Непрерывная потеря весапорой симптом злокачественной опухоли, однако новые рентгеновские снимки ничего подобного не выявили. Полагаю, Альфред был по горло сыт тем, что его постоянно куда-то утаскивают, колют и мнут ему живот, но ни разу не запротестовал. Спокойно мирился со всем, как это было у него в обычае.
Ситуацию резко ухудшал еще один фактор: Джефф не выдержал постоянного напряжения и буквально таял на глазах. Румяные полные щеки поблекли и запали, а главноеза прилавком его словно подменили: от эффектной манеры торговать не осталось и следа.
Однажды я не удовольствовался тем, чтобы заглянуть в лавку через окно, а вошел и протиснулся к прилавку между дамами. Зрелище было устрашающее.
Джефф, согбенный, иссохший, слушал покупательницу даже без улыбки, апатично ссыпал сласти в пакет и бормотал что-то невнятное. Ни звучного баса, ни счастливого щебета покупательниц. Обычная кондитерская лавка, как всякая другая.
Печальнее всего выглядел Альфред. Он все еще с достоинством сидел на своем месте, но худой до невероятия. Шерсть утратила былой блеск. Он смотрел прямо перед собой мертвыми глазами, словно его ничего больше не интересовало. Не кот, а пугало в обличье кота.
Я не выдержал и в тот же вечер зашел к Джеффу Хатфилду.
Сегодня я видел вашего кота. Его состояние стремительно ухудшается. Нет ли каких-нибудь новых симптомов?
Джефф уныло кивнул:
Да, появились. Как раз думал вам позвонить. Его рвать начало.
Мои ногти болезненно впились в ладони.
Еще и это! Все указывает на какое-то внутреннее расстройство, а отыскать ничего не удается! Я нагнулся и погладил Альфреда. На него просто больно смотреть. Помните, какой блестящей была у него шерсть? А теперь!
Верно, ответил Джефф. Совсем перестал следить за собой. Даже не умывается. Словно ему не до этого. А прежде умывался без конца: вылизывает себя, вылизывает, ну просто часами.
Я уставился на него. У меня в мозгу загорелась какая-то искра. «Вылизывает себя, вылизывает» Я задумался.
Да-а Пожалуй, я не встречал кота, который умывался бы так усердно, как Альфред Искра вспыхнула пламенем, я даже подскочил на стуле.
Мистер Хатфилд! вырвалось у меня. Я хочу сделать диагностическую лапаротомию.
Что-что?
По-моему, он нализал себе волосяной шар, и я хочу сделать проверочную операцию.
Живот ему разрезать?
Совершенно верно.
Джефф прикрыл глаза ладонями и опустил голову. Он оставался в этой позе долгое время, а потом устремил на меня измученный взгляд.
Право уж, не знаю. Я ни о чем таком даже не думал.
Необходимо принять меры! Иначе кот погибнет.
Джефф нагнулся и погладил Альфреда по голове. Один раз, другой, третий А потом пробормотал хрипло, не поднимая глаз:
Ну ладно. А когда?
Завтра утром.
Когда на другой день в операционной мы с Зигфридом наклонились над усыпленным котом, мысли у меня в голове путались. Последние годы мы часто оперировали мелких животных, но мне всегда было ясно, чего следует ожидать. Теперь же у меня возникло ощущение, что я вторгаюсь в неведомое.
Я сделал надрез, рассек брюшные мышцы, брюшину и, когда прошел диафрагму, нащупал в желудке тестообразную массу. Я рассек стенку желудка, и сердце у меня взыграло. Вот он! Большой комок спутанных волосков, причина всех бед. Нечто, не запечатлевающееся на рентгеновских снимках.
Зигфрид усмехнулся:
Ну вот мы и убедились.
Да, ответил я, испытывая невыразимое облегчение. Вот мы и убедились.
Но это оказалось еще не все. Очистив и зашив желудок, я обнаружил комки поменьше, в нескольких местах закупорившие кишки. Их все необходимо было удалить, а значитналожить на кишки несколько швов. Мне это очень не понравилось: дополнительная травма и шок. Но в конце концов операция завершилась, и виден был лишь аккуратный шов на животе.
Когда я отнес Альфреда к нему домой, Джефф долго не решался на него взглянуть. Наконец он робко покосился на кота, еще не проснувшегося после операции, и прошептал:
Он выживет?
Скорее всего, ответил я. Операцию он перенес тяжелую, и, чтобы оправиться после нее, ему потребуется время. Но он молод, силен, и оснований тревожиться нет никаких.
