Офис Александра Гарримана выглядел шикарно, но не напыщенно. Роскошь дуба и кожи не бросалась в глаза. Повсюду были восточные ковры и сувениры из Азии и Африки, которые так любил и мой дядя Макс. Огромный красный Будда счастливо улыбался мне из своего угла. Маска какого-то племени, украшенная гигантскими красными перьями, казалось, разделяла мою озабоченность и мрачно взирала на меня, возвышаясь над рядами полок, которые были заставлены книгами по юриспруденции.
У меня просто в голове не укладывалось: я переживаю такие неприятности, а моих родителей нет рядом со мной. Раньше, даже получив плохую оценку, я звонила отцу, чтобы пожаловаться. У меня вдруг возникло ощущение, что я навсегда попрощалась с прошлым и теперь могу исчезнуть, стать маленькой и незаметной.
Мне жаль, что ты не связалась со мной до того, как поговорила с детективом, сказал Гарриман, после того как выслушал мою историю, начиная с первой записки и заканчивая визитом детектива Сальво. Я пожала плечами.
Вообще-то тебе надо было позвонить мне еще тогда, когда началось это преследование, сказал он, отклоняясь на спинку кресла и глядя на меня.
У меня, к счастью, нет достаточного опыта в такого рода вещах, ответила я и потерла глаза, пытаясь стряхнуть с себя усталость.
Конечно, я понимаю, ответил Гарриман, наклоняясь вперед и опуская локти на свой дубовый рабочий стол огромных размеров. Мне кажется, он был не меньше автомобиля.
Что мне теперь делать?
Мой совет? Сделать перерыв. Поехать домой к родителям на некоторое время. Я позвоню детективу Сальво и сообщу ему, что теперь ему придется связываться с тобой через меня. Если тебе предстоит разговор с полицией, с сегодняшнего дня ты должна это делать только в присутствии своего адвоката. Ты не совершила ничего дурного и ни в чем не виновата.
Его слова звучали убедительно и легко. Соблазнительно, я бы сказала. Залезь назад в свою нору и пересиди там. Забудь обо всем, как будто ничего и не было.
Мне кажется, что причина твоих неприятностей уже устранена, сказал Гарриман. Если ты пожелаешь, то все утрясется само собой.
Я встала и подошла к полке с фотографиями, висевшей справа от стола Алекса. Из окна его кабинета открывался вид на Центральный парк и Пятую авеню. «Устранена». Мне показалось, что Гарриман выбрал очень странное слово, чтобы сказать о смерти человека, который мог быть моим отцом.
Кристиан Луна думал, что я его дочь. Он приехал, чтобы разыскать меня, а его убили, произнесла я, глядя на гудящую дорогу внизу. Как такое может утрястись само собой?
Этот человек, кем бы он ни был, не может называться твоим отцом. В этом ты можешь не сомневаться.
Адвокат произнес это так уверенно, что я невольно оглянулась на него.
Я хочу сказать, пустился Гарриман в объяснения, посмеиваясь, как можно верить этому типу? Он является сюда через тридцать лет, и что? Ты ему поверила, Ридли? Ты же умная девушка.
Я ничего не сказала, продолжая смотреть на Алекса, не отводя взгляда. Я пыталась найти логическое объяснение происходящему, но не могла. Я знала, что эту проблему так просто не решить.
Хорошо, произнес он, разводя руками. Давай сделаем анализ ДНК.
Почему я сама до этого не додумалась? Внутри у меня все перевернулось. Может, я и не хотела знать правду? Вопрос был, очевидно, не так опасен, как ответ, который я могла на него получить.
Видишь, сказал мне Гарриман, когда я так ничего и не возразила, ты не очень стремишься узнать правду, не так ли?
Я посмотрела на фотографии на полке, и одна из них привлекла мое внимание. На ней были Алекс, дядя Макс, Эсме, мой отец и мужчина, которого я не узнала. Они стояли под плакатом, на котором было написано: «Проект Спасение. Брошенные дети достойны лучшей участи».
Я внимательно рассматривала этот снимок. Все на нем казались такими молодыми, а Макс обнимал Эсме за плечи. На ее лице светилась ослепительная улыбка, а ее рука была скрыта от объектива, потому что она обнимала Макса за талию.
Когда была сделана эта фотография?
Гарриман подошел ко мне. Я ощутила запах его дорогого одеколона. Часы на его руке по стоимости равнялись сумме, достаточной для того, чтобы заплатить за обучение двух студентов в неплохом университете. У Алекса были такие загорелые руки, что казалось, будто он в кожаных перчатках. Он взял фотографию и посмотрел на нее с улыбкой.
