Что я не понимаю? Что Марита переиграла тебя, обошла на всех сразу поворотах? Что я не понимаю, кого он постоянно выводит в свет, пока ты сидишь тут с Герцогом, притворяясь, будто бы всем довольна? Чего я не понимаю?
Это типичное окончание всех моих отношений, бабушка! Прекрати! Если мой любовник предпочел Мариту, это моя вина. Не твоя и не Мартина.
Она права, фата. Если Себастьян потерял к Виви интерес, Мартин все равно бы ничего не мог сделать. Он был не то, чтобы эксперт в подобных вещах, вмешалась Мария. Ты сама говорила. Что если бы могла все вернуть, ты думала бы лишь о любви, а не об интригах.
Я была разбита, проворчала Лизель. Совсем не думала, что несла. Мартин был священником, даже речи не было оставаться вместе. Если бы я и осталась в Италии, посвятив всю себя ему, он бы давно заскучал и остался с одной из своих любовниц, с которыми сходился в надежде забыть меня.
В этой семье, хоть кто-нибудь хранит целибат? ворчливо поинтересовалась Мария и это сработало.
Элизабет рассмеялась.
Да, Виви.
Я закусила губу, вспомнив как Рене барабанил в дверь, крича: «Папа! Папочка!» и чуть слышно всхлипнула. С тех пор Себастьян даже в глаза мне смотреть не мог.
Наверху раздавался шепот и тихий шелест шагов. Рихарда на время поминок привезли к нам и обе няни, сидевшие наверху, не знали, чем им заняться. А потому прогуливались по Галерее, рассматривая портреты предков, где мой висел между молодым Маркусом и молодой Джесс.
Поди, позаботься о том, чтоб их накормили и вели горничным, чтобы поторопились с комнатами для Маргарет и Рене, велела Лизель. Он попросился немного пожить у нас Мария, ты не проводишь меня в гостиную? Мне нужно побыть одной.
Не останешься ты одна, еще чего?! Мария встала и подставив руку, тяжело пошагала к лестнице, поддерживая хозяйку. Ты теперь уже втрое старше, моя хорошая, но горе ведь и есть горе. Я тебя уже всякой видела, так что стесняться нечего. Хочешь, давай поплачь и я с тобой тоже тогда поплачу
Мартин не хотел бы, чтобы я плакала, каким-то упрямым тоном, произнесла Лизель.
Тогда не хрен было так помирать, говорила Мария и ее мягкий румынский акцент превращал слова в воркование. Если бы он не хотел, чтоб ты плакала, он бы просто-напросто заботился о своем здоровье, чтоб тебя пережить.
Я встала и бросила бумажные носовые платки в камин.
Роман Лизель был уже рассказан. В последний раз
До конца
Две недели спустя Лизель вышла из спальни, одетая и накрашенная, как всегда.
Я как раз была наверху, проверить ребенка и дать указания няням. По большей части мои указания сводились к тому, что они должны дать знать, если что-то понадобится и указать на кнопку звонка. А также напомнить, что в этом доме огромная, глухая как пень собака, которая любит ходить по лестницам. Если это случится, им следует либо самим обойти его, либо позвать кого-то из домочадцев.
И тем не менее, я была наверху и нос к носу, столкнулась с выходящей Лизель.
Нам нужно поговорить, сказала она и я обратила внимание на странность траура. Лизель была в черном платье и красном поясе, в тон красным туфлям.
Она взяла меня под руку, словно она не сидела все это время в комнате, а уезжала из города по своим делам. И повела в маленькую столовую, служившую ей приемной и кабинетом. В столовой уже ждали нотариус и Себастьян.
Завещание кардинала касается нас троих, сказала Лизель спокойно, словно речь шла о каком-то другом, незнакомом ей кардинале. Себастьяна, Рихарда и меня. Но так как ты мать Рихарда, мы с графом считаем, что ты имеешь право присутствовать.
Я осторожно присела на стул. Сердце дрыгалось, взволнованное, а Себастьян едва удостоил меня улыбкой, когда помогал нам сесть. Чтение было короткое и почти пустое. Большинство племянников уже получили свое при жизни Мартина, остатки он завещал в трех равных частях, назначив Лизель распорядителем той, что предназначалась ребенку.
Когда слушание закончилось и Лизель вышла проводить адвоката, я тоже поднялась.
Постой! попросил Себастьян. Не уходи, пожалуйста!
