Откуда-то из глубин Лувра доносилась высокая протяжно-печальная мелодия флейты. Должно быть, в одном из салонов собрались, чтобы помузицировать. Ноты сливались со звуками ударяющихся об окна измотанных капель дождя, который непрерывно шёл за окном уже вторые сутки. Освещение, идущее от свинцово-серых небес, едва ли позволяло видеть. Всё казалось замершим полусном, в котором существовали лишь разбивающиеся о мостовую капли и непрерывная в своей меланхолии песнь флейты.
Марго смотрела в окно, и в стекле отражался стоящий позади неё Генрих. Она пыталась поймать его взгляд в этом отражении, но ей никак не удавалось.
Опять,горестно вздохнула она.
Что поделаешь,пожал плечами он,я подданный французской короны и обязан защищать своё государство.
Ты так говоришь, будто у тебя не было выбора,прошептала Маргарита, упорно вглядываясь в переплетения парижских улочек, через завесу дождя видневшихся из её окна, делая вид, что очень поглащена этим занятием.
Но я не могу оставаться в стороне!
Гиз подошёл к ней вплотную, мягко опуская руку ей на плечо, но она её скинула.
Не хочешьтак будет звучать точнее. Тебе не хватило политики и войны за последние несколько лет. Теперь ты идёшь сражаться против моего брата и мужа.
Во-первых, в Германии их нет, а, во-вторых, чего ты ждала? Думала, что мы все заживём дружно и счастливо, раз все оказались близки тебе? В конце концов, твои претензии раз за разом всё нелепее, будто ты веришь в то, что сама так упорно проповедуешь, будто считаешь, что возможен мир без войны.
Он устал от её метаний, стремления к миру. Поначалу очаровывала её детская наивность, но теперь она обращалась в очередную драму, которую Маргарита уже начала перед ним разыгрывать.
Она всегда примеряла маски. То ей хотелось изобразить святое всепрощение, то обратиться к капризам. Генрих понимал это, ведь так типично подобное было для женщины. Но ему надоело каждый раз на коленях вымаливать у неё прощение.
То есть уже и я виновата?взвилась она, оборачиваясь к нему.
Хватит. Ты могла бы просто пожелать мне удачи! Что если меня убьют?
В глазах Марго начали собираться слёзы.
Гиз отвернулся, чтобы не видеть их. Сейчас у него слишком много забот, нет времени и сил терпеть её истерики.
Мне пора,вымолвил он, направляясь к двери.
Маргарита взглянула на него с удивлением. И это всё?
Ты больше ничего мне не скажешь?обвиняюще врезалось в его спину.
Он замер.
А что ты хочешь от меня услышать? Обещания, что я ни трону ни одного человека, а буду ходить по полю боя и проповедовать мир во всём мире? Пора уже вырасти, Марго.
Раньше он подобного бы не сказал. Она поджала губы. Пускай уходит на свою войну!
И не поцелуешь на прощание?
А что если с ним и впрямь что-нибудь случится? Маргарита резко дёрнулась с места, стремительно приблизилась к нему и, сжав его лицо в ладонях, прошептала:
Вернись, пожалуйста, живым.
Генрих слабо улыбнулся. По крайней мере, она сказала то, что ему нужно было от неё услышать.
Это единственное, что я могу тебе пообещать.
Он поцеловал её коротко, без страсти и нежности. Марго почувствовала в поцелуе лишь предверие долгого ожидания. Прощание вышло странным.
Когда он скрылся за дверью, она ощутила непривычную пустоту, сама не понимая, что испытывает: страх за него или обиду. И королева Наваррская не могла ответить на вопрос, почему так нелепо себя повела, вместо того чтобы подбодрить его и поддержать, засыпала претензиями и недовольством. И главное, было ли ей дело до несчастных умирающих протестантов? Сейчас она вдруг с ужасом осознала, что нет. Привыкнув к смерти, начинаешь воспринимать её, как нормальный порядок вещей. И где раньше были переживания и слёзы, остаётся лишь безразличие, которое пытаешься прикрывать ложной озабоченностью, а она воспринимается людьми иначе, чем истинная. Должно быть, Генрих почувствовал фальшь. Она злилась на него не потому что он идёт убивать людей, а потому что оставляет её одну. И вновь, глядя вперёд, она видела лишь многие месяцы печального ожидания, которые могут растянуться и на годы, а, быть может, ждать своего спокойного безмятежного счастья, которое всё больше и больше бледнело в своих призрачных очертаниях, ей придётся всю жизнь.
