И больше не теряя ни секунды, я направилась прочь. Мне невообразимо хотелось уйти от этого мужчины как можно скорее и дальше. Этот разговор разбередил старые раны, вывернул их мясом наружу. В душе царило смятение, какого я не ощущала уже много лет. Идея прийти на «наше» место была скверной. Больше я не допущу подобных ошибок. Нам с Кириллом не стоит больше пересекаться, и я искренне надеюсь, что мне удастся избегать встреч с ним всё оставшееся время. А пока домой, под укрытие родных стен. Тем более, я и без того задержалась, отец уже наверное заждался меня.
***
Когда я вышла на дорогу, с которой открывался вид на родной дом, у меня упало сердце, стоило мне только увидеть машину скорой помощи у входа. Следом я заметила полицейскую машину, и моя тревога сильно возросла. Мне стало страшно. Я уже понимала, чувствовала: случилось что-то страшное, неповторимое.
Стоило мне переступить порог, как подтвердились худшие опасения, когда я увидела рыдающую в голос маму, которую безуспешно пытался о чём-то расспросить блюститель закона.
Что Что произошло? спросила я, обмирая от страха.
Вы Мария Черкасова? спросил меня полицейский.
Да, тихо ответила я. Так что случилось?
Ваш отец покончил с собой, принял сверхдозу сильнейшего психотропного препарата.
В этот момент, второй раз в жизни, мне показалось, что небо упало на землю. Полицейский продолжал что-то говорить, о чём-то спрашивал, но я уже не воспринимала его слов. Они доносились до меня, словно сквозь вату, в виде бессмысленного гула. Как? Папа не мог этого сделать! Он любил жизнь! И он никогда бы не поступил так со мной и мамой! Этого просто не может быть. Наверняка произошла какая-то ошибка.
К сожалению, ошибки не было. Папа действительно сделал это. Нам же он оставил предсмертную записку, в которой писал что больше не в силах терпеть постоянную боль и влачить столь жалкое существование. Он просил нас понять его и простить. Говорил, что очень нас любит и уходит из жизни счастливым человеком.
Видя, как убивается моя обычно сдержанная мать, я только сейчас поняла, как сильно она любила отца. Она постоянно плакала и была просто не в состоянии заниматься похоронами, поэтому этим занялась я. Тем более, когда временная глухота, после того, как полицейский озвучил страшную новость, я словно онемела. Внутри плескался Ад, но снаружи я словно покрылась коркой льда. Даже страдания и волнения из-за предательства Кирилла и Юлии словно померкли, стали какими-то блеклыми на фоне чудовищной потери. А, может, просто одна боль наслоилась на другую и вызвала эмоциональное одеревенение.
С удивляющим саму себя хладнокровием я занималась организацией похорон. Договорилась с ритуалом, администрацией кладбища и рестораном. Обзвонила множество народу, приглашая их проститься с папой.
Наступил день похорон, я смотрела как гроб с родным и любимым человеком опускают в землю совершенно сухими глазами. Мне казалось, всё это происходит не по-настоящему и не со мной. С момента, как узнала страшную весть и до сего момента, я не пролила ни слезинки. Я понимала, это ненормально, и мне хотелось, чтобы это состояние эмоционального ступора отпустило, позволив мне оплакать любимого отца, но оно не желало проходить. И я опасалась, что эмоции могут вырваться наружу, помноженные этим столбняком в самый ненужный момент. Я боялась этого. Только изменить ничего не могла. Невольно я оглядывала людей, которые пришли на похороны. Мозг отстранённо, как-то автоматически отмечал, что лишь на некоторых лицах написана настоящая скорбь и боль потери. Остальные непонятно зачем пришли, наверное, для галочки, показать всем какие они хорошие, ведь папа был уважаемым в местных кругах человеком. После погребения я продолжала тупо пялится в пространство, ко мне постоянно подходили какие-то люди, произносили скупые соболезнования. Я им кивала, что-то отвечала, но всё словно проходило мимо меня.
Маруся, внезапно напротив меня оказалась Юлия, мне так жаль.
Казалось, она искренне расстроена и переживает за меня. Совсем недавно, само её присутствие было мне в тягость, пробуждало к жизни давнюю боль. Сейчас же, глядя на бывшую подругу, я не ощущала ничего, ни радости, ни злости и обиды. Я лишь кивнула девушке, и она отошла. И снова люди, калейдоскоп из лиц. А потом, я почувствовала, объятия. Крепкие, и обладателя обнимающих меня рук, я узнаю даже спустя вечность.