Я увидел, что не убедил Джеффа. Это подтверждалось, когда я приходил делать Альфреду инъекции пенициллина. Джефф не сомневался, что Альфред непременно погибнет.
Миссис Хатфилд смотрела на вещи с большим оптимизмом, но беспокоилась из-за мужа.
Он последнюю надежду потерял, сказала она. И потому только, что Альфред весь день не встает с постели. Я ему твержу, что кот не может вот так сразу вскочить и запрыгать, но он и слушать не хочет. Она посмотрела на меня с тревогой. И знаете, мистер Хэрриот, он совсем измучился. Его просто узнать нельзя. Я даже боюсь, что он таким и останется.
Я подошел к занавешенной двери и заглянул в лавку. Джефф стоял за прилавком мрачный, двигаясь точно автомат. Он отвешивал конфеты без единой улыбки, а если и говорил что-то, то с безжизненной монотонностью. В ошеломлении я обнаружил, что его голос совсем утратил былой звучный тембр. Миссис Хатфилд была права: его нельзя было узнать. А что, если он действительно не станет прежним, что будет с торговлей? До сих пор его покупательницы хранили ему верность, но меня томило предчувствие, что продлится это недолго.
Прошла неделя, прежде чем появились перемены к лучшему. Я вошел в гостиную, но Альфреда там не оказалось.
Миссис Хатфилд вскочила с кресла.
Ему много лучше, мистер Хэрриот, радостно сказала она. Ест вовсю и запросился в лавку. Он сейчас там с Джеффом.
И я вновь посмотрел в щелку между портьерами. Альфред сидел на обычном месте. Тощий до ужаса. Но сидел он прямо. Однако его хозяин выглядел все так же скверно. Я отвернулся от двери.
Что же, миссис Хатфилд, больше мне приходить не нужно. Ваш кот выздоравливает и скоро будет совсем таким, как раньше.
Да, в отношении Альфреда я испытывал полную уверенность, но не в отношении Джеффа.
Затем, как повторялось ежегодно, меня совсем поглотила кутерьма весеннего окота со всеми его прелестями. Ни о чем другом думать времени у меня не было. Прошло, наверное, недели три, прежде чем я снова заглянул в кондитерскую лавку купить шоколад для Хелен. Теснота внутри была страшная, и пока я пробирался к прилавку, на меня нахлынули прежние страхи. Я боязливо посмотрел на человека и кота.
Альфред, вновь массивный и полный достоинства, восседал в дальнем конце прилавка как монарх, а Джефф опирался ладонями о прилавок, наклонялся вперед и заглядывал в лицо покупательнице.
Насколько я вас понял, миссис Херд, вам требуется какой-то сорт мягких конфет. Звучный бас заполнил лавочку. Не рахат ли лукум имеете вы в виду?
Нет, мистер Хатфилд, совсем не то.
Джефф опустил голову на грудь и с предельной сосредоточенностью уставился в сверкающий прилавок. Потом поднял лицо и приблизил его к лицу дамы.
Возможно, пастила?
Нет не то.
Трюфели? Помадка? Мятный крем?
Да нет. И непохоже даже.
Джефф выпрямился. Да, задачка оказалась не из легких. Он скрестил руки на груди, уставился в пространство и сделал могучий вдох, который я так хорошо помнил. Тут я понял, что он стал прежним. Широкие плечи расправлены, на полных щеках играет румянец.
Его размышления ни к чему не привели. Он выставил подбородок и откинул голову, ища вдохновения на потолке. Альфред, заметил я, тоже посмотрел на потолок.
Джефф застыл в этой позе, и в лавочке воцарилась напряженная тишина. Затем медленная улыбка озарила благородные черты. Он поднял палец.
Сударыня, сказал он, думается, я понял. Беловатые, сказали вы а иногда розоватые. Очень мягкие. Могу ли я предложить вам суфле из алтея?
Миссис Херд хлопнула ладонью по прилавку.
Вот-вот, мистер Хатфилд! Ну забыла название, хоть убейте.
Ха-ха! Так я и предполагал, пробасил хозяин лавочки, и его голос органными звуками отразился от потолка.
Джефф засмеялся, дамы засмеялись, и, готов поклясться, засмеялся Альфред.
Прежнее вернулось. Все, находившиеся в лавке, были счастливыДжефф, Альфред, дамы и, отнюдь не меньше остальных, Джеймс Хэрриот.