Он как-то сдал после похорон, осунулся. Сильно похудел. Я и не думала, что он так привязан к дяде. И чувство вины нахлынуло, залив до бровей. Присев у стула, я обняла Себастьяна за ноги и расплакалась, спрятав лицо в руках.
Ты не злишься на меня больше? За то, что заставила тебя быть со мной в тот последний вечер?
Не говори глупостей. Никто не знал, что этот вечер последний
Он заставил меня подняться, обнял, прижал к себе.
Я так соскучился по тебе, детка. Я так соскучился
Я разрыдалась еще сильнее. Облегчение накатывало волнами.
Я думала, ты никогда уже ко мне не вернешься! Думала, ты останешься с ней
С кемс ней?
Ответить я так и не сумела.
Себастьян встал и обнял меня за плечи. Какое-то время мы стояли не шевелясь, но из коридора послышались шаги, и он отпустил меня.
Как вы тут? спросил Себастьян, достав платок. С Рихардом все в порядке?
За окном, на фоне свинцовых небес кружили крупные рыхлые снежинки.
Мы тут нормально. Подружились с Рене Ты хочешь повидать Риччи? Он пока не спит.
Себастьян улыбнулся глазами и покачал головой.
Он вряд ли способен отличить меня от колонны, а сам я не в настроении Слушай, две недели уже прошло?
Прошло, но Давай уедем в отель. Здесь и сейчас, как-то неприлично, а в замке Мне не хочется видеть Мариту.
Давай. Я только позвоню Филу и спрошу номер, чтоб не стоять сто лет на ресепшне.
Я облегченно вздохнула. Боялась, что потеряв дядюшку на попытке вернуться ко мне в постель, Себастьян и интерес ко мне потеряет.
Я только переоденусь.
Он улыбнулся и кончиками пальцев провел по моей щеке. Я улыбнулась в ответ, готовая вприпрыжку бежать по лестнице, но Себастьян удержал меня.
Только один вопрос: когда ты вернешься? Знаю, ты поругалась с Маритой, но она уже все давно списала на обстановку. В общем, Ви! Сегодня мы поедем в гостиницу, как ты хочешь, но у меня тоже есть предпочтения Пожалуйста, возвращайся домой! Сил нет засыпать и просыпаться без тебя под рукой.
Нужно спросить Лизель. Сама я понятия не имею, что делать с ребенком. За нянями наблюдает Мария, а я
За нянями могла бы проследить Марита. Она в этом разбирается намного лучше Лизель.
Марита все еще согласна, что я вернусь?
Ты слышала суммы, которые называл герр Пратт? Мне наплевать, на что она там согласна. Если не согласна, пусть съедет.
Да, но Она все-таки, графиня. И это Маритатвоя настоящая жена.
Себастьян вздохнул и взял мое лицо в свои руки.
Тыковка, это прозвище он придумал, когда я была беременна и не хотел от него отказываться сейчас, я иногда встречаюсь с одним арабом, который покупает коней для своего принца. Мы познакомились, сцепившись из-за коня, но оба проиграли аукцион и с тоски решили напиться.
Арабы пьют?
Спросила дочь католического священника, улыбнулся он. Да, пьют. Но разговор наш среди прочего был о женах. И я спросил его, как так получается, что женщина принимает других жен мужа. Мне чертовски хотелось знать механизм. И он сказал мне: «Мой благородный друг!..» Он не из наших мест, почти что меня не знает «по большей части женщины не менее горды и честолюбивы, чем мы с тобой. Но если муж умеет придать своей первой жене статус главной и мудрой правительницы, она с удовольствием станет привечать остальных и относиться к ним, как к дочерям или сестрам!» он наклонился и ухватив меня за руку, поднес ее к своим улыбающимся губам. Что нужно Марите? Только титул и дом. Да еще повод устраивать там банкеты. Пока моя задница сидит на них рядом с ней, ей наплевать, где она ночует.
Ей не плевать! Никому не может быть наплевать, где и с кем находится ее муж.
Смотря как это подать, коротко сказал Себастьян и встал, чтобы что-то вынуть из кармана. Щелкнула крышка маленькой бархатной коробочки; белыми искрами сверкнуло кольцо. Смотри-ка, что она помогла мне выбрать. Прозрачный, как лед.
Я задохнулась: это был чистый бриллиант! В стакан с водой бросишь и не увидишь.
Традиция: бриллиант за сына.
Я думала, это действует только на законных детей.