Моя мать, тихо произнес он. Два года назад.
Мне очень жаль.
Мне тоже. Он глубоко вдохнул и выдохнул. Глупейший несчастный случай. Из-за неисправной кареты.
Гвен промолчала, только сочувственно кивнула. Граф смотрел на нее, и она точно знала, просто знала, что в этом они очень схожион тоже ценит молчаливое, искреннее участие.
Затем подумала, что у него красивые глаза. Серые, но не совсем. Край радужки был темно-темно-синим. Странно, как же она не заметила этого вчера вечером.
И тут он встал, откашлялся, и все очарование момента исчезло.
Помимо запястья, нарочито оживленно произнес лорд Чартерс, ничего больше не повредили? Идти можете?
Поскольку Гвен уже сидела, то, держась за его руку, осторожно встала и проверила, переступая, как каждая из ног держит ее вес.
Похоже, все отлично, сказала она. Ногу я не подвернула.
Но вы хромаете, заметил он.
Немного больно после падения. Но уверена, что все пройдет.
Могу ли я проводить вас до дома? вежливо осведомился граф.
Да, согласилась она. Буду очень признательна.
Прошлой ночью он казался ей весьма неприятным, но сейчас таковым уже не был, и Гвен решила, что легче начать с чистого листа, чем оглядываться назад. Она уже сделала несколько шагов, как вдруг вспомнила
О! Мой альбом! Гвен развернулась, чтобы осмотреть пространство позади себя. Альбом лежал у самой воды, но, к счастью, остался сухим.
Я подниму.
Лорд Чартерс осторожно выпустил ее руку и подобрал альбом.
Вы рисуете природу? спросил он, возвращаясь к Гвен.
Она вспомнила своих гигантских белок.
Э-э, в некотором роде.
В его улыбке сквозило любопытство.
И что это значит?
Ничего, ответила она, желая, чтобы он побыстрее отдал ей зарисовки.
Я могу взглянуть?
Лучше не стоит.
Всего лишь мельком.
Гвен представить не могла чего-то более унизительного:
Нет, милорд, я
Но вы же не изображаете обнаженную натуру? прервал ее Чартерс, в глазах его плясали чертики.
О нет! воскликнула она, чувствуя, как щеки быстро наливаются пунцом 379c78. О боже!
Он сделал вид, что собирается взглянуть на рисунки, скользнув указательным пальцем между страниц.
Ну пожалуйста, вкрадчиво произнес граф, и Гвен почти сдалась.
В ее животе разрасталось какое-то очень странное, незнакомое ощущениекак будто всё там закружилось. И сердце билось как-то не так. Оно не скакало и не ухало
Оно танцевало.
И пело.
Она сходит с ума, точно. Видимо, ударилась головой. Хотя ничего похожего Гвен не чувствовала, но, возможно, лишь оттого, что все внимание сосредоточила на запястье. Однако запястье уже так сильно не болелои разве теперь не должна она ощущать рану на голове?
Мисс Пэссмор? мягко позвал ее лорд Чартерс. Что-то случилось?
Гвен моргнула, потом бросила на него взгляд и тут же пожалела об этом: серые глаза смотрели на нее с такой добротой и участием, что сердце ее затанцевало и запело еще пуще.
Да, то есть, нет, заикалась она. Я имею в виду, все хорошо. Небольшое головокружение от того, что я встала на ноги.
Он не стал уточнять, что перед приступом головокружения она уже стояла не меньше минуты, и Гвен была ему за это благодарна. А потом, к ее большому изумлению, граф вытащил пальцы из альбома и решительно его захлопнул. Затем вытянул перед собой, словно намереваясь отдать ей, и сказал:
Буду счастлив нести его, если это облегчит вам путь.
И не станете в него заглядывать?
Вы же просили этого не делать, ответил он, серьезно поглядев на Гвен.
Та раскрыла рот от удивления.
Полагали, я вас ослушаюсь? криво усмехнулся граф.
«Правдивый ответ его оскорбит», с отчаянием подумала она.
Э-э-э, да, протянула Гвен, бросив на лорда Чартерса удрученный взгляд.
К ее облегчению, он всего лишь улыбнулся. После чего протянул ей свободную руку, чтобы она могла опереться, и повернул в направлении поместья Финчли. Они как раз шли по пологому откосу, когда он произнес:
Вы гораздо более общительны, чем показались мне вчера вечером.