Давно. Еще до того как ты родилась, сказал он.
Что такое проект «Спасение»?
Он осуществлялся в рамках благотворительного фонда Макса. Ты помнишь, что твой дядя лоббировал закон «Безопасность и защита женщин в семье»?
Я вспомнила свой недавний разговор с отцом и кивнула.
Проект «Спасение» лоббировал принятие законопроекта. Эта группа занималась социальной рекламой, предоставляла консультационные услуги и привлекала к участию в работе знаменитых людей. Теперь, когда закон принят, при фонде работает горячая линия и центр по связям с общественностью. Они распространяют листовки в больницах, клиниках и полицейских участках. В честь педиатров, которые вносят большой вклад в работу центра, устраиваются званые обеды. Агентство, основанное Максом, по-прежнему финансирует работу центра.
Гарриман поставил фотографию на место и, положив мне руки на плечи, повернул меня к ней спиной.
Это давняя история, добавил он.
Я присела на диван, который, казалось, принял меня в свои объятия, настолько мягким и удобным он был. Алекс опустился в кресло, напоминавшее трон: у него было роскошное сиденье, резные ручки и спинка, украшенная львиными головами.
Что ты скажешь, если я вызову машину и тебя отвезут к твоим родителям? Гарриман потянулся к стоявшему рядом с ним телефону. Ты немного отдохнешь. А я разберусь с полицией. Через неделю тебе будет казаться, что течение твоей привычной жизни ничто и не нарушало.
Я посмотрела на адвоката. Он мог бы выполнить свое обещание. У него был такой вид, словно любая проблема испаряется сама собой под его гипнотизирующим жестким взглядом. Каким образом он этого добивался, не ваша забота. Не спрашивай и наслаждайся результатом.
Нет, ответила я. Я поеду на метро.
Не будь глупышкой, Ридли, сказал Гарриман, снимая трубку.
Но я не хочу. Мне надо все обдумать.
Он задержал трубку в руке, скептически глядя на меня.
Но ты поедешь к Грейс и Бену?
Я кивнула.
Куда же еще? Мне нужен перерыв. Ты сам так сказал.
Гарриман положил трубку и встал.
Моим родителям не следует знать о том, что случилось, Алекс, сказала я. Еще не время. Я их просто напугаю.
Желание клиентазакон для адвоката, детка. Все, что мы обсуждали здесь, останется между нами. Ты правильно сделала, что пришла сюда. Твой дядя Макс хотел, чтобы ты всегда была надежно защищена, понимаешь?
Я кивнула, повернулась и пожала руку, которую он мне протянул.
Благодарю тебя, Алекс.
* * *
Я не очень хороший водитель. Это можно объяснить тем, что мой опыт не измеряется десятилетиями, а еще тем, что я недостаточно сосредоточена на дороге. Еще подростком я попадала в аварии. Всегда по собственной вине. К счастью, они не были серьезными. Мой отец всегда говорил: «О, Ридли, ты когда-нибудь научишься возвращаться домой, не ударив никого на дороге?» Лимит страховки иссяк, счета за ремонт были впечатляющими. Но больше всего мои родители беспокоились о том, чтобы мелкие аварии не завершились однажды печальным исходом. Любое ограждение служило им напоминанием о том, какой опасности я подвергаю свою жизнь за рулем. Кроме того, автомобиль был символом независимости, а значит, олицетворял для них потерю контроля над своим ребенком.
В Вест-Виллидж я взяла напрокат черный джип «Гранд Чероки» (невероятно дорогой) и отправилась на нем в город. Я ползла мимо многочисленных строительных площадок (которые, наверное, наблюдаю уже лет пятнадцать), а потом выехала на мост Джорджа Вашингтона. Я направлялась в Джерси, но не к родителям, как обещала Алексу. Нет, теперь я не могла себе этого позволить. Больше не могло быть и речи о возвращении домой.
Я не частный детектив, как некоторые. Я писатель. Это значит, что я знакома с огромным количеством людей, что я слежу за их судьбами, помню их истории. Я умела вызывать неразговорчивых людей на откровенность. После встречи с Александром Гарриманом я вернулась домой и села на софу с огромной чашкой кофе в руках, глядя в окно на стену и темные окна противоположного дома. Я начала еще раз прокручивать в памяти свою историю. Я стала задавать себе те вопросы, которые обычно приходят мне в голову, когда я пишу очередную статью. Если бы я читала это как рассказ, что бы я захотела узнать в первую очередь? Какие вопросы остались без ответа?