Лично я бы остановился на «мерине», но пусть она меня удивит.
И что делает Бон-Бон? Начинает рассуждать вслух. Вываливает кучу информации о краш-тестах, об особенностях конструкции разных моделей, о надежности и о том, что в тех и вот тех моделях безопасностью пожертвовали в ущерб красоте. Усмехаюсь и на светофоре протягиваю руку, чтобы взъерошить ей волосы. И тут же жалею об этом, потому что от ее волос поднимается проклятый запах сладкой медовой груши. Теперь он останется на моих пальцах.
Лексус? вкрадчиво озвучивает она.
Лексус? повторяю я.
Безопасность, новые технологи
Она деловито загибает пальцы, а я едва сдерживаюсь, чтобы не заржать.
И вдруг моя Бон-Бон перестает улыбаться, румянец отливает от ее щек, а взгляд устремляется куда-то мне поверх плеча, в окно. Поворачиваю головуи вижу то, что видит она: Тапка в машине рядом. И за рулем кабриолета сидит этакая белобрысая рафинированная жертва инстаграмма.
Вот тебе и Тапок. В тихом омуте водятся и буйные ботаники.
Я поворачиваюсь к Бон-Бон, едва сдерживая на языке колючую шутку о том, что в загулы уходят не только кобели вроде нас с Владом, но слова застывают, когда я натыкаюсь на ее лицо. И что я там вижу? Панику, страх, горе, отчаяние. Я вижу мою малышку глубоко потрясенной происходящим. Как будто она шестилетний ребенок, который встала ночью за стаканом воды и увидел, как родители шпилятся на кухне.
Эй, я щелкаю пальцами у нее перед носом, привлекая внимание. И на миг мне это удается: взгляд Бон-Бон фокусируется на моей ладони. Ты ее знаешь?
Нет, бормочет она и делает то, что я ожидаю меньше всегоопускается на сиденье так низко, что и макушку не видно. Езжай за ними.
И не подумаю.
Рэм! молит она.
Светофор «моргает» зеленым, я даю по газам, а блонди, ожидаемо, тормозит и остается далеко позади. На следующем перекрестке я поворачиваю направо. Бон-Бон выбирается из своего убежища, хватает телефон и начинает что-то энергично выстукивать на экране, как будто собирается взять рекорд по быстропечатанию на смартфонах.
Дай угадаю: твой ботаник сказал, что сегодня будет учиться, учиться и снова учиться? стебусь я.
Она не обращает внимания, вся увлечена своим телефоном.
Ну ладно, малышка, придется с тобой жестко.
Бон-Бон так увлечена, что, само собой, не ждет подвоха. И когда она меньше всего этого ожидает, я хватаю ее телефон и швыряю в окно. Пока она с минуту приходит в себя, пытаясь переварить произошедшее, мы успеваем проехать пару кварталов. Сомневаюсь, что от ее игрушки под колесами машин осталось так уж много.
Я почти уверен, что вслед за молчанием последует дикая вспышка гнева, визг и попытки выцарапать мне глаза или, и того хуже, врезать между ног. Но Бон-Бон молча смотрит в лобовое стекло, сидя ровно, словно гвоздь. Понятия не имею, что творится в ее голове, но заранее готовлюсь, что рано или поздно мою малышку «прорвет».
И телефон, наконец, говорит Бон-Бон, почти до отказа выжимая звук из динамиков автомагнитолы. Теперь ты должен мне еще и телефон.
Черт, она снова меня удивила.
Я протягиваю ей свой телефон:
Найди, где у нас можно раздобыть симпатичный красный «Лексус» для моей любимой сестренки, подмигиваю я, прекрасно зная, что рискую: ничто не остановит ее от того, чтобы отплатить мне моей же монетой. А в этом телефоне у меня пара номеров таких цыпочек, что их можно продавать на аукционах дороже, чем яйца Фаберже.
Но нет: Бон-Бон быстро находит координаты и вводит их в навигатор.
