Но вы ведь сами не так давно приехали сюда,с улыбкой заметил Монпансье, любуясь её точёным профилем, когда она повернула головку, чтобы ещё раз взглянуть на эту барышню, пребывавшую сейчас в центре внимания.
Ядругое дело. Не знаю, мне кажется, даже тогда я не производила такого впечатления, как эта девушка.
Соглашусь. Она, на мой взгляд, достаточно бесцветна. Вы же, только явившись, уже начали блистать, как драгоценный алмаз,он произносил это не столь слащаво, как обычно льстят придворные.
И в глазах его горело искреннее восхищение. Мари даже стало приятно.
Герцог, вы растратите на меня все любезности!шутливо сказала она.Право же, я этого не стою.
Не говорите так! Вы стоите гораздо большего. Кроме шуток, Мари, вы удивительная женщина! В вас есть и красота, и ум. Вы не как все эти провинциальные девицы, которые не могут и двух слов связать, краснеют и пустословят. Поверьте мне, таких как вы очень мало. И я уверен, что ваше будущее блистательно.
Я безмерно благодарна вам за ваши слова,искренне улыбнулась Мария-Екатерина.
Что ж, идите, веселитесь. Полно стоять в стороне,так же открыто улыбаясь, промолвил Людовик и почтительно поцеловал ей руку.
Когда она отошла на какое-то расстояние, он, смотря ей вслед, совсем тихо произнёс:"Ах, был бы я моложе!"
Приём длился уже второй час. Придворные, как обычно, разошлись кто куда. Одни играли в карты, другие образовали кружки возле того или иного поэта, третьи слушали музыкантов, четвёртые активно беседовали, а кто-то просто шатался по залу.
Марго относилась к последним, что было ей очень несвойственно. Обычно принцесса находилась в центре внимания, но сегодня она была рассеяна и со всеми людьми, которые к ней подходили, перекидывалась лишь парой слов.
Причина была в том, что Генриха сегодня не было. Он не смог прийти из-за каких-то дел. А думать о чём-либо, кроме возлюбленного и их побега, Валуа не могла. Таким образом она ходила без дела, погруженная в свои мысли. Единственное, что отвлекло еёэто картина, которую она заметила в одной из ниш.
Новая фрейлина Екатерины, кажется, её звали Мария Клевская, мило беседовала с братом Маргариты Генрике. Она наивно хлопала глазами и слушала его, краснея и хихикая. Анжу же, с обольстительной улыбкой, так знакомой принцессе, что-то ей рассказывал. Его рука медленно ложилась ей на талию, а провинциальная девица была вовсе не против, но делала вид, что ничего не замечает.
"О Боже..."промелькнуло в сознании принцессы.
Ей было известно пристрастие брата к только приехавшим ко двору барышням, ещё неопытным и неиспорченным. Но как же Мари?
Конечно, Маргарита давно уже догадывалась о том, что она значит для Генрике. Точнее, чего не значит. Для девушки очевидно было, что он просто использовал сестру её любимого. Но, видя её искренние чувства, она хотела верить в лучшее. Маргарите вообще было свойственно искать в людях хорошее. И вот, сейчас она понимала, что ошиблась. Сначала ей подумалось, что неплохо было бы рассказать Мари. Но, с другой стороны, это уже ничего не изменит, только принесёт ей боль. Может, пускай уж лучше она сама узнает? Решение оставить всё это было самым мудрым из возможных, принцесса ему и последовала.
Оставив парочку беседовать дальше, она направилась в другой конец зала, где заметила Франсуа. Может, хоть брат поможет ей отвлечься от неприятных мыслей и занять время?
Слёзы без остановки лились из прекрасных глаз Марии-Екатерины. Она ведь знала, что так будет! С самого начала знала... И всё равно совершила глупость, а теперь вынуждена расплачиваться собственным сердцем. Почему она не послушала брата, который пытался предостеречь её от ошибки?
Только неделю назад на приёме в салоне Екатерины она ощутила что-то неладное, и её напрягло появление при дворе новой фрейлины королевы-матери, а сейчас она застала эту провинциалку со своим возлюбленным.
Мари встряхнула головой, пытаясь отогнать из воспоминаний эту ужасную картину, которая всё ещё стояла у неё перед глазами, но ничего не вышло. Она снова упала лицом на кровать и разрыдалась.
