На мои слова, что интернет - это большая помойка, Валентина Владимировна хмыкнула и сказала, что свинья везде грязь найдет, а человек разумный только умнее станет.
Сейчас от старушки осталась лишь бледная тень себя прошлой.
Я помогу.
Да я сама
Вы же сами сказали, что у меня сегодня праздник. А разве можно спорить с человеком, у которого праздник?
Она как-то странно на меня смотрит, прикусывает губу, а потом вздыхает и сдается.
Спасибо тебе. Да там и вещей немного. Чего мне, старой, надо.
И мы идем к подъезду, на второй этаж, к ничем не примечательной двери, обитой видавшего вида дерматином.
Валентина Владимировна берется за ручку - и дверь в квартиру открывается.
Проходи, только не разувайся, - отодвигается чуть в сторону.
В квартире светло и тихо. Когда-то я тут уже был, лет десять назад, может, больше. Заходили с мамой уже и не помню зачем. Но в памяти, точно изображение на старом телевизоре, проступают очертания той, старой обстановки. Ничего не изменилось. В квартире по-прежнему чисто, обувь аккуратно стоит возле небольшой тумбочки, на боковой стенке которой висит ложка.
Так и есть - та же тумбочка, тот же одежный шкаф, тот же линолеум под ногами, только все выцветшее и истертое, побитое временем. Такое ощущение, что квартира со всей обстановкой состарилась вместе со своей хозяйкой.
Чуть дальше по коридору стоят старые кожаные чемоданы. Судя по всему, именно их и придется выносить. Три чемодана - совсем немного, даже если под завязку забиты одеждой. Но старушке действительно было бы тяжело с ними справиться.
Вы что, уезжаете?
Уезжаю, Стасик, - снова вздыхает Валентина Владимировна и снова закусывает губу.
И мне кажется, что она очень нервничает.
В гости к своим?
У Валентины Владимировны есть дочь, но та с семьей живет где-то не югах. Понятия не имею, ездила ли к ней Валентина Владимировна раньше, но дочь точно сюда приезжала. И даже с парой внуков. Давно это было, правда. Но так и я не настолько в курсе, чтобы точно это знать.
В гости, - несколько раз мелко кивает старушка.
Прохожу по коридору и уже было наклоняюсь к чемоданам, чтобы взять в руки сразу парочку, когда взгляд сам собой падает в комнату за открытой дверью: голые стены, спрятанная под белые отрезы ткани мебель, до сих пор плотно занавешенные окна. И если мебель с окнами меня не особенно удивляют, мало ли какие у Валентины Владимировны причуды, то отсутствие на стенах фотографий заставляет задержаться и даже податься в комнату. Лишь через несколько секунд осознаю, что поступаю неправильно и, по сути, вторгаюсь в чужую личную жизнь, куда меня не звали.
Отступаю и вижу старушку, сидящую на маленьком стуле для обувания. Она не плачет, но выражение лица такое, будто ей очень больно. В широко распахнутых, подернутых мутью глазах ворочается что-то тяжелое и неповоротливое, гнетущее. Сухие руки на коленях подрагивают.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять - она уезжает навсегда. И если я сейчас раскрою чемоданы, то в одном из них наверняка найду стопку фотографий. Тех самых, что когда-то висели на стене, которая все еще хранит светлые прямоугольные пятна.
Поначалу мне кажется, что это реакция на мое любопытство, но - нет, вряд ли, старушка даже не смотрит на меня.
Глава тринадцатая
Я не умею говорить с людьми. Тем более не умею их утешать или поддерживать. Можно наговорить целую тысячу пустых слов - и они ничего не будут значить, никак не затронут человека. А можно обойтись всего несколькими - и они обязательно найдут дорогу в чужую душу. Я из тех, кто не может найти даже несколько пустых, кто в принципе неуютно себя чувствует рядом с теми, у кого какие-то проблемы.
Но сейчас просто взять чемоданы и выйти - выше моих сил. Что-то здесь не так. Не уверен, что хочу и, главное, смогу разобраться в происходящем, но как тут сделаешь вид, что ничего не замечаешь?
Только теперь обращаю внимание, что в руках у Валентины Владимировны что-то есть. Маленькое светлое пятнышко. Фотография?
Теребит ее, перебирает в узловатых пальцах, сама, кажется, не замечая этого.
Можно? - поддавшись импульсу, шагаю к ней.
Она вздрагивает, явно вырванная из собственных мыслей,
А? - фотография падает из ее пальцев, залетает под одежный шкаф. - Совсем безрукая стала, - сокрушается Валентина Владимировна и пытается встать на колени, чтобы достать пропажу, но я успеваю ее остановить.
