Подчёркнуто.
Дань, заткнись.
Я ж сказал: мне хреново. Херово вообще.
Я уже ничего не хочу, ни трахаться, ничего вообще. Ленку не хочу однозначно. Порнухуникакуюне хочу смотреть. Дрочить не могу. Спать не могу. И сорваться с крючка не могу.
Я, как игрушка заводная, как больной на голову, всё хожу и хожу на остановку, смотрю на того парня как дурак, и если его нет, он опаздывает, или вот пару раз не пришёлменя ломает. Я успокоиться не могу, думаю о нём. Словно он что-то важное для меня значит, а онничто, он просто ноль, просто случайный парень, может быть кем угодно.
Если б ты знал, как меня задолбало хотеть его видеть. Как меня задолбал я сам. Как меня задолбали эти мысли. Как меня задолбало писать тебе эту хрень.
Я пишуменя попускает. Ненадолго. Пару часов я могу поспать. А потом
Всё зачёркнуто крест-накрест.
Ладно, Дань. А теперь правду.
Я дрочу на него. Ложусь в кровать и представляю его рядом. Без одежды. Горячего, мускулистого. Он прижимается ко мне и уже не моя рука, это он дрочит мне. И сосёт тоже. Грязно. Яйца облизывает, берёт в рот. И звуки, и его руки, и его вес на мне.
Всё зачёркнуто, замалёвано яростно, так что бумага насквозь прорвалась.
Ещё раз.
Извини, Дань.
В реале я тебе такое никогда, никогда не скажу. Никому не скажу.
Я прихожу домой, когда ем, когда нет, включаю порно с одного из этих сайтов для голубых. Сажусь на диван, расстёгиваю штаны. И смотрю, как они друг друга жарят, и представляю себя с ним, со своим. И у меня стоит так, как на Ленку и других никогда не стояло. Я кончаю так, что у меня в голове звенит. И тогда я отрубаюсь и сплю несколько часов, и вот тогда мне хорошо.
А потом я просыпаюсь и ненавижу себя. НЕНАВИЖУ СЕБЯ.
Ну почему я не могу быть нормальным? Почему со мной случилась такая хрень?
Дань. Я уже жалею, что тебе не сказал. Ты бы побил меня, и всё это как-то кончилось.
Зачёркнуто.
Я должен справиться с этим сам.
Только я не могу.
Мне нужна помощь.
Раз единственный, кто знает, как мне херовоК.А., я пойду к нему.
Мне уже плевать.
Я не дам к себе прикоснуться. Я ему ничего не дам.
Но возьму всё, что он мне сможет дать.
Я ведь зря гоню на него, он умный, очень даже умный, степень у него, диссертация, положение. А ещё наглость размером со слона. Он же меня тогда уделал как детсадовца. И я знаю, как будет сложно. Он меня заживо съест.
И пусть ест. И пожёстче. Пусть рвёт зубами.
Если он меня отымеет словами, то вдруг будет так больно, что всё это прорвёт и уйдёт? Лопнет нарыв. Я стану прежним. Ну вдруг мне повезёт?
Ты сам-то веришь в то, что говоришь?
Подчёркнуто.
Верю, Дэн. А во что мне ещё верить?
Полстраницы вопросительных знаков, волнистых линий, спиралей, медуз и улиток.
Всё, Дань, не помогаешь ты мне вообще. Пошёл я дрочить.
Исписанные листки вырваны из тетради, разорваны на мельчайшие клочки и выброшены в мусорное ведро.
Глава 7
Привет, Даня.
Честно говоря, думал тебе больше никогда не писать. Ещё вчера думал, что никогда и ни за что даже тебе бумажному не стану описывать, что со мной происходит. А сегодня всё переиграл, вот такой я последовательный и чёткий в решениях парень.
Пока парень, ещё не девчонка, но по всему выходитвозможно всё.
Меня несёт, Дань. Несёт, как будто я за рулём, дорога скользкая, а я в жопу пьян. Куда руль вывернет, ни бог, ни чёрт не подскажут.
Почерк крупный, неровный, буквы прыгают, отступ от левого края растёт с каждой новой строкой.