Ангел, держись, прошептал мне Кир на ухо. Я бесконечно соболезную твоему горю, но я знаю, какая ты сильная, ты справишься, маленькая.
В этот момент что-то дрогнуло внутри. «Ангел», «маленькая»ласковые прозвища из прошлого, так называл меня только один человек. В объятиях Кирилла сейчас не было ничего плотского, хотя он и признался в своём желании несколько дней назад. Они несли в себе поддержку и дарили странный покой. Это казалось мне невообразимо странным и лишний раз подтверждало, что, похоже, у меня не всё в порядке с головой. Ведь в любой другой ситуации, я бы ни за что не позволила ему себя обнять.
Поминки мне показались ещё невыносимее похорон. Если по началу все делали скорбные мины и с разных сторон звучали добрые слова о папе, то вскоре люди, словно забыв зачем здесь собрались, принялись обсуждать личные дела и проблемы. Кто-то даже начал шутить. Мне было неприятно находиться в обществе лицемеров. Как никогда я жалела, что рядом нет Женьки, который как обычно стал бы для меня источником внутренних сил. Я звонила ему, чтобы сообщить о случившемся горе, рассчитывая на его поддержку, но на момент звонка Женька по делам фирмы находился в Китае. Что он там забыл не знаю, хотя он далеко не первый раз улетает заграницу из-за своей работы. К моему бесконечному сожалению, самый ранний срок его появления, с учётом срочного завершения дел, всех перелётом и прочих транспортных проволочек, сегодняшний вечер. Только до него ещё дожить надо. Сейчас же я чувствовала себя какой-то беспомощной. Мне отчаянно захотелось куда-нибудь сбежать, чтобы не видеть всех этих людей, большинству из которых не было никакого дела до моего отца. Я оглянулась на маму и убедившись, что тётя Марина рядом с ней, не оставит её и, в случае чего, поможет и поддержит её, тихонько встала и покинула это сборище.
Выйдя на улицу, я вдохнула насыщенный влагой из-за недавнего дождя воздух, и направилась куда глаза глядят. Неожиданно я осознала, что рядом кто-то идёт. Подняв голову, я увидела Кирилла.
Уходи, обронила я безэмоционально.
Нет, покачал мужчина головой.
Я надеялась, ему быстро надоест тащиться за мной, но время шло, а Кирилл продолжал идти рядом, правда на расстоянии. Свернув в сторону, я очутилась во дворе какого-то трехэтажного дома. Заметив лавочку, я с облегчением опустилась на неё, так как у меня начали гудеть ноги. Кирилл сел рядом.
Кирилл, пожалуйста, уйди, снова попыталась я прогнать мужчину, Я хочу побыть одна.
Ну уж нет, упрямо поджал он губы, ты явно не в себе, ангел. Ты всегда была эмоциональной, а сейчас словно мёртвая. Я не оставлю тебя в таком состоянии.
Его упорство начинало меня злить.
Нормальное у меня состояние! огрызнулась я. Что ты привязался ко мне? Пойми, я тебе не рада!
Вот, широко улыбнулся этот гад, злись, кричи. Дай выход своим эмоциям.
Да как ты смеешь! вспыхнула я. Убирайся! Ты изуродовал мою жизнь! Ненавижу тебя! Какого чёрта ты вообще припёрся на похороны моего отца?!
Во-первых, я его знал и уважал. Твой отец был достойным человеком. Во-вторых, чтобы поддержать тебя. Я знаю, как может сломить потеря, ответил Кирилл.
Да пошёл ты! закричала я в бешенстве. Что ты можешь знать об этом?! Ты никогда никого не терял; желаю ещё долго не знать, каково это!
Ошибаешься, тихо произнёс мужчина. Однажды я потерял единственную женщину, которую любил. И пусть она жива, это ничего не меняет. Для меня она недосягаема.
Я не собираюсь обсуждать твои проблемы и наше прошлое! я буквально задыхалась от возмущения. У тебя вообще есть хоть что-то святое? Я только что похоронила своего папу, а ты опять лезешь ко мне со свой любовью и нашим прошлым. Ты
И неожиданно плотину прорвало, я разрыдалась. Горько, в голос. Осознание, что папа ушёл навсегда, навалилось особенно сильно. Понимание, что больше никогда он ничего не скажет мне, не улыбнётся, я не смогу его обнять и посмотреть в его лучистые серые глаза, стало невыносимо острым, убийственно болезненным.