Я достану!
С моей комплекцией, конечно, корячиться в небольшой прихожей - тот еще изврат. Но, в любом случае, мне это сделать куда проще, чем ей, с больными суставами. Подсвечивая себе фонариком от телефона, заглядываю под шкаф. Ага, ничего сложного - просунуть руку хрен там было. Жрать надо меньше! Оборачиваюсь и осматриваюсь в поисках чего-то длинного и тонкого. Ложка для обуви - самое то. Через несколько секунд фотография у меня в руке.
Стряхиваю с нее пыль, успеваю мельком рассмотреть и протягиваю старушке.
Спасибо тебе! - Тут же прижимает ее к груди.
И вот теперь оказывается не в силах сдержать слезы.
Успеваю подхватить ее за плечи, поддержать, так как ноги у Валентины Владимировны подкашиваются - и она медленно оседает на стул.
Слезы текут ручьями, падают на пол.
Все это какая-то долбанная фантасмагория. Не разуваясь, иду на кухню. Тут, ожидаемо, тоже пусто. Даже потихоньку в холодильник заглядываю - голые полки. Но в ящике над раковиной пара старых чашек все же есть. Беру одну, наливаю в нее из-под крана холодную воду, иду обратно в прихожую.
Валентина Владимировна безропотно принимает чашку, делает большой глоток. Сидит какое-то время молча, потом поднимает на меня голову.
Совсем головой плохая стала, - несмело улыбается. - Ты уж не держи на старуху зла. Сейчас, минутку посижу и пойдем.
У вас что-то случилось? - все же задаю не дающий мне покоя вопрос. Скажет, что все нормально - не буду лезть дальше. В конце концов, я вообще не тот человек, который располагает к откровенным беседам.
Поначалу мне кажется, что ответа я так и не дождусь, даже снова поворачиваюсь к чемоданам. Ну и ладно, я здесь только в качестве грузчика.
Они ехали в автобусе, - вдруг слышу за спиной - и резко оборачиваюсь.
Валентина Владимировна снова смотрит на небольшую фотографию. На ней молодая улыбчивая женщин с парой девчонок. Одной лет пять, другая совсем маленькая, вряд ли больше года. Запечатлены на фоне каких-то старинных развалин. Возможно, это Греция. Все трое выглядят очень счастливыми.
Водитель не справился с управлением - и автобус упал в пропасть, - продолжает Валентина Владимировна. Постепенно ее голос успокаивается, слезу хоть и капают, но не так сильно, как несколько минут назад. - Почти никто не выжил. Эту фотографию Леночка сделала накануне поездки и прислала мне ее на телефон. Я потом ходила, искала, где ее распечатать. - Старушка поднимает на меня раскрасневшиеся глаза. - Не знаю, почему Бог не забрал меня в тот же день, когда мне позвонили и сказали - она запинается, снова делает глоток воды, - сказали, что их больше нет. Я просила забрать меня. Молилась.
Не спрашиваю, когда произошла трагедия. Скорее всего, как раз полгода назад, когда Валентина Владимировна превратилась в призрака себя самой.
Вы никому не говорили?
Ее губы едва заметно дрожат, складываясь в грустную улыбку.
А зачем? У всех свои проблемы, свои заботы. Ты прости, я и тебе не должна была говорить. Ты молодой, у тебя своя жизнь. И интересоваться проблемами какой-то старухи - дело совсем никчемное.
Иногда человеку надо выговориться. Не важно, старый он или молодой.
Возможно, ты прав, - Валентина Владимировна пожимает плечами.Сейчас это уже неважно.
Куда вы теперь?
К младшей сестре, в деревню. Она давно звала меня к себе, да я все не решалась, не хотелось создавать ей лишних проблем. А два месяца назад у нее муж умер - тоже совсем одна осталась. Я и подумала, что вдвоем коротать век - оно сподручнее.
В деревне, наверное, тяжело, - предполагаю я. Тем более двум пожилым женщинам. Уж молодежь - и та старается из периферии в крупные города уехать. Понятное дело, что там больше возможностей, но и жизнь легче, удобнее. А тут две одинокие женщины с кучей болячек.
Работа - это не страшно, - теперь уже по-настоящему улыбается старушка. - Заботы - не страшно. Страшно быть одной. Я так решила - если Господь не забрал меня сразу, когда я просила, значит, у меня здесь еще остались дела. За могилками ходить хотя бы. Но жить одной в четырех стенах - так и с ума можно сойти.