Он пялился на меня всю пару. Раньшене знаю, такого за ним не замечал, а сегодня он достал меня взглядами. Острые, испытующие, провоцирующие. И каждый раз он так слова подбирал, что другие записывали лекцию, а у меня ручка валилась из рук. Он сволочь и пошляк, а его намёки можно смело расценивать как подкат. Только не поверит же никто. Да я сам себе не верю, но всё равно помню, как он на меня смотрел и что говорил. Эти его «подготовительный период», «прелюдия», «осознанное согласие на вмешательство», «не нужно форсировать, дождитесь ответной инициативы». Вроде ничего такогоесли б не его наглые глаза.
Я подошёл к нему после занятий. Меня тошнило. Но, знаешь, я б не отступил ни за что. Всё, меня всё это достало. Я решил: хватит.
Он остался сидеть, но не притворялся, что меня не замечает. Наоборот, следил за каждым движением, смотрел прямо в глаза, не моргал даже.
Я попросил его о помощи. Так и сказал: «Мне нужна ваша помощь». Он с насмешливой улыбкой спросил: «С грибами?», и я сразу показал, что меня не интересуют игры: «Нет, с хуями». У него ресницы дрогнули, он всего на мгновение опустил взгляд, и я вдруг осознал, что несу, что говорю своему, между прочим, будущему экзаменатору. Лицо покраснело сразу, я знаю. Щёки и шею жаром окатило, и горло пересохло. Мне стало трудно стоять (никогда б не поверил, если б сам не испытал), и я присел на край передней парты. Может, оно и выглядело нагло, но Константин Александрович отжёг мощнее меня: не скрываясь, уставился мне между ног, ширинку чуть не прожёг взглядом.
А мне было уже пофиг. Стыдно и жарко, и душно, и вообще я чувствовал себя таким лохом, но прикрывать хозяйство руками было б ещё тупей, и я ничего не стал делать. Как сидел, так и остался сидеть, даже ноги не сдвинул.
Он опять уставился мне в лицо, и я впервые захотел рассмотреть какой он. Холёный. Ухоженный. Лёгкая контролируемая небритость, но ему эта нарочитая небрежность очень идёт. Нос длинноватый, но его не портит, наоборот, придаёт сходство с каким-то, не знаю, французом, что ли. Волосы короткие, тёмные, хорошая стрижка, волосок к волоску. Высокий лоб, ни намёка на морщины. Густые ресницы, чёткие линии бровей. Ну и глаза серые, тёмные, зрачкии вот тут я подвис. Его глаза выглядели почти чёрными из-за расширенных зрачков. И я же не тупой, ясно понял, что говорит его тело. Он скрытный, но глаза его выдали. И дыхание, он его сдерживал, но я наконец понял, почему дёргается кадык.
Прикинь, Дэн, я в ауте от него, от себя, едва держусь вертикально, привалился задом к парте, и он сидит, откинувшись на спинку стула, нога на ногу, и пялится, откровенно тащится от меня.
А самый цимесмне не противно. Вообще. У меня спина потеет. И член набухает. И крыша едет далеко-далеко и быстро-быстро. Мыслей ноль, соображения ноль, меня там, под его взглядом, закоротило и током бьёт. По венам коктейль ядерный катится, всё тело гудит. У меняслово даютакогоникогдане бывало!
Подчёркнуто дважды.
Он предложил вечером встретиться у него, там нам никто не помешает, пообщаемся тет-а-тет, он на машине, мол, отвезёт и привезёт, бла-бла-бла. Решил, видно, что я совсем лох. Разумеется, я отказал. Сказал, что мне нужно с ним поговорить. Прямым текстом, чуть ли не по буквам, что я не хочу с ним трахаться, а хочу кое о чём его расспросить. А он пусть отвечает, если захочет.
Ты уже понял, правда? Моё «не трахаться» его, похоже, вообще не впечатлило. Он коротко кивнул, и спросил мой номер телефона и куда за мной подъехать. Сказал, поедем ужинать в ресторан. А меня заклинило, так что от меняноль возражений, больше того, он вытащил у меня из руки телефон и позвонил себе от меня.
Да, ты прав, я вообще. И это слабо сказано. Я в хлам и ошмётки.
Потому сейчас пишу тебе, сидя с мытой шеей. И не только шеей. Принял душ, достал новые джинсы, бельё, обувь почистил. Надену твою старую кожаную куртку, ну ту, которая тебе стала мала, а мне сейчас в самый раз.
А ещё у меня в кармане джинсов уже лежат презервативы. Специальные. Я их в аптеке по дороге домой купил. Большущую пачку.
Я не собираюсь сегодня ими пользоваться. Они на всякий случай. Ничего такого я не планирую. Не планировал то есть. Но зачем-то же их купил.