самых ворот. Выбравшись за пределы тына я гикнула, пнула Коряжку пяткамии припустила галопом, щедро понукая коней магией.
Э-ге-гей!
Только болотные бусины на шнурках взвякивают радостно и полощутся по ветру косы: Коряжка всеми силами выбивает подковами пыль из паршивой деревенской дороги, показывает, не зря ест орденский овес. Я подбадриваю его силой, и радуюсь, что после дождей дорога успела просохнуть, что ветер свистит в ушах и что напарник мне досталсядурак, прости, Ведающий тропы!
Сам виноват!
Гнедой шел рядом шаг в шаг, не отставая, магия орденского медальона работала исправно. Я сжимала в руках его повод, чутко отслеживая каждый рывок, чтобы, когда он последуетне дать вырвать себя из седла, но и не выпустить слишком рано.
Живее, сонные!
И моя сила вливается в конские тела, лучше шпор и поводьев убеждая: ходу-ходу-ходу!
Э-ге-гей!
Он спохватился быстро: какие-то полчаса, не больше. Сначала я ощутила волну накатывающей чужой силыКамень работал тихо, и я, может быть, упустила бы, если бы не ждала, но я-то ждала! а следом за ней поводья гнедого упруго рванулись из рук, когда конь встал на дыбы. Коряжка от неожиданности сбился с шага, шарахнулся вбок от беспокойного соседа. Хозяйский зов стряхнул мое принуждение, и своенравная скотина спешила вырваться. Я даже и не думала бодаться, выпустила сразутолько на прощание отозвала силу, которой сама же не скупясь делилась до этого.
Мерзко усмехнувшись вслед беглецу (поглядим, насколько хватит твой резвости после получаса жестокого галопа!), я потрепала по холке Коряжку, и дальше уже пошла легкой рысью, давая рыжему отдохнуть от скачки.
* * *
Цербер, на каком основании ты нарушила Устав, прервала дозор и как посмела протянуть руку к чужому коню!
Вот последнее, кажется, бесило его больше всего.
Вокруг было хорошо: молодой дубок давал какую-никакую, а тень, шумел ветерок, звенел ручей и рыжий мирно пасся неподалеку, выбирая наиболее вкусные травинки из зеленого ковра. Пахло разнотравьем, дорогой и совсем немноготиной.
Я сидела под деревом, откинувшись на него спиной, подтянув к себе ногу и обхватив колено.
Пироги приятно растягивали желудок, уговаривая лечь и подревать в этом чудесном месте.
Нервно прядал ушами гнедой, разворачиваясь на привязи и с надеждой поглядывая на воду.
Я мечтательно грызла травинку.
Орал Камень.
Он нагнал меня, уже когда я миновала половину пути до Сарда и остановилась перекусить чем добрые люди послали, и теперь орал.
О, как он орал: вздымалась грудь, билась жилка на виске, а шрам над бровью налился краснотой от прилившей к морде напарника крови.
Я, не таясь, любовалась делом рук своихи немного Илианом. Хорош, мерзавец! Даже сейчасхорош!
Отвечай на вопрос! рявкнул Камень. Либо станешь первым цербером, которого выгонят из ордена после первого же дозора!
За что? я удивленно вздернула брови.
Серое с черной кромкой перо на шнурке у меня на шее согласно шевельнулось на ветру: за что нас? Чисты перед орденом, как слеза младенца!
Ты бросила напарника, цербер. Ты бросила брата-орденца там, где должна была искать чудовищ! Это позор. Орден цербера не держит трусов и подлецов!
Ну тебя-то он еще не выпер, мурлыкнула я.
Что ты сказала?
Свистящий шепот рассек воздух, но я даже не дернулась к Плясунье, потому что насколько бы ни был взъярен Камень, к оружию он не потянулся.
Видимо, голыми руками убивать будет.
Я лениво сплюнула травинку, спросила ласково, с той же мурлычущей интонацией:
Как так вышло, напарник, что в деревне Мухоловки мой дар вдруг перестал тебя видеть?
Он смотрел на меня с вершин своего роста (и уверенности в своем превосходстве).
Я должен знать, с кем я работаю.
Поэтому ты закрылся. Козёл. Чтобы я побегала, поискала. Неопытная дурочка, впервые оказавшаяся не в учебномв настоящем дозоре. С настоящим напарником!
С настоящим мудаком.
А Камень глумливо бросил:
Что ты за Око, если не способна увидеть своего Клыка!
Хреновое. Хреновое Око! Поэтому, потеряв тебя из виду, решила, что тебя сожрали, и поскакала в Кремос, за подмогой!
Я же не Клык, я Око! Да еще настолько сопливое Что я могу противопоставить твари, схарчившей такого опытного, сильного тебя?
Моя издевательская улыбка становилась все шире и шире, и уже грозила сомкнуться где-то за ушами, на затылке. Мы оба понимали: именно так и рассудят магистры, вздумай Камень поставить мне что-то в вину.
Кулаки Илиана сжалиськак будто на чьей-то шее.
Ты увела моего коня.