Я рад, что призрак Тапка остался где-то позади. Хотя, если честно, выражение лица Бон-Бон совершенно не радует. Она улыбается, она даже начинает возиться на сиденье, и подпевать словам песни, очень неплохо копируя манеру исполнения, вместо микрофона используя мой телефон, но это всепоказуха, игра на публику, точнее сказатьигра для одного зрителя, меня. В какой-то момент мне начинает казаться, что поездка за треклятой машинойдурацкая идея, ведь все равно Бон-Бон сейчас мыслями черт знает где. Но потом она заканчивает петьи, как сумасшедшая, начинает делать селфи на мой телефон. Я рискую, отвлекаясь от дороги, но не могу не смотреть, как она корчится на камеру, стрит рожицы и ерошит волосы, изображая роковую женщину. Понятия не имею, сколько кадров она делает, прежде, чем остановиться, но явно много. И это, блядь, радует!
К моменту, когда мы останавливаемся около автосалона, малышка все-таки оттаивает и со всех ног несется вперед, как ураган вторгаясь в тишину обители дорогих тачек. Да уж, народа тут немного. Я не спешу заходить внутрь: стою перед прозрачной дверью и наблюдаю за тем, как моя малышка восторженно бродит между блестящими машинками, сосредоточенно их изучая. Консультанты: тощий и толстый, прям как по Чехову, стоят в сторонке с выражением полного непонимания на лицах. Я захожу внутрь в тот момент, когда парочка идет к моей малышке. Так сказать, закрываю ее своей широкой грудью.
И говорю волшебные слова:
Этой малышке нужна машина. Любая, какую она выберет.
Ребят фраза окрыляет, а на лице Бон-Бон появляется широченная счастливая улыбка.
Может быть, Тапок ее расстроил, но сейчас именно я дарю ей сказку.
Я был чертовски неправ, когда говорил, что люблю баловать послушный покорных женщин. Ни одной овце я бы не купил «лексус» только чтобы посмотреть, как она визжит и прыгает вокруг него, словно индеец в ритуальном танце.
Рэм? привлекает мое внимание Бон-Бон. Ты тоже не придешь на мой День рождения?
Завтрашний день расписан по минутам, и до одиннадцати ночи я точно занят, но
Куда же я денусь, малышка.
Глава десятая: Ени
Я счастлива и несчастлива одновременна. Дурацкое сочетание, словно есть мясо в прикуску с заварным пирожным.
У меня есть роскошная машинка темно-вишневого цвета, с белым кожаным салономвсе, как я хотела. Мы оставляем ее в салоне для дополнительного тюнинга, но нам обещают, что ее доставят завтра во второй половине дня, и я все, что в эту минуту проноситься в моей головеникто и никогда не делал мне таких подарков, и я знаю, что еще долго, очень долго буду наслаждаться вкусом этой щедрости.
Из автосалона мы едем за телефоном икто бы сомневался! Рэм покупает какой-то дорогущий безрамочный флагман, в который мы тут же вставляем новую сим-карту. Хорошо, что все свои контакты я храню в облаке и давно привязала их к своему гугл-аккаунту, поэтому восстановить их не составит труда. Заодно сделаю то, что давно собиралась сделать: отсею всех левых людей из своей телефонной книги.
Я бы пригласил тебя в ресторан, говорит доберман, рассматривая меня с печальным видом, но в таком виде это будет слишком экстремально. Как насчет перекусить в хорошем кафе?
Идет, сияю я. И добавляю:А потом пойдем в парк аттракционов?
Я что, похож на ребенка? усмехается он.
Ты похож на человека, который не умеет наслаждаться жизнью, честно говорю я.
На самом деле, я не хочу идти с ним и мне не нужны аттракционы. Я хочу залезть в кровать, накрыть голову подушкой и подумать. Хорошенько подумать, проанализировать сегодняшнее событие и попытаться найти разумное объяснение тому, как Тапочек оказался в той машине. Но я боюсь, что у меня ничего не получится. Потому что хоть доберман и предполагал наугад, но когда мы утром говорили с Костей, он действительно говорил, что собирается готовиться к какой-то конференции, и очень долго извинялся за то, что завтра не сможет быть на моем Дне рождения, потому что конференция в другом конце страны и приедет он в лучшем случае послезавтра вечером. Конечно, я расстроилась, но, когда речь заходила о благе для его будущей карьеры, я была готова не задумываясь наступить на горло своей гордости.