Кто бы сомневался, что однажды она ему надоест! Но почему так скоро? Почему её счастье не продлилось чуть дольше? Мадемуазель де Гиз всё бы за это отдала. Но вместо этого получила лишь его безразличный взгляд, в котором не было даже сожаления.
Как это было больно и унизительно! На её слёзы, которых она не смогла сдержать и сейчас жалела об этом, и вопрос:"За что?!" Генрике лишь сказал:"Прости. Я не хотел причинять тебе боль. Но тебе лучше забыть обо мне. Наши отношения исчерпали себя".
Какое же глупое оправдание! Такое сухое и безжалостное.
"Я понимаю твои ко мне чувства, но я тебя не люблю",удар, как пощёчина. И вновь этот ничего не выражающий взгляд.
Анжу просто попользовался ей и выкинул, как надоевшую игрушку.
"Я виноват перед тобой, поэтому проси всё, что захочешь. Я дам тебе всё",но ей не нужно ничего, кроме него!
И нельзя сказать, что он последний негодяй. Так поступают все. Мужчины из высших слоёв общества, особенно, из королевской семьи, нередко меняют любовниц, как перчатки, да и обходятся с ними зачастую грубее. И всё нормально. Да и не надо далеко ходить за примером! Её брат до встречи с Марго был даже хуже. Он этим несчастным обесчещенным не предлагал ничего. Хорошо, если не смеялся. Так что с мужской жестокостью Мари была знакома давно. Но было очень больно.
И как перестать любить его? Как возненавидеть, вырвать сердце из груди? Мария-Екатерина унижалась столько времени, была ему развлечением и верной поддержкой, отдавалась ему полностью. Её тело, сердце, разумвсё принадлежало ему. Но снова преклоняться она никогда не будет! Это выше её достоинства...
Новый приступ тошноты скрутил её. Опять! Подобное повторялось каждое утро. Ещё она не могла есть, в горло ни крошки не лезло. Мари знала, что так истощать себя нельзя, но ничего не могла с этим поделать. Сейчас она подумала о том, что неплохо бы обратиться к доктору. Вдруг что-то серьёзное? А может, она переволновалась?
Успокоив истерику, она начала собираться, решив не откладывать.
Через пол часа, девушка уже стояла возле дверей невысокого кирпичного дома в котором жил их семейный врач. Она решила даже не тратить время на то, чтобы вызвать его к себе, а прийти самой.
И каково же было её удивление, когда после осмотра доктор в замешательстве промолвил следующую фразу:"Я не хочу вас пугать, но, мадемуазель, должен вам сообщить, что вы... Вы беременнны".
Услышав это, Мари лишилась чувств.
Генрих с самого утра ни разу не передохнул, так как дел у него было невпроворот. Оставить указания на время его отсутствия, которое могло продлиться сколько угодно, решить срочные вопросы по поводу армии, политики и прочего, выяснить настроения касательно замужества Марго, провести последние приготовления перед отъездом. Всё это порядком его вымотало, и, часам к пяти, когда наконец-то появилось свободное время, Гиз из своего кабинета переместился в спальню и без сил упал на кровать.
Но не прошло и десяти минут, как слуга доложил о посетителях.
Генрих сел на кровати, нахмурился и раздражённо крикнул:"Ну кто там ещё?!"
Сейчас ему совершенно не хотелось никого видеть. Но стук повторился. Возмущаясь такой настойчивости, герцог всё же спустился вниз.
В холле оказалась его заплаканная сестра, увидев которую, он даже испугался.
Мари! Что с тобой?!
Господи, Генрих, мне так плохо!прошептала она и разрыдалась с новой силой.
В последнее время, в покоях Гиза слишком часто стали появляться рыдающие женщины.
Взяв девушку за плечи, он провёл её в гостиную, усадил в кресло и подал воды.
Какое-то время в помещении стояла тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями. Лотарингец терпеливо ждал. Вид у его сестры был, откровенно говоря, совсем плох: опухшее от слёз лицо, абсолютно растрепавшаяся причёска из запутанных и слипшихся светлых кудрей, помятое платье, дрожащие руки. Всё это заставляло беспокоиться.
Наконец, перестав рыдать, охрипшим дрожащим голосом Мария-Екатерина проговорила:
Я должна кое-что тебе рассказать.
Конечно. Я тебя слушаю.
Он присел на корточки подле её кресла и взял её руки в свои, смотря ей в лицо с беспокойством, любовью и заботой. Сейчас она была такой несчастной и потерянной.