Она ответила не сразу, а когда наконец заговорила, то не отрывала глаз от тропинки.
Не люблю большие скопления людей, тихо сообщила Гвен.
Пару мгновений Чартерс просто смотрел на нее, затем остановился и заставил ее сделать то же самое.
Должно быть, Сезон вы просто ненавидели.
О да, подтвердила она, слова сами вырвались из ее уст.
Какое облегчениевысказать это вслух. Она взглянула на графа и неожиданно прочла в его глазах поддержку.
Для таких, как я, это самое ужасное время. Весь Сезон я только и мечтала о том, как бы оказаться дома.
Никогда не предполагал услышать подобное от молодой леди.
А вы часто разговариваете с молодыми леди?
Граф моргнул.
Разумеется. Я
Не обращаетесь к ним, прервала его Гвен, а беседуете с ними.
Его брови поползли вверх, однако серые глаза по-прежнему улыбались.
Представляете меня, стоящим посреди комнаты и читающим нотации?
Нет, что вы. Но Ну, вы должны признать, что вряд ли кто-либо ведет серьезные беседы на светских вечерах. А где еще вы могли бы разговаривать с молодой леди?
Чартерс хотел что-то сказать, но Гвен его перебила:
Ваша сестра не в счет.
И тут же посчитала, что нанесла ему оскорбление. Он не отвечал, только задумчиво глядел на нее. Потом произнес:
А я-то полагал, вы застенчивы.
О да, согласилась она. Новот ведь удивительно! не с ним
С ним ее застенчивость улетучилась.
Подумать только!
Глава 5
По правде говоря, Алек не принадлежал к той породе людей, что вскакивают ни свет ни заря. Окна в его доме были наглухо затянуты тяжелыми, плотными шторами. И Алек, если утреннему свету не удавалось вторгнуться в спальню, мог благополучно проспать весь день напролет. Однако же стоило солнцу коснуться его лица, как он мигом просыпался, и о том, чтобы вновь заснуть, нечего было и думать.
Увидев отведенную ему комнату в Финчли, Алек сразу понял, что вставать придется с первыми лучами солнца. Широкие и высокие окна украшали шторы, которые, в лучшем случае, слегка задерживали яркий свет. И Алек, не выносивший недосыпания, счел за необходимость лечь пораньше. И вот, сидя на кровати в половине пятого утра, чувствовал себя на удивление бодрым.
А, как следует отметить, пробуждение в половине пятого утра и бодрое расположение духаобыкновенно вещи несовместимые.
Зная, что большинство знакомых не разделяют его странной неспособности спать при солнечном свете, Алек, выскальзывая на улицу, чтобы окунуться в озере, вовсе не удивился царившей в доме тишине. Однако удивиться ему все же пришлосьи даже очень, когда, резко вынырнув из воды после эффектного, подобно пушечному ядру, погружения, он услышал чей-то вскрик.
Кто бы мог представить, что мисс Пэссмор окажется столь ранней пташкой?
Или, в некотором смятении подумал он, что в утреннем свете ей каким-то образом удастся выглядеть еще более красивой. Разве сразу после сна женщинам не полагается иметь опухший и помятый вид? Его сестры до своего утреннего туалета и укладки волос представляли собой жалкое зрелище.
Все это сказано с величайшей любовью, поверьте.
Однако же мисс Пэссмор, даже со стиснутыми от боли зубами, могла соперничать с Моной Лизой. Какая несправедливость по отношению к прочим смертным!
Хотя, допустил Алек, в том, что мисс Пэссмор так убийственно красива, пожалуй, нет ее вины, да к тому же она поранилась. Поэтому он выбрался из озера и приложил все усилия, чтобы произвести впечатление истинного джентльмена. Алек осмотрел раны мисс Пэссмор, и она была очень мила. Точнее сказать, сердечна, даже с чувством юмора, который, как подозревал Алек, выказывала не часто.
Вам нравятся лошади, мисс Пэссмор? неожиданно спросил Алек. Если Хью положил на нее глаз, крайне желательно, черт побери, чтобы они ей нравились.
Она повернулась к нему, несколько удивленная внезапной сменой темы.
Я не питаю к ним неприязни.
Но вы их не любите.
Ну Мисс Пэссмор поморщилась, чуть-чуть, явно неуверенная, как лучше ответить. Полагаю, свою лошадь я люблю.