Поэтомумне нельзя домой. Не сейчас, когда я слишком на взводе, чтобы трезво оценивать ситуацию.
Рэм выбирает симпатичное уютное кафе, где пахнет пиццей и пряностями.
Ненавижу фастфуд, сетует он, изучая меню. Давай семгу на гриле?
Обожаю красную рыбу, соглашаюсь я, хоть аппетита нет.
Бон-Бон, он ее трахает, говорит Рэм, когда официантка уходит с нашим заказом. Таких телок не держат за подружек, так что твой Валенок точно дрючит ее пару раз в неделю, пока ты думаешь, что он в библиотеке.
Не надо судить всех по себе, парирую я. Ну нет, «братик», тебе меня не достать. Некоторые мужчины в состоянии контролировать свой основной инстинкт, и не набрасываются на все, что шевелится.
Да ладно, мега-мозг, ты знаешь, что я прав.
Я знаю, что ты сам бы с радостью затащил ту девицу в койку, корчусь я в ухмылке.
Ту? Да ни за что, я же не слепой. Он откидывается на спинку кресла, закладывает ногу на ногу и вдруг говорит:Я тебя хочу.
Меня берет оторопь, ведь никто и никогда вот так, в лоб, не говорил мне таких вещей. Потому что в моей жизни не было мужчин. Сначала я училась, потом я снова училась, а потом я встретила Костю, и все остальные мужчины просто перестали для меня существовать. В моих мыслях никогда не было сексуальных фантазий с участием других мужчин. Вот уже два года, как я была целиком поглощена тем, что рано или поздно наши отношения созреют до телесного контакта и
Я шучу, обрывает мою мысль Рэм, запрокидывает голову и заливисто, как мальчишка, хохочет.
Только потому, что знаешьтебе ничего не обломится, Злой братик, поддергиваю я. Прости, но ты эмммм слишком старый для меня.
Его лицо в этот момент нужно видеть. Он так резко перестает смеяться, что в наступившей тишине взрыв музыки с экрана телевизора лупит по барабанным перепонкам. Щурится, совсем чуть-чуть, но лучики морщинок в уголках его глаз не предвещают ничего хорошего. Но мне все равно: ради того, чтобы поставить на место этого умника, я готова еще хоть сто раз напомнить ему о нашей разнице в возрасте.
Мне двадцать девять, Бон-Бон, напоминает Рэм.
А мнедевятнадцать. Ну, конструктор, как у тебя с математикой? До десяти сосчитаешь?
Нам приносят заказ, и я принюхиваюсь к запеченным на шпажках кусочкам красной рыбы: странно, но теперь у меня появился аппетит. Даже живот урчит. Я не жду, пока Рэм приступит к своей порции и стаскиваю зубами первый кусочек, заедая его ломтиком огурца.
Ты девственница, выдает он через минуту, разглядывая меня с хищной улыбкой, от которой мне на минуту становится не по себе. Ну конечно, девственница. Два года с Тапкомбез рук, а такие девушки, как ты, в семнадцать точно не трахаются.
Мне приходиться собрать в кулак все самообладание, чтобы прожевать и проглотить еду, и при этом ничем не выдать свое волнение. И не покраснеть, потому что доберман не спрашиваетон утверждает. Но я буду дурочкой, если начну отпираться, потому что вовремя взятая пауза в сражении может стать залогом будущей победы.
Девственница, и что? Я беру стаканчик с колой, прихватываю трубочку губами и медленно, склонив голову на бок, посасываю сладкую вкусняшку.
Ничего кроме того, что тебе совершенно точно не стоит связываться с олухом, у которого весь сексуальный опыт сводится к перепиху с силиконовой долиной.
Есть кандидатура получше? смеюсь я.
Определенно.
Эта улыбка одним уголком губ Я едва сдерживаюсь, чтобы не схватить салфетку и прикрыть его рот, лишь бы ее не видеть.