Марго плохо себя понимала. Внутри неё вот уже неделю клокотала обида, которую она не могла ничем заглушить. Только-только королевские и лотарингские войска выдвинулись в путь, едва успели пойти по двору новости, а Валуа уже устала ждать.
Именно поэтому, устав без дела шататься по дворцу, она направилась в большой зал, где днём собиралось множество придворных, беседуя, играя в карты, музицируя, читая стихи. По крайней мере, здесь можно было найти себе занятие.
Когда Маргарита вошла, её почтительно поприветствовали, а затем вновь вернулись к своему досугу. Она же вскоре присоединилась к группе, слушавшей новую поэму господина де Брантома.
Пришло наше ночное светило, ярчайшая звезда на французском небосклоне!воскликнул поэт, завидев её, прерывая своё декламирование.
Марго искренне улыбнулась.
Рада видеть вас, господин де Брантом. Вы, я вижу, написали что-то новое?
К покорному слуге искусства спустилась муза,развёл руками он.Знаете, она была очень похожа на вас. А мне, как её верному рабу, оставалось лишь изложить на бумагу всё, что она шептала. С тех пор, как бедолага де Ронсар впал в немилость**, я, должно быть, остался единственный при дворе служить поэзии!
Ах, негодник!рассмеялась королева Наваррская.Вы делаете вид, что вам жаль!
Брантом в ответ лишь рассмеялся.
Нет-нет, не стоит пытаться быть проницательной, Ваше Величество. Хорошеньким женщинам не следует много думать! Позвольте же мне остаться в образе одинокого оставленного товарищами по перу страдальца!
Позвольте вам заметить,раздался высокий, даже слишком, голос Франсуазы де Монсоро, одной из фрейлин королевы-матери, жены графа де Монсоро,что вы не одиноки. Например, господин де Бюсси тоже слагает сонеты. Как вы ответите на это?
Поэт нахмурился.
Значит, у меня появился соперник?
Вокруг них собиралось всё больше людей, которым было интересно слушать этот разговор.
Как знать!Маргарита заговорчески переглянулась с Франсуазой.
Позовите сюда вашего Бюсси! Мы ещё посмотрим, кто здесь чей соперник!провозгласил Брантом.
Толпа загудела.
В этот момент рядом возник внушительного вида молодой человек с красивыми чертами лица, лихо завитыми усами и в богатых одеждах. Это был Луи де Клермон, сеньор де Бюсси д'Амбуаз, знаменитый богач, дуэлянт, один из любимцев французского двора.
Меня кто-то звал?осведомился он.
А вот и вы, господин де Бюсси!обрадовалась Марго.Господин де Брантом был удручён, услышав, что у него появился соперник в стихосложении. Мы же подумали, что, прежде чем заявлять, нужно в этом убедиться.
Ваше Величество,Клермон изящно склонился к руке королевы Наваррской, почтительно целуя её,я не смею тягаться с господином де Брантомом, поскольку боюсь тем самым упасть в ваших глазах.
Скрываетесь за лестью?захихикала она.
Что вы!
Как бы то ни было,Маргарита вновь обратилась к Брантому,теперь вы можете быть спокойны. Сеньор де Бюсси сам заявил, что лавры принадлежат вам.
Какая лёгкая сдача крепости!воскликнул Дю Га, материализующийся здесь же.Если бы наши войска так же воевали с еретиками, любезный сеньор, мы бы давно уже были протестантской державой.
А мы вас как раз ждали, господин Дю Га!подметил Бюсси, за иронией скрывая раздражение.
О Бюсси говорили много, а ненавистников у него была масса. Он прославился, как отчаянный дуэлянт и не самых высоких моральных качеств человек. Поговаривали, что он убил нескольких кузенов, чтобы наследовать им. Так же распространились слухи и о том, что в Польше, куда он сопровождал будущего короля Франции, Клермон учинял величайшие беспорядки, включавшие грабежи и изнасилования. Одним словом, репутация у него была та ещё. Дю Га имел похожий авторитет, и говорили о нём примерно то же самое. Но, как ни странно, эти двое никогда не ладили, являясь даже врагами.
А я погляжу, здесь все уже в сборе. Надо же, господин де Бюсси, вы сегодня не в ударе. А вы, Ваше Величество!Дю Га с натянутой улыбкой повернулся к Маргарите.Не приходило ли вестей от вашего мужа?