Тебе говорили, что тыпридурок? спрашиваю я.
А тебе говорили, что тымаленькая пугливая зайка? отзеркаливает он. Чтоб я тебя больше в своей постели по утрам не видел, Бон-Бон, иначе попрощаешься с невинностью пару раз до обеда.
Извращенец, еще шире улыбаюсь я, хоть внутри все звенит.
И еще раз после обеда, не обращая внимания на мои слова, продолжает Рэм. И перед сном, обязательно.
Ненавижу его идиотские шуточки.
****
После перекуса мы едем в парк аттракционов, причем Рэм делает это без моего напоминания. Оставляет машину на платной парковке, и мы заходим в ворота, окунаясь в детский визг, влюбленные парочки, компании друзей и запахи сотен сортов цветущих хризантем. Я не шарахаюсь, когда Рэм, желая избавить меня от прущих напролом людей, обхватывает меня за плечи и отодвигает с пути или чуть выходит вперед, изображая волнорез. Но мне совершенно не хочется никакого телесного контакта между нами. Влада я могла спокойно взять за руку или повиснуть у него на локте, но с Владом в принципе все легче и понятнее, и уж точно он не высмеивал мою девственность, будто проказу. Правда, он о ней ничего не знает, потому что наши разговоры никогда не касались настолько личного.
Держи, доберман протягивает мне сладкую вату.
Обожаю ее! Визжу, отщипываю кусочек и кладу в рот, щурясь от взрыва вишневой сладости на языке. И вдруг чувствую дыхание на своих губах. Распахиваю глазаи вижу Рэма: он так близко, что запах дымной корицы, гвоздики и кориандра щекочет мои ноздри. Иесть еще одна нота. Та, которую я никак не могу разгадать. Поднимаюсь на носочки, подаюсь вперед и приближаю нос к ямке внизу его шеи. Вдыхаю, почти уверенная, что теперь я поймаю этот загадочный «последний аккорд». И ничего не происходит.
Балдеешь, Бон-Бон? спрашивает он, улыбаясь одними губами.
Пытаюсь разгадать загадку века, отвечаю я, быстрокуда быстрее, чем мне хотелось быотстраняюсь от него. Потом отщипываю еще кусочек и вкладываю ему в рот. Хочу попробовать все аттракционы.
Он медленно слизывает с губ кусочек сахарной ваты, слегка кривитсявот уж кто точно не сладкоежка, делает широкий жест рукой, словно предлагает мне весь парк, если я того захочу. И что же я делаю? Таращусь на него, как удав на кролика, изучаю изгиб губ, твердый подбородок с едва наметившейся ямочкой, контур щетины.
И когда я вижу, что он тянет руку, чтобы обнять меня за талиюотступаю. Делаю до смешного большой шаг назад, и, чтобы скрыть странное смущение, откусываю вату прямо с палочки. Даже если кусочки белых хлопьев прилипнут к щекамвсе равно. Это странно волнениепоследнее, что мне сейчас нужно.
Начнем с американских горок, скалюсь я, обгоняя его и устремляясь вперед, туда, откуда раздаются самые сумасшедшие крики.
Я не то, чтобы люблю аттракционы и не особо умею получать удовольствие от адреналиновой щекотки, но сегодня мне хочется делать то, чего я раньше не делала. Мне хочется забыться и не думать о том, кто была та блондинка за рулем, почему Костя соврал мне и где, в блестящих планах на будущую жизнь, я допустила ошибку.
Доберман не разделяет моего желания, и оставляет за собой роль стороннего наблюдателя, пока я катаюсь на машинках, лодочках, стреляю в тире и изображаю младенца-переростка, гарцуя на единороге детской карусели. Всегда, когда бы я ни глянула в его сторонуон смотрит на меня. Иногда со снисходительной улыбкой, реженепроницаемым взглядом. Или вот как сейчас, когда я спрыгиваю с единорога и сажусь верхом на боевого коня, изображая рыцаря: прикрывает глаза ладонью, смеется и поглядывает на меня сквозь растопыренные пальцы.